Ксандер

В ее глазах появился странный огонек.

— Где она сейчас?

— Она живет недалеко от меня. Мама была в таком же положении, как и ты, но сейчас ей лучше. Если ты позволишь мне помочь, у тебя тоже всё наладится.

Джордан опустила взгляд и торжественно кивнула.

После этого никто из нас не произнес ни слова, и я осознал, что не собирался выкладывать столько информации сразу.

Ей стало неловко от затянувшегося молчания, и она ухватилась за соломинку, чтобы сменить тему.

— Куда мы плывем?

— Яхта причалит утром, – уклончиво ответил я.

— Причалит где?

Я не ответил.

Ее взгляд стал острым, а поза напряженной и настороженной. Она внимательно изучала меня, пытаясь обнаружить любые скрытые мотивы.

— Я не могу сбежать с тобой, Ксандер, – заявила она с нарастающей паникой в голосе. — У меня есть клиенты и своя жизнь.

— Вообще-то, больше нет, – холодно сказал я ей. — Генри оклеветал тебя перед всеми твоими клиентами. Они уволили тебя и заменили в одночасье.

У нее открылся рот.

— О чем ты говоришь?

— А что, по-твоему, должно было произойти, когда ты брала только тех клиентов, с которыми вы оба работали?

— Н-но большинство моих клиентов даже не знали Генри до меня, – возразила она. — Я уговорила их поддержать его продукцию и появиться в его рекламе. Изначально они были моими клиентами.

— Это не имеет значения. Ты впустила его во все сферы своей жизни. Как ты думала, что он сделает, когда ты его разозлишь?

Она захлопнула рот. Эта мысль приходила ей в голову, но она не ожидала такой быстрой мести.

— Он – основной владелец моих банковских счетов, – медленно проговорила она.

— Он, вероятно, уже снял с них все деньги, – мрачно сообщил я ей.

Сегодня утром я позвонил кузенам, чтобы оценить масштаб разрушения, который мы оставили после себя. Генри вызвал сочувствие, объявив, что у Джордан был психический срыв. Клиенты Джордан ушли от нее по настоянию Генри, и все деньги, которые у нее были, остались в его распоряжении. В глазах общественности он выглядел благосклонно, как жертва обстоятельств, любящий муж, пытающийся позаботиться о своей психически неполноценной жене. При этом он оговорил меня, заявив, что я «непутевый сын», который спровоцировал щекотливую ситуацию.

Джордан закрыла глаза, признавая свое поражение, как будто ожидала услышать эту новость. Ей лучше контролировать свои чувства, потому что дальше будет только хуже.

Она прижала руку к лицу и застонала.

— Что мне теперь делать?

Я улыбнулся.

— Ты все еще можешь заниматься моим продвижением. Я тебя не увольняю. И Генри не сможет добраться до тебя, когда мы окажемся в Канаде.

Это было причиной, по которой я попросил обменять меня в команду Канады. Американская юрисдикция не распространялась так далеко.

Она нахмурилась.

— Канада? Мы туда направляемся?

— В Новую Шотландию, если быть точным.

Джордан выглядела потрясенной, когда поняла всю серьезность.

— Я не могу покинуть страну. – Она взглянула на белую простыню, небрежно обернутую вокруг ее тела. — У меня даже одежды нет.

Эта мысль вызвала у меня ухмылку, которую я быстро стер, заметив возмущение Джордан.

— Здесь есть ряд магазинов для гостей круиза. Они закрыты до начала рейса, но владельцы оставили мне ключи. Покупай все, что хочешь, за мой счет.

— Я не могу вечно прятаться в Канаде, – воскликнула она.

— Ты не прячешься. Ты переезжаешь в новый город.

— Я не хочу переезжать в новый город.

Я устало улыбнулся.

— Мы не всегда получаем то, что хотим.

Как в тот злосчастный день, когда я хотел только одного - взять ее и сбежать, но вместо этого она предпочла выйти замуж за моего отца. С того опустошающего момента я задыхался. Пусть мой отец и поймал Джордан в ловушку, но, не имея ее рядом, я тоже оказался в своеобразном плену. Только когда я увидел ее снова, я смог наконец вздохнуть полной грудью.

— Я не хочу переезжать в Канаду, – повторила она более твердо.

У меня не было заблуждений относительно позиции Джордан. Она открыто заявляла о своем неприятии романтических отношений с пасынком. Где-то в глубине своего жалкого сознания я все еще надеялся, что она упадет в мои объятия после того, как я спасу ее от Генри.

Принятие желаемого за действительное.

Я с горечью проглотил свою гордость, уязвленную ее отказом.

— В тот момент, когда ты вышла за него замуж, ты решила свою судьбу, и то, чего ты хотела, перестало быть важным. Ты сама ввязалась в эту историю, и я – твой единственный билет на выход. Мы должны убедить судью, что перед тобой открылись лучшие возможности для бизнеса и личной жизни, и переезд в Канаду в твоих интересах.

— Но это не в моих интересах...

— Если суд сочтет это продуманным планом, а не маниакальной прихотью, есть все шансы, что твой запрос одобрят, – перебил я ее. — Генри по-прежнему является твоим основным опекуном, но я могу отозвать его по своей апелляции.

— Твоей апелляции на что?

— На замену Генри как твоего опекуна.

Джордан вскочила с табурета. Все ее тело стало жестким, мышцы напряглись от охватившего ее ужаса. У нее была неприятная история с этим вопросом, и, похоже, ей было трудно переварить новость.

Обвиняющий взгляд прожег дыру в моей коже, остро напоминая о том, что я предал ее наихудшим из возможных способов. Слезы заблестели в уголках глаз, грозя вот-вот пролиться. Она отчаянно боролась с ними.

Что-то похожее на чувство вины охватило меня, но я отмахнулся от него. Процесс был уже запущен, и я зашел слишком далеко, чтобы отступать.

— Боже мой, ты такой же, как он. – Она выдавила из себя эти слова, как будто произносить их было слишком больно. — Ты сын своего отца.

Я впился взглядом в ее красивое лицо, скрестив руки на груди.

— Я совсем не такой, как он. Я бы никогда не ударил женщину. В отличие от моего отца, который считает женщин такими же одноразовыми, как салфетки.

— Хорошо, – сказала она, расправив плечи. — Если ты не такой, как твой отец, тогда верни меня обратно.

— Я не верну тебя, Джордан, так что перестань просить. Этого не случится.

— Не разговаривай со мной, как с ребенком.

Выражение моего лица, и без того несколько враждебное, стало еще более замкнутым.

— Знаешь что? Ты прав. – Она уставилась на меня так, словно больше не узнавала. — Ты не похож на своего отца. Ты намного, намного хуже. Ты заставляешь меня менять одну тюремную камеру на другую, хотя знаешь, как тяжело твоей маме было быть его пленницей, – сказала она дрожащим голосом.

— Пленницей? – Мой тон был безэмоционален, я устал от ее постоянного непринятия. — По закону ты обязана иметь при себе разрешение опекуна, куда бы ни отправилась. Или ты забыла, как тебя поместили в государственное учреждение за то, что ты представляла опасность для себя и окружающих?

Казалось, что-то увяло у нее внутри от этого комментария, который, оглядываясь назад, был жестоким. После смерти родителей Джордан приняла неверное решение. Возможно, на это повлияло горе, но закон был четким в отношении людей, которых считали угрозой для общества. Наблюдение за ней не подлежало обсуждению до тех пор, пока ей не вернут дееспособность.

Поднимать эту тему было все равно что сыпать соль на открытые раны. Я чувствовал ее беспокойство, и видел, как в ее голове роятся мысли. Она едва избежала одного вида плена и не ожидала, что попадет в другой.

Как бы мне ни хотелось убедить ее в обратном, какой смысл лгать? В конечном счете, у нее не было выбора в этом вопросе, и Джордан тоже это знала. Да, возможно, здесь был замешан обман, но не откровенная ложь, и я бы хотел, чтобы так и оставалось.