Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 77

Считается, что сложная структура «Орлеанской девственницы» была заимствована автором у Лудовико Ариосто [9]. На основе его рыцарской эпопеи «Неистовый Роланд» (1502–1532) были созданы жанровый тип рокайльной поэмы Вольтера, разработана система персонажей и сюжет, весьма упрощенный и выстроенный в симметрическую композицию, с повторами и вариациями отдельных мотивов [10]. Под влиянием Ариосто в поэме появились индивидуализированный образ повествователя, от чьего имени велся рассказ, а также ссылки на труды несуществующих авторов, якобы писавших о Жанне ранее и заслуживающих всяческого доверия (т. н. «цитатная ирония») [11]. Из «Неистового Роланда», как полагают, были заимствованы и некоторые мотивы «Орлеанской девственницы»: эротические преследования, удаленность мира волшебства от мира людей, а также — встреча героя (Жанны д’Арк) с верным спутником, крылатым конем (ослом), и пережитые ими вместе приключения [12].

По версии Вольтера, осел появляется в жизни французской национальной героини в самый ответственный момент. Жанна примеряет доспехи, доставленные ей св. Денисом, покровителем королевства, и рассматривает свое новое вооружение: шлем Деборы, булыжник Давида, клинок Юдифи и ослиную челюсть, послужившую в свое время Самсону. Единственное, чего ей не хватает, чтобы быть полностью готовой к встрече с врагами-англичанами — боевого коня: «У героини конь обязан быть; У злого ль конюха его просить? И вдруг осел явился перед нею, / Трубя, красуясь, изгибая шею» [13]. Верхом на нем Жанна устремляется сначала в Тур, дабы вырвать из сладких объятий Агнессы Сорель Карла VII; вместе с королем скачет под Орлеан, где громит врагов; оказывается в замке Гермафродита; пропадает на некоторое время из поля зрения читателя, чтобы затем вновь объявиться под стенами Орлеана, дать решающий бой англичанам и одержать победу.

Указание на близость осла Жанны и гиппогрифа, придуманного Ариосто, действительно содержится в тексте Вольтера:

«Так некогда Пегас в полях небесных

Носил на крупе девять дев чудесных,

И Гиппогриф, летая на луну,

Астольфа мчал в священную страну» [14].

Они и правда похожи: оба — крылаты, оба — чудесного происхождения, оба верно служат своим хозяевам. Однако различий между ними гораздо больше, нежели сходства.

Несмотря на то, что владельцу гиппогрифа Астольфу отводится по сюжету важная роль (он должен излечить от безумия Роланда, доставив с Луны его ум), его — в отличие от Жанны д’Арк — нельзя назвать главным действующим лицом поэмы. Это всего лишь веселый искатель приключений, а не последняя девственница французского королевства, призванная спасти страну от захватчиков. Его гиппогриф, будучи, безусловно, фантастическим существом, не является тем не менее посланцем небес, тогда как осла, наравне с доспехами и оружием, дарует Деве сам Господь. Гиппогрифа же вырастил Атлант, чей замок разрушает Астольф, который после гибели хозяина забирает его питомца себе.

И все же главное отличие между ослом Вольтера и гиппогрифом Ариосто кроется в природе их отношений с хозяевами. Астольф, насколько можно судить, не испытывает к своему спутнику какой-то особенной привязанности — он и до появления в его жизни гиппогрифа совершил множество прославивших его подвигов. Жанна, напротив, получает крылатого осла именно для того, чтобы исполнить свою миссию. Это таким образом — животное-помощник, персонаж, хорошо знакомый как по волшебным сказкам, так и по средневековым рыцарским романам и жестам. Достаточно вспомнить Грани, Бабьеку, Вельянтифа, Тансандора — боевых коней Сигурда, Сида, Роланда, Карла Великого, чтобы понять, какую роль должен в идеале играть осел Орлеанской Девы. На деле, впрочем, все оказывается далеко не так просто: осел, согласно Вольтеру, обязан не только служить Жанне в бою, но и охранять ее девственность, являющуюся залогом ее успеха:

«Итак, осел, которому Денис

Доверил честь…» [15].

Парадокс ситуации (и ее комизм) заключается однако в том, что осел не может исполнять свой долг, будучи влюбленным в Жанну:

«Давно питая в сердце тайный пыл

К прекрасной Девственнице, полной сил, –

Строй нежных чувств, которые едва ли

Ослы простые на земле знавали» [16].

И как только в посланца небес вселяется демон, он спешит воспользоваться представившимся случаем и соблазнить свою прекрасную наездницу:

«Святой осел забыл тотчас же стыд:

Из стойла прямо в спальню он спешит,

К постели, где, пленившись сладкой ложью,

Иоанна сердце слушала свое» [17].

Страстные речи влюбленного осла пленяют Жанну и поселяют в ее душе смятение:

«Иоанна д’Арк, терзаема сомненьем,

Конечно, втайне польщена была

Таинственным и сильным впечатленьем,

Произведенным ею на осла» [18].

Однако, сила духа, мысли о Франции, помощь св. Дениса и Дюнуа помогают ей справиться с собой — она отвергает «адские соблазны», несмотря на всю их привлекательность.

Что же касается осла, то его явная влюбленность в Жанну как раз и делает сомнительным его сопоставление с гиппогрифом Астульфа, который, как известно, никаких нежных чувств к своему хозяину не питал. Очевидно, что прообраз крылатого спутника Орлеанской Девы следует все же искать в других литературных источниках, указания на которые, впрочем, содержатся в тексте самой поэмы.

* * *

Прежде всего, следует обратить внимание на греческие мифы, которые были хорошо знакомы Вольтеру и в которых постоянно встречаются волшебные животные, испытывающие страсть к своим возлюбленным [19]. О некоторых из них напоминает Жанне осел, пытаясь склонить ее к близости:

«Пусть — Франция, война, победа;

Однако лебедя любила Леда,

Однако дочь Миноса-старика

Всем паладинам предпочла быка,

Орел унес, лаская, Ганимеда,

И бог морей, во образе коня

Филиру пышнокудрую пленя,

Был вряд ли обольстительней меня» [20].

Тема чудесных животных таким образом получает у Вольтера дополнительное звучание, поскольку все эти существа не просто влюблены — они добиваются взаимности чувств, соединяются со своими избранницами и производят не менее чудесное чем они сами потомство.

С этой точки зрения, выбор осла на роль верного спутника Жанны д’Арк обретает особый смысл, ибо ни одно другое животное в Древней Греции не обладало столь стойкими сексуальными коннотациями [21]. Здесь существовала масса весьма непристойного характера мифов, главным действующим лицом которых выступал именно осел. Он становился непременным участником празднеств в честь бога Диониса — фаллогогий, кульминацией которых являлся торжественный вынос фаллоса [22]. Осел символизировал и плодородие, поскольку был связан с культом хлеба, винограда и даже роз. Считалось также, что его копыто способствует внутриутробному развитию плода и помогает при родах, а вывешенный в саду или на поле череп ослицы влияет на оплодотворение [23].

Как отмечает С. В. Полякова, грекоязычная литература располагала несколькими произведениями, посвященными ослу, однако до нас дошло только одно из них — «Лукий, или осел» псевдо-Лукиана (II в. н. э.?) [24]. В нем все перечисленные выше сексуальные ассоциации, связанные с интересующим нас животным, нашли свое подтверждение. Главный герой по имени Лукий, превращенный в осла посредством колдовства, переживает на протяжении романа целый ряд приключений, причем практически все они так или иначе касаются именно сексуальной сферы [25]. Попытки Лукия найти розы, чтобы вернуть себе человеческий облик (т. е. буквально родиться заново); бегство от разбойников вместе с прелестной девушкой-пленницей на спине и предложение грабителей примерно наказать беглянку, зашив живьем в шкуру убитого осла (что можно интерпретировать как их насильственное соитие); пребывание в услужении у мельничихи (т. е. участие в производстве хлеба); попытки познакомиться с кобылами и последующие преследования со стороны жеребцов; сплетни, распускаемые погонщиком Лукия о том, что тот пристает к женщинам; наконец, действительное совокупление с влюбившейся в него женщиной — все это свидетельствует о восприятии осла в греческой культуре как фаллического животного.