Долг чести

Штабс-капитан вдруг сделал неожиданное для меня: вытянул палец в мою сторону и заорал:

– Вот он! Ловите!..

С трех сторон ко мне рванули разные люди, доставая скрытое оружие. Разносчик газеты, возничий наемной пролетки, включая его пассажиров, молодую семейную пару, и паренька в форме гимназиста. Все же чуечка сработала не зря, была засада. Я даже сдвинуться не успел, как хрустнул винтовочный выстрел и штабс-капитан, схватившись за грудь, медленно повалился на брусчатку. Между пальцами потекла кровь. Водитель даже подхватить его не успел.

– Черт! – зло воскликнул я.

Выстрел точный, в сердце, наповал, так что шансов не было. Оборвал ниточку заказчик, убрав посредника. Однако не до конца: тот, кто его убил, тоже может что-то знать, нужно лишь его найти. Откуда стреляли, я определил, с чердака многоквартирного дома дальше по улице. Похоже, бойцы охранки тоже определили, откуда стреляли, в ту сторону побежало двое.

Теперь передо мной встала проблема: нужно удрать от тех, кто бежал ко мне, и опередить тех, кто бежал брать стрелка. Все вышеописанное произошло в доли секунды. Дольше описывал, чем происходило. Так что, с места взяв старт, разбежавшись, не обращая внимания на крики, я оттолкнулся от столбушки и, используя инерцию, перемахнул через закрытые высокие ворота. Точно закрытые, снаружи цепь с замком висела.

Спрыгнув на двор, я рванул дальше. А дверь буквально снесли: возничий и его пассажир, крепкие мужики, используя свою массу, вынесли ворота. Разносчик газеты пытался повторить мой прыжок, но завис наверху, пытаясь подтянуться. Доски двери не выдержали, не особо толстые, рейки скорее, и те застряли в каркасе двери, там брус покрепче. Пока выбирались, я смог уйти на параллельную улицу. Перебежав через нее и перемахнув через ограду, рванул дальше.

Выскочив во двор многоквартирного дома, я с столкнулся с той парой, что первой сюда рванула. Студент получил носком сапога в живот и, согнувшись, словил удар ребра ладони по затылку, а вот его помощнице, девушке, что изображала пару в пролетке, досталось легче. Я старался не бить женщин, поэтому отобрал небольшой пистолет, шестизарядный браунинг (вот и оружие для скрытого ношения), и нажал левой рукой на точку на шее, отбиваясь от ее рук правой. Она закатила глаза и обмякла, повалившись на землю.

Во дворе в шоке застыла женщина, она белье вешала, тазик под ногами был. Вот из подъезда спокойно вышел паренек лет четырнадцати-пятнадцати, по тому, как он нервно на меня взглянул, я понял, что стрелок именно он, так что сразу, навскидку выстрелил. Рывок у парня не удался, пуля сбила его с ног, попав в бедро. Снайпер, путая польские и русские слова, стал ругаться, стеная и держась за рану. Женщина заголосила, но я шикнул, и она заткнулась.

Подскочив к стрелку, разорвал рубаху, на плече наливался свежий синяк. Скорее даже намек на его появление. Последние сомнения отпали: он. Дал две пощечины. А то он все еще стонал, держась за ногу, и заорал:

– Кто заказчик?! Кто оплатил убийство офицера? Ну?! Не скажешь, в колено выстрелю! – И приставил ствол к колену, но парень продолжал стенать, однако стрелять в колено я не стал, если так сделаю, то стрелок вырубится от болевого шока. Поэтому стал бить по ране, это привело его в чувство.

Он орать стал, но сквозь слезы все же ответил:

– Я его не знаю-ю-ю…

– Как он выглядит?

– Как богатый господин… ы-ы-ы… в коричневом костюме. Чужак. У него седые виски и зуб золотой сверху. Я проследил, он билет покупал на поезд. На сегодня. Остальные деньги обещал отдать у пивной возле разлива. Много там…

Тут появились преследователи, так что, вскочив и выстрелив стрелку в колено (обещание нужно держать), отшвырнул пистолет. Кстати, тот сотрудник охранки, что гимназиста изображал, завозился, но я рванул прочь. Попадать в руки охранки – это вышка. За пытки и убийство офицера, да еще во время боевых действий, все же война идет, это гарантированный приговор.

В Российской империи смертная казнь вполне действовала. Пусть я несовершеннолетний, но найти ход, как меня подвести под вышку, вполне возможно. Если докажут, что я там был. И несовершеннолетних вешали или расстреливали, смотря за какое преступление, вот по приговору и казнь. А те, кто меня заказал убить, думаю, смогут достать меня и в казематах охранки. Так что нет, в их руки я точно добровольно не попадусь.

– Сдавайся! – проорал «возничий».

– Русские не сдаются! – крикнул я в ответ, прыжком в перекате уходя за угол дома.

Рядом в землю впились две пули, еще одна выбила щепу из угла дома. По ногам били, живым взять хотели. Я рванул дальше, но бойцы охранки успели добежать до угла, продолжая стрелять. Пуля чиркнул по бедру, царапина. Больше попаданий не было, и, используя свои навыки спринтера и легкий вес, перепрыгивая через высокие заборы (в одном дворе здоровый пес клок штанины вырвал, больно ущипнув, но не укусив, не успел), я побежал дальше. К станции. Там как раз пассажирский поезд к вокзалу подходил. Готов поклясться, что нужный мне объект сядет на него. Успеть успею, главное, чтобы охранка не помешала.

Остановившись, преследователи давно позади остались, я занялся раной. Везде были видны солдаты, они улицы перекрывали, видимо, их еще привлекли, но пока небольшая фора у меня есть. Стрелка я вырубил, если сердце выдержит болевой шок, то не скоро оклемается и сообщит, о чем мы общались.

Поглядывая вокруг, я укрылся за поленницей очередного частного двора, до станции немного осталось, и осмотрел рану на бедре. Нужно перевязать, еще не хватало ослабеть от потери крови. Тут скрипнула дверь и на крыльцо вышел старик, поправляя пиджак, один рукав явно пустой был. На пиджаке – два царских креста, ветеран. Он смотрел на меня, видимо, в окно увидел, что во двор выходило. Я стоял со спущенными штанами, одна нога в крови, осматривал рану. Глубокая, но все же царапина, на серьезную рану она никак не тянула, однако перевязки все же требовала.

– Из-за тебя шумят? – с хмурым видом спросил тот.

– Отчасти, – был мой ответ, я как раз пальцами края раны сводил. – Там офицера убили, у комендатуры, стрелка я взял, подстрелив, теперь за мной погоня. Мне чистая холстина нужна, чтобы рану перевязать, и свежие штаны.

– Русский?

– Казак, – кивнул я. – Был ординарцем у генерала Волкова. Я с ним летел, когда нас наш русский истребитель расстрелял. С летчиком я уже поквитался, теперь нужно найти тех, кто отдал приказ.

– Воевал я с генералом, добрый командир. Заходи, перевяжу.

Подтянув штаны, я держал их в руке, сжав кулак, не застегивая ремень, и подойдя к крыльцу, все же уточнил:

– Воевали с генералом или в его подразделении?

– В его. Сто пятый пехотный полк народного ополчения.

– М-м-м, – задумчиво протянул я. – Святые отцы?

– Да, нас так прозвали. Мы детский приют спасли от артогня.

– Слышал.

Дальше я зашел в хату. Пожилая хозяйка засуетилась вокруг меня, довольно быстро и ловко перевязала, явно показывая богатый опыт. Оказалось, раньше санитаркой в госпитале была. А муж ее успел подобрать мне вполне неплохие брюки. Чуть велики, но заправить в сапоги, и не видно. Я и сапоги начистил, даже рубаху сменили, расчесал волосы, сменив таким образом облик, а вот кепку оставил, и, низко поклонившись хозяевам, сказал:

– Спасибо.

– Найди их, сволочей, – напутствовал меня ветеран.

Покинув подворье, я быстрым шагом добрался до вокзала, прошел на перрон. Солдат и сыскарей тут хватало, но после смены облика я стал для них невидимкой. Пока не опознали, решил действовать: подойдя к ближайшему вагону, сунул проводнику трешку (разменял деньги на рынке), и тот пропустил зайцем в вагон. Того, кого нужно, я на перроне не обнаружил, значит, он уже в каком-то из десяти вагонов. Этот вагон был сразу за паровозом, тут подобие плацкарта, верхних полок не было, только сидячие места, по четыре на каждой лавке. Вот так, заглядывая и изучая пассажиров, я осмотрел три вагона. Четвертый – купейный, дороже, чем другие. Пять купе прошел, но все не то, а вот в шестом, похоже, находился тот, кто мне нужен, по описанию подходил.