Страница 34 из 70
— Какая вам разница? На мне она или нет? От неё толку здесь никакого. А мне спокойнее, когда она рядом. Разве я не нужен вам целёхоньким? — Врач замирает. — Ну в самом-то деле!
— Чего трясёшься? Не помрёшь без неё!
Ясен пень, не помрёт. Но лишившись Борд, он будто теряет возможность вернуться домой. Они же не сохранят её. Сломают, разберут, выкинут — как собираются поступить и с ним, тогда он станет бесполезен.
И вот незадача: им не нужна информация, так что Ёну нечем откупиться.
— Может, вам воля Гао, что грязь под ногами, — бормочет он. — Но людям в городе она важна. Теперь, когда все там наверняка о ней прознали, её потеря может привести к беде. — Врач не отвечает и вроде даже призадумывается. Неужели и живущие в серых стенах подкидыши от совести не застрахованы? — Начнётся паника, попытки выдавать ложь за правду… Появится много ложной информации, и система, в которой люди живут не первую сотню лет, рухнет. Что тогда будет?
— Это всё случится, если сейчас снять с тебя Борд? — тихо смеётся Врач. — У тебя удивительно хорошо подвешен язык. Прости, но на судьбу городских нам плевать.
— Почему не даёте поговорить с вашим главарём? — теряется Ён. — Ведь это из-за него я здесь?
— И живой, — согласно кивает Врач. — Разве этого недостаточно?
— Важной пышкой себя считаешь? — Диль открывает дверь боком, потому что несёт в руках что-то чёрное. Ён сперва думает, что раз пальцы у него испачкались, будто в саже, наверняка тащит угли. Но в помещении не холодно, тогда какой в них смысл? Неужели он так им надоел, что всё-таки решили пытать? Перестарался, слишком прошёлся по их нервам.
Он успевает разглядеть руки, затем, опомнившись, отворачивается. Когда Диль к ним подходит, Ён снова закрывает глаза.
— Чего он спящим притворяется? — осуждает Диль. — Я вообще-то пожрать принёс. Крыски! Только что пойманные и на костерке поджаренные! М-м-м!
А горд-то как собой! Ён не знает, от чего сильнее его воротит: от жареных крыс, помимо которых здесь, видимо, есть больше нечего, или от самодовольства душегуба.
— Он не притворяется, — объясняет Врач. — Просто суеверный.
— Как это связано? — Телица-угольки крыс валятся на столик у изголовья кушетки. Запах омерзителен. Как будто просроченные объедки.
— По городу ходит суеверие о тебе, — продолжает со строгим видом шутить над ним Врач. — Ты не знаешь?
— Мне как-то не до суеверий было, — Диль хрупает подгоревшим мясом, и по комнате разносится вонь помоек. Крысы наверняка только вернулись, поживившись в мусорных контейнерах. Этот «аромат» не властен перебить даже огонь.
— Говорят, если тебя увидеть, смерти не миновать.
— И где здесь суеверие? — недоумевает Диль. — Пускай перестаёт тупить и не выводит меня из себя! Жри давай, а то сдохнешь с голодухи.
Уж чего Ён точно не собирается делать, так это есть всякую дрянь, тем более не пойми от кого.
— Мне нужно обсудить кое-что с вашим Дедом. — Юления, а вернее, уважительная дипломатия, не приводят его к ожидаемому успеху, потому он действует напрямик.
— Чего обсудить? Зачем? — Диль доедает свою порцию и тяжко вздыхает. — Так будешь жрать? Или не будешь?
— Не будет, — отвечает за Ёна Врач. — Наслаж…
Его перебивают хруст и новая волна запахов.
— Ну, — говорит Диль с набитым ртом и явно в лучшем расположении духа, чем в начале разговора. — Чего притих? Говори давай, чего хотел. Я передам как-нибудь при случае.
Врач набирает побольше воздуха в лёгкие, чтобы высказаться, но в итоге не произносит и слова.
— Хочу знать, почему до сих пор жив, — всё ещё не смотрит на Диля Ён.
Смириться с его присутствием всё равно что самого себя оскорбить, согласившись с тем, что по сути его испачканные по локоть в крови руки ничего особенного из себя не представляют. Беда в том, что не всегда случай даёт возможность выбирать своё окружение. С кем говорить, а кому в равной силе противостоять. Как, например, сейчас. Первого варианта Ён не желает всей своей душой, а второй — не может исполнить, как бы ни хотел.
— А в чём беда? — ожидаемо не понимает Диль. — Тебе что же, не нравится быть живым?
— Да не в этом дело!
Ён невольно поворачивается к нему и смотрит в упор. Язык немеет и на миг все слова покидают его многострадальную голову. Диль же спокойно обгладывает рёбра крысы, изредка морщась от боли. В последней драке ему изрядно прошлись по зубам. Вместо некоторых из них зияют дыры.
Ёна до костей пронизывает ощущение, что они знакомы, причём немалый срок: смотря на него, он не испытывает ни страха, ни беспокойства. И тем страннее это ощущение, что они никогда ранее не виделись. Ён точно бы запомнил лицо, расплывшееся от синяков и располосанное шрамами и ссадинами. Единственное, что выделяется на фоне полученных увечий — отдающие медью глаза. Они не только не потеряли здоровый блеск, но и с завидной напористостью излучают выразительный, полный добродушия взгляд. Который, впрочем, не сочетается с глупостью и жестокостью, слетающими с опухших от недавнего крепкого удара губ.
Врач замечает замешательство Ёна, но расшифровывает его в корне неверно.
— Я раньше пытался сохранить ему презентабельный вид, — говорит он. — Человек всё-таки должен выглядеть как человек. — «Не очень-то он и человек», — мысленно поправляет его тем временем Ён. — Дело это оказалось неблагодарным. Он после каждой вылазки в город таким вот возвращается. Только зубы новые вставляю, иначе ему трудно будет есть. Если не сможет есть нормально, быстро ослабнет. А слабые здесь долго не живут…
— Хочу знать, что Деду от меня нужно, — продолжает разговор с Дилем Ён.
— Эка хочуха! И что это знание тебе даст? — спрашивает Диль. — Попытаешься схитрить? Ладно, большой тайны в твоей поимке нет. — Врач смотрит на Диля исподлобья, словно не ждёт ничего хорошего. Во взгляде его проскальзывает злость, но высказать её он не смеет. — У тебя воля Гао? — Ён кивает. — И все об этом знают?
— Пока не… — сомневается Ён, хоть и уверен, что слухи о ней скоро долетят до самых далёких границ города.
— Знают, — не терпит возражений тот. Ён настораживается. Что-то не так. Будто его манера говорить и вести себя меняется в зависимости от темы разговора. — Есть один человек, очень скользкий, до него так просто не добраться. И он непременно захочет эту волю себе.
Явно не простой тип, раз на его поимку им и «сотни жизней» не жаль.
— То есть я нужен, чтобы выманить его из убежища? Приманка? Почему бы просто не забрать у меня волю Гао?
— Ой, да там мороки! — оживает Диль. — Докажи, что это та самая воля. Таскайся с этой флешкой…
— Вы знали?
— Ну да, — его озадаченность кидает Диля в новую пучину непонимания. — Это вы с наворотами привыкли к простой жизни. У Гао нет ваших Борд. Как бы он по-другому хранил записанное?
Совершенно простой и логичный ответ, если знать происхождение Гао. Получается тех бандитов, что хотели отрубить Ёну руку, ища то не зная что, действительно кто-то послал. Сами они ничего в происходящем не смыслили. И послал, может быть, даже тот самый человек, на которого охотятся эти ребята.
Вопрос в том, откуда Врач и Диль знают о личности Гао, остаётся открытым, но не самым важным на данный момент. Ёна сейчас больше волнует вот что:
— Борд… На ней много информации, которую я не хотел бы терять.
— Покойникам она ни к чему.