За сумеречным порогом

Сам бывший репортер, он был знаком с большинством журналистов. Фолк стал зачитывать с листа:

«В связи с сообщением об относительно необычных стуках, доносившихся из могилы покойной, а также на основании запроса мужа покойной коронер Восточного Суссекса, доктор Стэнли Гибсон, дал разрешение на эксгумацию останков миссис Салли Дональдсон, погребенной 16 октября сего года. В соответствии с параграфом двадцать пятым Акта о погребении от 1857 года министерство внутренних дел выдало лицензию на эксгумацию, которая будет проведена после наступления темноты сегодня вечером, в понедельник 22 октября, и до завтрашнего рассвета – вторник 23 октября».

Он сложил листок и запихнул его в карман.

Последовало короткое молчание. Полицейская машина съехала с холма и запарковалась напротив.

– Вы не могли бы пояснить нам, почему эксгумация будет проводиться после наступления темноты, мистер Фолк? – спросила Кэт.

Фолк одарил девушку ласковой, покровительственной улыбкой, которая привела ее в бешенство. Казалось, он упивался своей осведомленностью.

– Все эксгумации в нашей стране проводятся после наступления темноты, чтобы сохранить секретность и свести до минимума неприятное впечатление.

– Но, мистер Фолк, из могилы слышались звуки. Разве это не говорит о том, что дело не терпит отлагательств? Почему нельзя начать раскапывать могилу сразу же, если есть хоть малейшая надежда, что погребенная еще жива?

– Насколько я понимаю, коронер изучил медицинское заключение, выслушал свидетелей и пришел к соответствующим выводам. По его мнению, нет никаких доказательств, свидетельствующих о преждевременном захоронении, и, конечно, никакой надежды, что миссис Салли Дональдсон до сих пор жива.

– Пресса будет допущена? – спросил Джим Барнхоуп.

Фолк скрестил руки за спиной, выставил вперед свою цыплячью грудь и слегка отклонился назад, раскачиваясь на каблуках.

– С наступлением темноты кладбище будет закрыто для посторонних, а прессу попросят не фотографировать то, что будет происходить за ширмой.

– Мистер Фолк, – почтительно произнес Родни Спарроу, – мы располагаем информацией, что мистер Кевин Дональдсон, супруг покойной, в данный момент находится на кладбище. Нам хотелось бы услышать его комментарии.

– Мистер Дональдсон находится в состоянии сильного эмоционального стресса. Он дал понять, что в настоящее время не желает ни с кем разговаривать.

Показалась машина – «вольво» белого цвета, за ней – зеленый фургон. Двое угрюмых мужчин в черных костюмах вышли из «вольво», их лица застыли, как гипсовые маски. Из фургона выбрались трое мужчин в комбинезонах, открыли заднюю дверь и начали выгружать тяжелые пластиковые мешки.

Рой Пиннер из «Лидера» наклонился к Кэт:

– Негашеная известь. В могилах полно микробов. Если заразиться от разлагающегося трупа, умрешь за одну минуту. Самая заразная вещь в мире.

– Мистер Фолк, так почему все-таки не допускают прессу? – спросил кто-то.

– Обычные правила, по причине гигиены и из соображений сохранения информации частного характера.

– Не могли бы вы сказать нам, кто будет допущен?

– Только могильщики, похоронное бюро, близкие родственники, представитель коронера и служащий санитарно-эпидемиологической службы.

Люди в комбинезонах выгрузили из фургона большой продолговатый сбитый из досок ящик и потащили его на кладбище. Кэт смотрела как завороженная.

Фотоотдел «Вечерних новостей» проверил свои архивы и обнаружил свадебную информацию этой пары. Кэт ее еще не видела. Интересно, как выглядела Салли Дональдсон. На мгновение Кэт попыталась представить живую девушку в тесном темном ящике под землей за ширмой. Как же узнать, что там происходит? Кэт снова стала смотреть в сторону кладбища. Нет, не может быть, чтобы она была жива. Господи, только не это!

Мужчины в комбинезонах вернулись и унесли за зеленую ширму мешки с негашеной известью. Кэт поняла: ее репортаж теперь там, за ширмой. Именно там и драма, и чувства, и возможный кошмар. За ширмой откопают гроб и откроют крышку.

Кэт выскользнула из толпы журналистов, которые продолжали забрасывать Фолка вопросами, обошла их сзади и взяла ключи от служебного «форда» у Эдди Бикса, который все еще оставался на своем посту в задней комнате с видом на кладбище. Потом быстро спустилась к дороге, села в машину, включила телефон и порылась в его памяти, выискивая нужный номер. Потом позвонила по указанному номеру.

Через несколько минут ее соединили с абонентом. Резкий голос произнес:

– Санитарно-эпидемиологическая служба.

– Мне бы хотелось поговорить с Барри Ливерстоком.

Щелчок, продолжительное молчание. Мобильный телефон барахлил, на линии появились помехи, он отключился, включился, снова помехи. Секретарша удостоверилась, что Кэт на линии, затем послышался голос заместителя директора санитарно-эпидемиологической службы, медлительный и печальный.

– Ливерсток, – произнес он.

– Мистер Ливерсток, это Кэт Хемингуэй из «Вечерних новостей».

– О, вы? Как поживаете? – Голос заместителя директора санитарно-эпидемиологической службы поднялся на несколько делений по шкале энтузиазма.

Кэт ясно представила его – самодовольный мыльный пузырь с редкими шелковистыми светлыми кудрями и распутной улыбочкой, с широким и вульгарным обручальным кольцом. Однажды он наклонился к ней через свой огромный, как море, стол и предложил пообедать вместе. Она не приняла предложения, но и не отказала – предпочла держать двери открытыми.

– Прекрасно, спасибо, – сказала Кэт. – Вам понравилась статья о борьбе с загрязнением окружающей среды, вызываемым транспортом? О вашей компании? «За глоток свежего воздуха в Брайтоне».

– Статья великолепная. Я, признаться, и не думал, что вы отведете нам столько места.

– Я убедила своего редактора, что это действительно важно, – солгала Кэт. Ее первое интервью для «Вечерних новостей Суссекса» пошло только потому, что в последний момент с пятой полосы была изъята статья, из-за которой газете грозило обвинение в клевете. – Вот почему я и звоню. Вы говорили, что при любой возможности готовы оказать мне услугу.

– Да-а? – протянул Ливерсток медленно, явно сомневаясь в ее заявлении.

– Всего лишь маленькое одолжение.

Последовало неловкое молчание.

– Возможно, я смогу написать еще одну статью, – продолжала Кэт.

Ливерсток не клюнул. Она почувствовала возникшую на другом конце трубки неожиданную холодность и обругала себя за то, что решила договариваться по телефону. Нужно было поехать и увидеться с ним лично.

– Вы еще долго пробудете в своем офисе?

– В четыре у меня встреча.

– Я могу подъехать через двадцать минут.

– Думаю, что это мне подойдет, – сдержанно произнес он.

Офис Барри Ливерстока совершенно не вязался с обликом того серого административного здания, в котором он располагался. Он был большой и просторный, с видом на пирс Палас и море, устланный коврами василькового цвета. Мебель из тикового дерева, перед щегольским письменным столом – маленький столик для совещаний. На стенах – фотографии борзых собак, а над полкой с книгами – ряд серебряных кубков и значков. На столе стояли фотографии в кожаных рамках – симпатичная женщина с двумя маленькими девочками, пара серебряных пресс-папье в форме борзых.

Когда секретарша ввела Кэт в кабинет, Барри Ливерсток встал. Кэт привела себя в порядок в туалетной комнате внизу, расстегнула лишнюю пуговку на блузке и, садясь на мягкий стул перед письменным столом, задрала юбку, насколько у нее хватило смелости.

Барри Ливерсток, в белой рубашке и кричащем галстуке, откинулся на стуле. У него были запонки с фальшивыми бриллиантами, а на запястье болтался золотой браслет. Он показался Кэт намного больше, чем раньше, и гораздо тучнее, лицо его стало еще более рыхлым.

– Чем могу быть полезен? – Он пробежался по ней глазами, словно она была шлюхой, выставленной на обозрение, и уставился в разрез ее блузки.