Отражение глаз твоих [пишется]

Константин Юрьевич Бояндин

Отражение глаз твоих

(Ралион-7)

I. Погребённые под пеплом

Он стоял у трапа, спиной к кораблю, глядя на стену леса, простирающуюся влево и вправо, до самого горизонта.

Всё восточное побережье Большой Земли походило на этот, довольно маленький и переживающий не лучшие времена порт — скрытое от посторонних глаз сплошной зелёной преградой, успешно пережившей войны, пожары и прочие бедствия, вне зависимости от того, кто или что было их причиной. Все вещи его были уже на корабле. Лишь то, судьбу чего ещё предстояло решить, было в небольшой кожаной сумке, в руке. В который раз Теммокан (Теммокан Анвалагир Овеордал анс Ваэркас) собирался покинуть место, в котором, вероятно, стоило бы задержаться надолго. В сумке же оставалось то немногое, что связывало его с этим местом. Он медлил, но никто на судне не торопил его окликом. Тот, кто вступает на палубу корабля, всякий раз вручает свою судьбу силам, что выше воображения смертных. Каждый моряк суеверен, и не без причины. Нельзя понапрасну тревожить человека, который, возможно, никогда больше не ступит на надёжную землю.

Дорога, по которой он прибыл в порт, терялась вдалеке. Узенькая змейка, неторопливо струящаяся на запад.

Или на восток.

Наконец, Теммокан решился и, резко повернувшись, уверенно зашагал по узкому колеблющемуся трапу.

Лоб его был обильно покрыт мелкими капельками пота, несмотря на прохладу.

В этот раз он унесёт частицу прошлого с собой, не станет предавать его морю. Чтобы иметь право на будущее, надо располагать и прошлым. Каким бы ни было это прошлое.

Берег постепенно отдалялся, а Теммокан, всё ещё сжимая сумку в руке, не мог оторвать от него взгляда. Так уже было, подумал он, но в другом месте, и совсем недавно… Линнермон, 58 Д., лето Ей не спалось и стеречь их крохотный лагерь она вызвалась сама. Хотя кому бы пришла в голову мысль нападать на них? Местных жителей отпугивала, и не без причины, высокая каменная громада святилища, возвышавшаяся за спиной. Те же, кто считал своим долгом выследить их всех и предать забвению, не знали ничего об этом месте. Во всяком случае, так хотелось думать.

От лёгкого удара по углям из костра выплеснулся рой огненных светлячков. Многим из них удавалось подниматься удивительно высоко, прежде чем прохладный ветер уносил их в небытие. Сидевшая у костра оглянулась — никого не видно. Хотя спутники её, конечно же, рядом. Вполне возможно, что и они смотрят на рдеющие угли.

Как трудно оторвать взгляд от огня, подумала она. В тот раз я тоже стояла и смотрела, долго, очень долго… Но это было в другом месте, и давным-давно.

Теммокан стоял у окна и глядел на парк, расстилающийся перед ним. Тополиный пух. Бесшумная жаркая метель, крохотный осколок зимы в разгар лета. Откуда здесь столько тополей? И именно вокруг Хранилища, и без того надёжно скрытого от постороннего взора.

Как странно поворачивается жизнь, подумал Теммокан, прибывший сюда, на материк, с мало кому известных островков, затерявшихся в безбрежном океане. Что я, навигатор, делаю здесь? Словно весь остальной мир просто не существует. Впрочем, отчасти ведь так оно и есть.

Из нагрудного кармана куртки он извлёк три утративших свойства "зрячих камня", килиана и посмотрел сквозь их чуть замутнённые глубины. Шарики и шарики. Горный хрусталь. Хоть сейчас в переплавку… что ещё с ними делать? Разве что детишкам отдать, чтоб играли. Хотя нет, решил он, спрятав шарики, детям такого давать не стоит. Слишком многое им удаётся из того, что взрослые считают невозможным по определению. Кстати, это идея… Надо будет обсудить с начальником. Пора.

Теммокан (который более семнадцати лет не покидал палубы корабля дольше, чем на неделю) едва ли не вприпрыжку спустился на один этаж, повернул направо и сделал двадцать шагов, отделяющих его от кабинета. Изнутри доносился недовольный голос — опять кого-то распекает. Можно не утруждать себя стуком. Тем более, что ему назначено. Навигатор бесшумно открыл дверь и остановился, тщательно прикрыв её за собой. Сквозняков здесь не любят. Начальник, получивший за своеобразные манеры одеваться и вести себя прозвище «Светлейший», приветствовал подчинённого едва заметным движением головы и продолжал говорить (при этом он всегда вставал, с кем бы ни шёл разговор).

— … Меня это не волнует. Не вол-ну-ет. У меня к концу недели протухнет ещё сорок «шариков». Так что отыщите матрицы, где хотите. Что?… Нет, не касается. Купите, обменяйте, одолжите. Украдите, в конце концов. Чтобы завтра к вечеру дюжина матриц лежала у меня на столе.

Не дождавшись ответа, Светлейший выбросил переговорную трубку в пространство, где она и исчезла. В другой его руке островитянин заметил сигару, ещё не раскуренную.

Так.

Надо как можно быстрее покончить с разговором, пока он не зажёг её. Насколько приятным был аромат сигар, пока они лежали в своих кедровых сундучках, настолько же мерзким был смрад их дыма. Ни магия, ни кондиционеры не спасали.

— Садись, — милостиво велел Даллатер. Вряд ли это — его настоящее имя. Слишком уж короткое — что за имя для человека такого положения?… Пока Светлейший не велит сесть, стоят все. Даже градоначальник. Даже Дракон, которому все людские условности нипочём.

— Что там у тебя? — проворчал Светлейший, отрезая у сигары кончик с видом скульптора, завершающего величайший шедевр.

— В городе появились… — Теммокан замялся, но Светлейший и не подумал поднимать взгляда. — Одним словом, знакомые мне люди. Я обязан… встретиться с ними.

Светлейший отложил сигару в сторону и воззрился на Теммокана. Хороший признак, подумал тот. По всему видно… должно повезти! Когда ещё будет такая возможность?

Даллатер так же молча отвёл взгляд светло-серых глаз и неторопливо принялся раскуривать сигару. От старой, едва живой походной зажигалки-"прутика". Что за привычки… При такой роскоши кабинета… Теммокан понял, что дым придётся стерпеть. Он просто обязан стерпеть всё, что угодно.

— Нет, — лаконично ответил Светлейший и перевернул заявление Теммокана текстом вниз. По бумаге пошла рябь и она словно впиталась в стол — отправилась в архив.

Островитянин не сразу поверил своим ушам.

— Что…

— Я сказал — нет, — Светлейший вновь смотрел прямо ему в глаза. — Месть, не месть, обычай или нет — меня это не касается. Я тебя нанял, Теммокан анс Ваэркас, и мои решения обжалованию не подлежат.

Островитянин поднялся, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. Ему стало необычайно жарко. Ярость постепенно скапливалась в нём, пока никак не искажая спокойное выражение лица. — Вы не понимаете, Даллатер, — навигатор ощущал, как тяжело выдерживать взгляд. Неужели Светлейший и вправду обладает даром внушения?

— Через три дня они… уедут, и другого такого случая может не представиться. — Проклятие, я словно оправдываюсь!

— Я всё понимаю, — Светлейший откинулся на спинку кресла. — Будь это первой попыткой, я бы отпустил тебя. Теперь же это просто просьба об отпуске. Извини, сейчас не время отдыхать.

Навигатор сделал шаг вперёд. Если бы Светлейший улыбнулся или иным образом выразил снисхождение, он бы бросился на него. Чем бы это ни кончилось. Однако Даллатер сухо кивнул и вернулся в прежнее, сидячее положение. Осторожно положил сигару в пепельницу и негромко побарабанил пальцами по крышке стола.

— Просьба отклоняется, — произнёс он, обращаясь к столу. — У нас дел невпроворот. Возвращайся на рабочее место, Теммокан.

И вновь открыл папку, в которой время от времени скапливались бумаги, подлежащие рассмотрению.

Некоторое время Теммокан боролся с выражением своего лица, после чего стремительно распахнул дверь и вышел вон.

Дверь за собой он закрыл аккуратно. А так хотелось ею хлопнуть…