Страница 34 из 93
Глава 10
В город мы возвращались молча. Альрик так сильно переживал за посмертие Халле, что даже я проникся, хотя погибнуть от когтей и зубов тварей — не самое страшное, что может случиться. Это ж не живьем быть закопанным. Согласно моим представлением Хунор и так должен позаботиться о Рыбаке. Или Фомрир, ведь сражение с тварями по его части. Но мамирову жрецу, конечно, виднее и, если Рыбаку нужен обряд, мы его проведем.
Я тоже чувствовал ответственность, ведь с Види познакомился я. Если бы не его наводка на болото, мы пошли бы снова ловить тварей на море. Хотя и это — не самое безопасное для Рыбака дело.
— Что ты видел? — вдруг спросил Альрик.
— Что? — не понял я.
— Что ты видел на болотах? Как на тебя действовал дурман?
— Ну это… тени всякие, — запинаясь, сказал я. — Будто следит за тобой кто-то. Тяжесть в груди.
— Какие именно тени? Ты кого-то видел?
Да чего он докапывается? Сказал же: тени.
— Ну, вроде как мелькает что-то. И прибить хочет.
Хёвдинг остановился, тяжело вздохнул.
— Вот что, сын Эрлинга. Ты ходишь со мной уже два года, я тебя знаю как облупленного. Слышу, что скрываешь что-то, — он посмотрел мне в глаза. — Мне нужен надежный спутник. Хускарлов я взять не могу, так как их там не было. Среди ульверов вы с Тулле самые сильные, но в прошлый раз Тулле сорвался. Я не могу рисковать посмертием Халле. Если мне придется биться и с тварями, и с Тулле, я могу не справиться. Потому мне нужно знать, что ты видел. Будешь помехой или подспорьем? Если не скажешь, лучше тогда один пойду.
— Ладно, — сдался я. — Бабу я там увидел. Голую.
— Что? — Альрик не поверил своим ушам.
— Будто бриттка вышла в чем мать родила. И будто я ее поимел, — с трудом выдавил я.
Беззащитный ржал, как конь. И ржал, как по мне, слишком долго.
— Годится, — сказал он, утирая слезы. — Если увижу, что снимаешь штаны, влуплю. Главное, чтоб кого другого по ошибке не поимел.
— Да у меня просто женщины давно не было. С самого острова! — оправдывался я. — У бонда не успел, в Сторборге — сам знаешь, как сложилось. Тут не только на болоте бабы будут мерещиться.
Альрик все еще смеялся.
— Уговорил, твариный сын! Будет тебе женщина. Чтоб натрахался перед болотом до выжатых яйц и звона в ушах.
— Руку только надо подлечить.
Мы отыскали дом целительницы. Крепкая трехрунная женщина долго мяла мою больную руку под визги пятерых или шестерых детишек всех возрастов и полов. Они шныряли повсюду, трогали мой топор, тянули ручонки к мокрой бороде Альрика, дергали мать за подол, но та не обращала на них внимания и исследовала мои кости.
— Нет, так не пойму, — наконец сказала она. — Слишком опухло. Надо пустить кровь.
Так и не отцепив ребенка от юбки, она поднялась, принесла глубокую плошку, нож, тряпки, задержала мою руку над плошкой и резанула прямо по красному синяку. Из раны потекла кровь. И враз детишки замолкли, уставившись на рану. Я даже подумал, а точно ли надо было резать? Или она это сделала, чтоб ненадолго побыть в тишине? Но опухоль и впрямь спадала на глазах, и вскоре рука стала обычной толщины.
Тогда целительница еще раз промяла руку, покивала самой себе, сказала:
— Держи пока над плошкой.
А сама занялась приготовлением мази.
Кровь уже не лилась ручьем, а капала в миску. И малыши следили за каждой каплей, ради чего вскарабкались на лавки и даже на стол. Хорошо хоть руками не лезли да в рот не совали, иначе б я ненароком и врезать мог.
— Поломанная кость, — сказала целительница.
Я вздрогнул от неожиданности.
— Одна поломанная, вторая треснула. Оно и само зарастет, если не трогать да рукой не махать.
— Побыстрее надо, — вмешался Альрик.
— Есть способ и быстрее…
Хёвдинг положил на стол полновесную марку серебра. Орсова женщина глянула и вышла из дома. Вернулась с крупной темной костью и сказала Альрику:
— Разруби-ка на две части. Лучше поровну.
Беззащитный снял детишек с лавки, положил туда кость, примерился мечом.
— Нет. Дай-ка свой топор. Им сподручнее будет.
Я протянул ему оружие, и он с одного удара расщепил кость пополам. Внутри я увидел темную, почти черную блестящую гущу.
Целительница тем временем обмазала всю руку от плеча до пальцев мазью, обмотала ее тряпкой, затем приложила половинки кости с двух сторон и обмотала еще одним слоем так, что я теперь не мог согнуть руку ни в локте, ни в запястье.
— Ты рукой особенно не маши. Пусть отдыхает да срастается.
Я прислушивался к разгорающемуся пожару внутри руки. Казалось, будто у меня кожа изнутри чешется.
— Это кость не простая, а твариная, хоть силой та тварь не особо вышла. Мазь всю крепость из твариной кости будет вытягивать и в твою вливать. Если пять дней выдержишь и не снимешь повязки, станут твои кости крепче прежнего. И смотри не намочи повязку. Лучше под плащом держи или кожаный мешок сверху натяни.
— Значит, через пять дней можно снимать? — уточнил Альрик.
— Да, через пять дней. Не раньше. Сами увидите, твариная кость посветлеет и гуща вся уйдет.
— А вреда потом не будет? Он сможет расти в рунах? Стать хельтом?
Я испуганно вскинулся. Что за вопросы? Неужто и так может случиться? Я и с поломанной рукой походить могу.
— Сможет, — засмеялась целительница. — А сердце твариное еще лучше уляжется. Я уже десять лет лечу. И карлов исцеляла, и хускарлов, и хельтов тоже. Не боись, хускарл. Будет твой воин крепче прежнего.
Качнувшись, я встал на ноги. Несгибающаяся левая рука мешала двигаться, как прежде. Даже во время такого простого движения она врезалась в стол и смахнула одного ребенка с лавки. Боль, которая была до лечения, нынче казалась желанной, так как и кожа, и кость, и мясо полыхали огнем, особенно там, где твариное прилегало к телу. Или это горело от мази?
Я с подозрением глянул на орсову женщину. Уж не мать ли она Скирикра? А может, она родственница одного из тех трех парней, с которыми я подрался в Фискехале? Может, она решила меня убить?
— А с кровью что делать будешь?
Голос Альрика доносился как будто издалека. Детишки, лишившись развлечения, тоже раскричались, но и их я слышал размыто.
— Хочешь, тебе отдам. Можно пожертвовать ее одному из богов. А хочешь, оставь. Есть смеси и зелья, которые на крови делаются, так и мне подспорье бы было.
Слова все были знакомы, а понимать их я почему-то разучился.
— Заберу с собой. И плошку тоже. Где тут ближайшее подворье Фомрира?
— Как знаешь. Фомриров двор, как и Скириров, — возле дома конунга. Недалече от Красной площади.
— Спасибо тебе, дочь Орсы.
Он взял меня за локоть здоровой руки и поволок к выходу, где я не сразу вошел в дверной проем. Крепко треснувшись лбом, я сумел-таки протиснуться наружу.
Как Беззащитный дотащил меня до судна, я не помнил. В памяти только и остался удивленный возглас Арне Кормчего:
— Это где он так нализаться успел?
Очнулся я, когда вздумал перелечь на другой бок и навалился на больную руку. Поднял голову и увидел, что лежу в тени бочки, сверху надувается парус, и Волчара куда-то мчит по реке.
— О, Кай Костяная рука проснулся, — приветствовал меня Видарссон.
— Я тебе и одной рукой навалять могу, — вяло огрызнулся я.
— Болит? — кивнул на обмотки Тулле.
— Не особо.
Я прислушался. Вчерашний пожар, если лечение было вчера, утих до тлеющих углей: ноет, но терпимо. Твариная кость никак себя не казала. Наверное, это мазь была такой едучей, а за ночь впиталась и успокоилась.