Страница 7 из 70
— Почему же? Пусть Гао будет мессией, колдуном, избранным… Да кем угодно, если людям от этого легче. Отчего же и нет? По городу ходят слухи, что он излечил некую пожилую женщину всего-то одним касанием! Слышал? — Ён лишь вздыхает. Ну да, ну да. А ещё он слышал, что на ежегодные пожертвования в фонд Великого Гао можно купить два участка, не меньше Оли-Варовских. Навряд ли получилось бы собрать такое количество байтов без подобных баек. — Вот ты… Чего больше всего в жизни желаешь?
— Ну… — У Ёна редко спрашивают, чего он хочет, потому он в замешательстве. — Ну… Я бы хотел, наверно… Гао, конечно, не в силах это исполнить! Но я хотел бы какое-нибудь дело… Чтобы оно на слуху было. Чтобы все о нëм знали… А я смог бы раскрыть преступление и доказать, что тоже чего-то стою…
— Зачем? Слава нужна? И почести? — Ён мотает головой, хотя в каком-то роде так оно и есть. — В любом случае, не тот райончик для великих свершений выбрал.
— Не то чтобы мне дали выбрать…
— Неужто купил? И что же? Как оно?
Ёну не по себе. И этот вздумал над ним потешаться.
— А ты, смотрю, страх совсем потерял. Любовь Великого Гао, небось, сделала мозг девственно чистым. Ну, не переживай! Я тебе верну понимание общественного порядка. Наклонись-ка поближе, — он подзывает жестом, но наглец не думает слушаться. — Считаю твои данные. Мигом штраф тебе оформим.
Ён не успевает толком открыть дверцу, как незнакомец срывается с места и несётся прочь. Только вышитые белыми нитками на куртке крылья мелькают, когда их касается свет от направленного фонарика.
— Кто он?
— Мне не удалось установить связь, — отрапортовывает Борд.
— Получила блок при запросе подключиться?
— Я не смогла найти его сеть.
— Значит, точно нужно отловить! — шагает к Черничному переулку Ён. — Запроси подмогу!
— Уже, но из-за Долгого пути движение приостановлено.
А парень-то не дурак! Знал, что ничего ему не будет, потому и вёл себя нагло. Ён ускоряется, словно не преступника хочет поймать, а убежать от стыда за собственную глупость.
— Без подключенного устройства он не виден, — отрезвляет его Борд. — Даже дроны растерялись. Сейчас его не догнать. — Ён останавливается, но продолжает всматриваться в темноту переулка. — Надёжней будет вернуться подготовленными и выловить его. Он знал, куда бежать, значит не первый раз сюда приходит.
Ён хотел бы сам прийти к этим умозаключениям, и теперь, когда Борд управилась с анализом вперëд него, чувствует нешуточный укол зависти.
— Дожили, — протягивает он.
Борд не понимает его огорчения и, более того, не принимает его во внимание, чем сильно удружает.
Оставшееся время Долгого пути и дороги к участку Ён молчит. Борд его в этом поддерживает. В желудке покалывает от ожидания, что в попытках ободрения она вот-вот подключится к приёмнику и начнёт поиск раздражающих заводных песен. Однако обновление справляется на ура, в этот раз она правильно улавливает настроение.
Участок по-прежнему залит тяжёлым сплавом из тишины и покоя. Ён выгружает заказ на ближайший стол и направляется докладывать о нерадивом курильщике. Дело до этого однако не доходит.
— Совсем ума лишилась, — шепчет Диан. Че Баль громко выдыхает в знак согласия. Все, кроме Ёна, толпятся возле небольшого экрана. — Какого уровня в них информация? На эти байты точно небольшой райончик, вроде нашего, месяц можно было снабжать водой. А она что? Открыла информацию об измене своего мужа — как будто кроме неë кому-то важно, сколько бабёнок он жахает — и сделала еë общедоступной. Просто в утиль пустила. Свинорылый! — замечает он Ёна. — Куда крадёшься? К начальнику? Занят он сейчас. Звонок какой-то важный. Не отвлекай его. Вот чёрт! — цедит он сквозь зубы. — Вы только гляньте, как важничает! Будто планету спасла своими откровениями!
По телевизору идут дебаты. Онлайн трансляция с политиками, претендующими на пост следующего мэра. Ён, как видит, из-за чего поднялось негодование, тут же теряет интерес. Раздаёт булки и кофе, а сам садится за стол.
— Ширанья точно победит, — говорит Диан. — Я за него буду голосовать. Эта дамочка на полном серьёзно полагает, что кто-то поддержит стерилизацию, за которую она ратует?
— По мне так вполне закономерное предложение, — отзывается Лия. — Позволяет наверняка иметь лишь одного ребёнка. А не как у еë муженька, трое и все от разных. Для кого-то ребёнок получается первым, а для кого-то — нет. Честно ли это? И как его тогда записывать в документы. Перворожденный он или нет?
— А что если единственный ребёнок, например, умрёт? — отпивает из одноразового термостакана Че Баль и сперва удивлённо смотрит на него, а затем озирается по сторонам. Он видит Ёна только сейчас и перестаёт ёрзать. — Иного, считай, уже не заведёшь. Да и мало ли чего может случиться!
— Человечество эти личные трагедии как-нибудь переживёт, — отмахивается Лия. — Если не понимаешь, лучше молчи! Не хватает тебе осознанности. Тоже небось боишься за неё голосовать, потому что не сможешь тогда от жёнушки своей гулять. И вообще ничего не сможешь!
— С чего решила, что только мы этим грешим? — Диан отпускает хмурость со своего лица. Вместе с ней уходит и внезапная бледность. — На прошлом участке, где я работал, муж убил свою жену, когда узнал, что она не от него родила.
— Пожалела бы, да некого, — холодно отвечает Лия.
— А с ребёнком что? — уточняет Ён. — В приют отдали?
— Естественно, — глядит на него Диан. — Кому такой позор нужен?
Когда чего-то становится много, то это что-то приобретает статус мусора. Даже если и выкинешь, не убудет. Ёна с детства учили, что такая участь грозит только вещам. Но чем чаще он выходил на улицу и общался с окружающими его людьми, тем больше понимал, что это не так.
— У человека есть естественные, базовые инстинкты, — умничает Че Баль. — Они достались от природы и если их выкорчевать, то человек самим собой не будет. А она прямо сейчас, на дебатах, клянётся, что если выберут еë, то она один из них — размножение — сделает практически незаконным. Это ж против природы, считай, пойдём.
— Штрафы же ввели, — Лия скрещивает руки на груди.
— Сравнила тоже, — ухмыляется он, — штрафы и стерилизацию. Итак большая часть не знает, что такое иметь брата или сестру. Кстати, каково это? — Они словно по указке поворачиваются к Ёну. — Свинорылый, может, сейчас-то расскажешь! Узнаем хоть, какого выбора нас лишают.
Выражение «свинорылый» давно должно было стать комплиментом. Свинина сейчас тот ещё деликатес, между прочим. Тем не менее, старое значение сильно засело в умах людей. Каким бы драгоценным ни было натуральное мясо, слышать в свой адрес, что у тебя свиная морда, неприятно.
— А каково — не иметь? — спрашивает Ён.
Че Баль пожимает плечами и поворачивается обратно к экрану. Другие повторяют за ним.
— Он ведь тебя на пять минут всего старше? — спрашивает Диан. Ён кивает им в спины. — Вот она, конкуренция в деле. Ещë не родился, а уже нужно бороться за место. — Он снова глядит на Ёна. — Да не потей ты так! Чай не допрос с пытками учинили! Просто думаю, как же он, должно быть, ненавидит тебя. Вы же, получается, близнецы? — Ён кивает в очередной раз. — Однояйцевые? Тогда точно ненавидит, — соглашается он сам с собой. — Ты ж буквально его лицо до операции. Все, кто с вами обоими знаком, знают и видят то, что он пытается скрыть и забыть, как страшный сон.
— А ты бы своего ненавидел? — Ёну действительно интересно, потому вопрос звучит громко и уверенно.