Ксандер

Глава 32

Джордан

Это был первый раз, когда он оставил меня одну в доме. Если бы не мрачная решимость в его глазах, когда он уходил, я могла бы сказать, что он, казалось, почти раскаивается в своих действиях.

Первым делом я попробовала открыть дверь. Я не удивилась, но все равно была разочарована, обнаружив, что она заперта.

Мой телефон зажужжал. Ксандер, подумала я, наверное, проверяет меня в сотый раз. Он писал мне без остановки с того момента, как ушел, но я не отвечала.

И была удивлена, увидев, что это Генри отвечает на мое последнее сообщение.

Я: Что мне нужно сделать, чтобы это прекратилось?

Генри: Джордан! Я так волновался за тебя. Как ты?

Генри: Мы можем встретиться и поговорить? Сейчас я понимаю, что, возможно, был несправедлив к тебе, но ты не можешь винить меня за такую реакцию.

Мои глаза расширились так сильно, что заболели. Это был его старый трюк: он признавал минимальное количество проступков и делал вид, что проявляет великодушие, как потерпевшая сторона, но львиная доля вины всегда доставалась другому человеку.

А именно – мне.

Я сдавалась раньше, больше раз, чем могла сосчитать, потому что думала, что влюблена, и считала, что любовь подразумевает жертву. Я думала, что любовь должна причинять боль, потому что тогда все станет только лучше.

В своем наивном оптимизме и неуместном чувстве благодарности я не понимала, что люди, которые любят тебя, вообще не должны причинять тебе боль.

А если уж обидели, то должны извиниться и загладить свою вину.

А не делать этого снова.

И снова.

И снова.

Генри все еще печатал. Я могла представить его в кабинете, окруженного всей этой темной, отталкивающей мебелью, которая казалась еще темнее из-за штор, которые он никогда не раздвигал.

Генри: Александросу не следовало забирать тебя в твоем хрупком эмоциональном состоянии, но я понимаю, почему он это сделал. У него всегда было черно-белое представление о справедливости, и то, как я обошелся с тобой, Джордан, достойно осуждения. Но вы оба также поступили со мной плохо.

Использование полного имени Ксандера заставило меня задуматься. Я не слышала, чтобы его использовали очень давно.

Значит, это было его извинение? Если да, то Генри так и не сказал «прости», и оно казалось скорее заготовленным, чем искренним. Я легко могла представить, как он репетирует, точно выверяя каждое слово, – возможно, со своей помощницей.

Я проглотила горечь, хотя моя ушибленная щека и бок снова заныли при воспоминании о его импровизированном избиении.

Тем не менее, мне нужно было как-то исправить ситуацию. Возможно, прямо сейчас я ненавидела Ксандера, но прежде всего я была профессионалом и его представителем по связям с общественностью. Я знала, что Ксандер не отступит перед Генри. Если я не остановлю это безумие, он погубит себя, пытаясь уничтожить своего отца.

А я не хотела быть причиной разрушения его карьеры.

Я: Значит, только потому, что Ксандер защитил меня, он заслуживает того, что ты с ним делаешь? Он твой сын. И ты разрушаешь его будущее. Поэтому я спрашиваю тебя еще раз, Генри, что мне нужно сделать, чтобы это прекратилось?

На этот раз его реакция была медленнее. Мне стало любопытно, не потому ли это, что мы отклонились от его сценария.

Генри: Могу ли я тебя увидеть?

Могу ли я... Просьба о разрешении была странной.

Я: Не думаю, что это хорошая идея. Скажи мне, чего ты хочешь, и я посмотрю, смогу ли я это сделать.

Генри: Я веду переговоры только с глазу на глаз, Джордан, как ты хорошо знаешь.

Три точки всплыли, а потом исчезли.

Генри: Ксандер и Джаспер - мои единственные дети, и ни один из них не хочет иметь со мной ничего общего. Это я теряю единственную семью, которая у меня осталась. Самое меньшее, что ты можешь мне дать, - это личная встреча.

Я перестала расхаживать, шокированная. Генри впервые показал свою уязвимость. Услышать это от него сейчас было все равно что узнать, что кактус может плакать. Но сочувствие было напрасным для такого человека, как Генри.

Я: Если твои сыновья не хотят иметь с тобой ничего общего, это плод твоих собственных действий.

Меня удивило, насколько безболезненно было говорить чистую правду. Столько лет все казалось запутанным, погрязшим в эмоциях, которые я не могла распутать. Но всё прояснилось, и реальность еще никогда не казалась такой леденяще прозрачной.

Как бы я ни злилась на Ксандера, часть меня также испытывала к нему жалость. Любой мужчина был бы в полном дерьме, если бы его воспитывал такой отец.

Генри был ответственен за то, что у Ксандера поганое чувство нормальности в отношениях. Из-за Генри Ксандер вел себя как собственный злейший враг. Генри был причиной, по которой Ксандер запер меня в этой спальне.

Генри: Вот почему я хочу встретиться. Я хочу загладить свою вину. Давай обсудим способы решения этой проблемы, пока она не стала еще более неприятной. Я могу отозвать и статью, и фотографию.

Удаление фотографии имело бы огромное значение для Ксандера и всей команды. Я была удивлена, что за такое короткое время стала заботиться обо всех парнях. Они поклялись защищать меня и прикрывать спину Ксандера; я не хотела, чтобы они страдали из-за этого.

Я: Перестань ходить вокруг да около. Вместо того, чтобы оскорблять нас обоих, почему бы тебе не сказать мне, каковы твои условия?

Генри капитулировал слишком быстро, отчего я заподозрила, что его первоначальное сопротивление было проверкой. Он выжидал, как будто я была одним из его инвесторов.

Генри: Если ты вернешься домой, я отзову прессу. Ты сможешь с помощью своей магии исправить нашу репутацию, а я найду способ оставить эту мерзкую историю в прошлом. Все это может закончиться уже завтра. Все, что тебе нужно сделать, - это вернуться домой.

Я ожидала, что он предложит именно такую сделку, но знала, что Ксандер никогда не согласится. Сердце сжалось в груди при одной мысли о том, что придется оставить его. Я не любила Генри; он был чудовищем. Я никогда не смогла бы вернуться к нему после того, что он сделал. Но я пока не могла раскрыть свои карты. По крайней мере, до тех пор, пока не найду другой способ выбраться из этой передряги.

Когда я проснулась на следующее утро, кто-то оставил поднос с завтраком на столе в кабинете. Я вяло ковырялась в еде и не удивилась, когда телевизор автоматически включился на игру Ксандера.

Я продолжала напоминать себе, что ненавижу его, даже когда он посвящал мне гол за голом. К последнему голу, к моему большому огорчению, румянец пополз вверх по моей шее. На этот раз я ненавидела себя за то, что оказалась такой слабой женщиной.

Пыхтя от досады, я провела остаток дня, обзванивая различные компании, готовые предоставить команде бесплатное снаряжение. Я удовлетворенно улыбнулась, когда одна из них клюнула на мою наживку и поняла, почему Ксандер не конфисковал мой телефон. Я бы сошла с ума, если бы не могла работать.

В мире безумия этот жест был странно милым.

Было уже далеко за полдень, когда я услышала голос одной из его сотрудниц:

— Мисс Максвелл? Мистер Максвелл обеспокоен тем, что Вы мало ели.

Я обвела глазами комнату, запоздало вспомнив, что Ксандер установил камеры... где-то здесь. То, что он наблюдал за моим режимом питания, раздражало до невозможности.