Страница 36 из 70
Глава 4–2. Белое пятно на серой стене
Дед, по словам Диля, запрещает выпускать Ёна из чулана, этакой пристройки к кабинету Врача, два дня к ряду. Разве что в туалет, и то под надзором Диля. А когда тот уматывает, как он выражается, по делам, приходит очередь и самого владельца апартаментов, Врача.
На самом деле его не ограничивают в движении по дому, хотя и ходить-то здесь негде. Запирают только в том случае, если к Врачу заявляется какой-то заблудший пациент — сами прекрасно понимают, за серыми стенами особо не забалуешь, если не ищешь скорой смерти. Ён не сильно прислушивается, но кому-то нужны новые глаза, кому-то печень. Вот только ни морозильников, ни камер, где могли бы храниться необходимые органы, в доме Врача нет. Ён порывался спросить и об этом, но ему, естественно, никто отчитываться не стал.
Два дня проходят гораздо быстрее одной ночи. Пока дневной свет озаряет комнату, есть на что отвлечься. Чем занять свой пытливый ум. Однако, Ён успевает ощутить на себе всю непроглядную тьму здешних ночей. Не спасает и тусклый свет, тянущийся от города и рассеивающийся, так и не добиравшись до кабинета Врача.
Ночь полна странных звуков, редких вскриков и жутких мыслей. Все они терзают не только морально, но и физически. К утру голова раскалывается, и слабость не отпускает, пока солнце не докатывается до середины неба.
Ночь полна кошмаров, не имеющих никакого отношения ко сну. На Ёна давят воспоминания, о которых он не думает днём. Его то бросает в озноб от месива, которое когда-то было людьми, а теперь застилает грязный пол. Затем глухой удар отдаёт в уши — его он услышал во время последней встречи с Дианом.
Неужели тоже мёртв? Из-за того, что не хотел умирать, Ён погубил кого-то другого? Обычно, какой бы трудной ситуацией не казалась, он находил, как из неё выбраться. Иногда кто-то помогал, иногда он справлялся сам. Вероятно, по этой причине он привык к счастливому разрешению проблем, и когда одна из них вдруг забрала чью-то жизнь, вина, словно глубоко засаженная заноза, покрывает его разум гнойными нарывами.
На утро Ён допытывается у Диля:
— Диан жив? — Только Диль совершенно его не понимает. Тогда он уточняет: — Второй полицейский…
Затянутое замешательство в его взгляде заставляет Ёна отступиться. Правильно, стольких перебил! Ещё бы каждого помнил!
Сейчас Ён, пришедший в себя от ночных метаний, буравит взглядом очередные поджаренные тушки крыс, но не притрагивается к ним.
— Ты ничего не ешь, — замечает Врач нелюбовь Ёна к местной кухне.
— Когда будет еда, обязательно набью желудок под завязку.
Мало ли что намешано в дряни, которой его потчуют. Мало ли на чём она выросла.
— Пускай морит себя, сколько пожелает, — появляется на пороге Диль. — Как проголосопанится, всё, что дадут, сметёт.
Ён закатывает глаза. Нашёлся тут знаток жизни!
— Ты сегодня быстро, — встречает его приветственным кивком Врач.
Ён потерялся во времени, но, кажется, не прошло и двух часов с тех пор, как Диль отправился в город.
— Ложная тревога! — тот, тихонько звеня, проходит вглубь кабинета и бухается на кушетку. Не снимая пыльных ботинок, он растягивается на ней во всю длину и тяжко вздыхает.
— Что за стенами? — Врач задаёт этот вопрос всякий раз, когда Диль возвращается..
— Там все с ума сходят в попытках скопировать Гао, — отвечает тот без охоты. — Целая культура подражания!
— Всего за три дня, — качает головой Врач и достаёт пачку из кармана. Зубами прикусывает фильтр и шепелявит, удерживая сигарету во рту и не желая её уронить. Стоит она недёшево. Как минимум одну почку — эту пачку Врач взял в уплату операции, которую делал утром. — Стали бы они так мракобесить, узнай, что он на самом деле такая же безродная шавка, как и мы?
Диль зло косится на него:
— Я и так здесь редко, а тебе прям неймётся делать это при мне?
Врач вытаскивает сигарету изо рта и, опустив голову, словно впервые нашкодивший сопляк, кладёт её обратно в пачку.
— Прости, — говорит он тоном, будто совершил непростительный проступок.
— Синь Гао[1], — тут же забывает о своей злости Диль, — так движение прозвали. — Он ловко поднимается и садится на край кушетки. — Слово уже нарицательным стало! Теперь так называется ну… ягнение, когда кто-то пытается повторить за другим то, на что у него не хватает навыков или таланта. А самих таких людей — синями. — Он хмыкает.
— Что смешного? — Ён не разделяет его веселья.
Мир превращается в невесть что, и он может остановить разрушение, отдав дурацкую флешку в правильные руки, но вместо этого прозябает на городском отшибе, оставаясь в живых лишь по милости не пойми кого.
Диль корчит рожу и пожимает плечами, а после продолжает:
— Тебе вообще лучше в город не соваться! Из-за тебя хотят вернуть смертную казнь, — и присвистывает, отдавая дань притворного уважения.
— А что говорят про волю Гао? — Ён надеется услышать иное, и когда его ожидания не оправдываются, искренне удивлён и никак не возьмёт в толк, когда всё пошло наперекосяк. Неужели его решили сделать козлом отпущения? А как же честь участка, за которую печётся Син Тэ Пон? Как же хоть какие-то доказательства его присутствия на месте преступления? Его же там явно не было. Одной встречи на улице разве достаточно, чтобы заклеймить его убийцей?
— Что ты хитростью выманил её у бедняги Гао, убил его, а затем послал её сам себе по почте, чтобы не только стать известным полицейским, раскрывшему дело века, но и вроде как последователем мессии, ведь волю-то он тебе оставил.
— И зачем мне так мудрить?
— Влияние? — опережает Диля Врач. — Люди частенько думают о других то, что видят в себе. И неважно, — подмигивает он Ёну, — в черте города они живут или за серой стеной.
Диль подскакивает и, тихонько звеня, направляется к выходу.
— Уже? — удивляется Врач. — Я не проверил твои раны.
— Сами заживут, — отмахивается Диль. — Этот дурундук теперь часто покидает здание, — жалуется он. — Но его по-прежнему нереально выловить. Он как будто знает наперёд, что я собираюсь делать. Может, среди нас шпийон? — Ещё не договорил, а взгляд уже нацеливает на Ёна.
— Скажи мне, о ком речь, и я отвечу, так ли это. — Ён слегка склоняет голову, таким образом прощаясь с Дилем и заканчивая неприятный разговор.
— У, какие мы цари, — морщится тот и пропадает в дверях.
— Мне кажется, — то ли растерян, то ли испуган за своё психическое состояние Врач, — или он звенит? — При Диле он своего замешательства не показывает, потому Ён, знающий их от силы пару суток, считает нормальными, по крайне мере для этой шайки, звенящие шаги Диля. — Уже который день… — Ён кивает, чем придаёт ему уверенности. — И никак это не исправляет? Что он опять натворил? Почему у него всё время что-то не так? Как он собирается выслеживать кого-то, когда его за версту слышно? Диль! — Но того уже и след простыл.
Ёна меньше всего сейчас волнует, что кто-то звенит. Большую часть его мыслей занимает вопрос, как Диль получает указания от Деда? Ведь на нём нет Борд, которая могла бы служить источником связи. Да и сети здесь нет, чтобы работал хоть какой-то прибор, передающий информацию. Ён просто видит, как Диль вдруг по середине разговора собирается и уходит. Они передают друг другу сообщения как-то иначе?
Вечером третьего дня Диль врывается в кабинет в особо приятном расположении духа. Ещё и закидывает что-то в рот из пакетика, что загадочно мнёт в руках. Нечто громко хрустит, попадая ему на новенькие зубы.