Страница 58 из 94
Возвращаясь к Наделю, отмечу его тезис о том, что доминирующей концепцией истории от Ренессанса до Просвещения была концепция истории назидательной, дидактической в плане изложения, индук-
99 Nadel G. H. Philosophy of History before Historicism // History and Theory. Vol. III. №3. P. 291-315.
тивной по своему методу и основанной на общих положениях стоиков, риторов и римских историков. История, как и во времена Полибия, вновь стала учебной дисциплиной для правителей. Концепция истории, понимаемой как magistra vitae, вызвала к жизни как частные ис следования, так и трактаты об истории - «Artes Historicae» (собрание этих трактатов - «Artis Historicae Penus» - было издано в двух томах в 1579 г. в Базеле), наиболее значительными из которых в XVI в. были «Methodus ad facilem historiarum cognitionem»340 Жана Бодэна (1560), в XVII в. - «Ars Historica» (1623) Воссиуса, для которого история была познанием частностей, память о которых полезна, «ad bene beateque vivendum» («чтобы жить хорошо и счастливо»), а в XVIII в. - «Метод изучения истории» Лангле дю Френуа, вышедший в 1713 г., за его первым изданием последовали несколько других.
Открытая идеям цивилизации и прогресса, история философов Просвещения, которые стремились придать ей рациональный характер, не смогла заменить концепцию назидательной истории; в результате история ускользнула от великой научной революции XVII и XVIII в. Эта концепция просуществовала вплоть до того времени, ког да ее сменил историцизм. Новая господствующая концепция истории родилась в Германии, а точнее в Геттингене. В конце XVIII и начале XIX в. преподаватели университетов, мало интересовавшиеся публикой, для которой история являлась этической наукой, превратили ее в занятие профессионалов, специалистов. «Борьба между историком-антикваром и историком-философом, между ученым педантом и хорошо воспитанным джентльменом закончилась победой эрудита над философом» [Nadel. Р. 315]. Уже в 1815 г. Савиньи говорил: «Истори более не только собрание примеров, но единственный путь к истинному познанию своеобразных условий нашего существования»341. Большая четкость отличает высказывание, ставшее знаменитым и принадлежащее Ранке: «Историю наделяют функцией судить прошлое и просвещать настоящее, дабы сделать будущее полезным; я не пытаюсь ставить перед собой задачу достичь столь высоких функций, я лишь стремлюсь показать, как все происходило в реальности»342.
Прежде чем рассматривать новые концепции истории немецкой ученой истории XIX в., иначе говоря, историцизм, я хотел бы внести две поправки в интересную идею Наделя. Первая состоит в том, что идеи ведущих историков конца XVI в. не сводятся к идее назидательной истории, и что теория полной, или всеобщей, истории идет гораз дальше. А вторая - на что, собственно, и намекает Надель - заключается в том, что христианская провиденциалистская теория истории продолжает существовать в XVII в. и свое наиболее заметное выражение находит в «Рассуждении о всеобщей истории» Боссюэ (1681).
Определенное число французских историков второй половины XVI в. занимали крайне честолюбивую позицию в отношении завершенной, или совершенной, всеобщей истории. Мы встречаем э концепцию у Бодэна, у Николя Винье, автора «Общей истории французов» (1579) и «Историальной библиотеки» (1588), у Луи ле Руа («О превратности, или Изменчивость вещей во вселенной...», 1575) и особенно у Ланселота Ла Попелиньера с его тремя трактатами, объединенными в одном томе: «История историй», «Идея завершенной истории» и «Очерк новой истории французов» (1599). Бодэн больше всего известен своей идеей о влиянии климата на историю, в чем он предвосхитил Монтескье и историческую социологию. Однако его «Метод» (1566) - всего лишь введение к большому трактату «Республика» (1576). Это философ истории и политики, а не историк. В основе его концепции истории лежит гуманистическая идея полезности. Все эти ученые придерживались трех идей, которые луч ше всех выразил Попелиньер. Первая заключается в том, что история не является чистой наррацией, литературным сочинением. Она должна исследовать причины. Вторая, наиболее новая и наиболее значительная, состоит в том, что объектом истории являются цивилизации и цивилизация. И начинается она еще до возникновения письменности. «Ла Попелиньер, - пишет Джордж Хапперт, - в простейшей форме утверждает, что историю следует искать повсюду - в песнях и танцах, в символах и других мнемотехнических приемах» [Huppert, 1970. Р. 143]. Это история тех времен, когда люди были «сельскими и нецивилизованными». Третья идея сводится к тому, что история должна быть всеобщей в наиболее полном смысле этого слова: «История, достойная этого имени, должна быть всеобщей». Мирья Ярдени справедливо отмечает, что подобная история отличалась бы новизной и что Ла Попелиньер как раз и подчеркивает ее новизну. Однако он был поставлен в невыгодное положение своей пессимистической христианской концепцией .
Последним шедевром исторического августинизма, который еще оказывал воздействие на Ла Попелиньера, стал труд Боссюэ
103 Yardeni M. La conception de l'histoire dans l'œuvre de La Popelini re // Revue d'Histoire Moderne et contemporaine. Vol. XI. 1964. P. 109-126.
«Рассуждение о всеобщей истории» (1681). Боссюэ, который написал специально для своего ученика - дофина, сына Людовика XIV -«Краткий курс истории Франции», создает свои «Рассуждения», также имея в виду своего воспитанника: первая часть, обозрение истории до Карла Великого, действительно представляет собой настоящую Речь343, а вторая, «показ истинности католической религии в ее отношениях с историей, - это поучение» [Lefebvre. Р. 97] Наиболее интересна третья часть - исследование предназначения империй. Действительно, за общим утверждением о непредсказуемом господстве Провидения над историей проглядывает рациональность Истории, обусловленная тем фактом, что своеобразные события входят в общие, глобально детерминированные системы. Бог вмешивается (притом редко) лишь через посредство вторичных причин. Но не только Боссюэ, хотя он и читал ученые труды, чаще всего колеблется между апологетикой и полемикой; идея развивающейся во времени истины ему чужда. «Изменение для него - это всегда признак заблуждения. Чего более всего недостает этому историку, узнику определенной теологии, так это чувства времени и развития» [Ehrard, Palmade. P. 33].
Нам остается напомнить об еще одной оригинальной философии истории, которая в свое время держалась особняком, но имела удивительную последующую судьбу, - это философии истории Джамбатисты Вико, профессора Неаполитанского университета (1688-1744), чей главный труд «La scienza nuova» (или, точнее, «Principi d'una scienza nuova d'intorno alla commune natura délie nazioni»344) только за период с 1725 по 1740 г. выдержал несколько изданий.
Будучи католиком, Вико являлся антирационалистом. Он «выдвигает идею своеобразной разновидности дуализма, выраженного в признании существования истории сакральной и истории мирской. Всю нравственность и рациональность он отнес к истории сакральной а в истории мирской видел развитие иррациональных инстинктов, реалистического воображения, необузданной несправедливости»345. Страсти людские ведут государства и народы к упадку. Своего рода классовая борьба между «eroi» («героями»), хранителями прошлого, и «bestioni» («скотами»), плебеями и сторонниками перемен, обычно заканчивается победой bestioni, упадком, сменяющим апогей, и пере ходом к другому народу, который, в свою очередь, растет и слабеет (corso и ncorso); именно человек создает этот исторический мир.