Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 190

Пролог 1

Интерлюдия.Император.

В последнее время мне часто снится мир, каким он был в далеком прошлом, во времена моей юности. Снова как наяву я вижу сочные изумрудные луга и аккуратно постриженые фруктовые деревья бесчисленных садов, бескрайние леса, больше напоминающие благоустроенные парки, и множество рек, словно кровеносные сосуды, перегоняющие из одного конца континента в другой потоки свежей, прозрачной как горный хрусталь воды. Я вновь вижу многолюдные города, которые ни за что не отличишь друг от друга – настолько они похожи друг на друга –, аккуратные черепичные крыши и кирпичные ограды домов, беззаботные толпы обывателей, работающих не до усталости, даже не подозревающих, что такое опасность, голод или старческая немощь.

Целестия… Благословенная страна, обетованный край блаженства и покоя! Страна, где лето никогда не сменяется зимой, где дожди выпадают как по заказу, в лесах которой ты не найдешь ни одного хищного зверя. Миллионы квадратных миль ухоженных пашен, пастбищ, лугов, лесов и садов. Миллионы счастливых обитателей, не знающих что такое нужда, болезни, голод. Тысячи ничем не отличимых друг от друга городов. Пятьдесят королевств, спаянных, как пластины кольчуги, в единое Содружество под сенью могучего Авалона…

Когда я думаю о том, как жили тогда люди, первое, что приходит мне в голову – это дети. Ведь дети, пожалуй, единственные существа, которые воспринимают все имеющееся у них, как данность, как само собой разумеющееся, совершенно не подозревая, что все те блага, что у них есть, кто–то потрудился произвести, заработать, а, может быть, даже украсть. Ну, а если кто–то тебе эти блага дал, значит, ты уже от него зависим, значит, ты не свободен. Ребенок всегда зависим от своих родителей, даже если это самые лучшие родители в мире, даже если он сам об этом не подозревает.

Так жили тогда все обитатели Благословенной Страны. Жили в свое удовольствие, не замечая оков на своих руках и ногах, считая их просто ювелирными украшениями. И ведь и в самом деле – оковы наши были сделаны из чистого золота…

Имея вот уже почти полувековой опыт управления Империей, я могу сказать, что самая крепкая власть – эта та власть, о которой ты не подозреваешь. Так правили всем человечеством, ловко и умело, Небесные Владычицы. И лишь немногие тогда знали правду. Но даже из тех, кто знал о ней, лишь единицы могли желать иной доли.

Сейчас, когда прошло вот уже почти полвека, как минула Эра Порядка и Процветания, меня часто просят написать о том, что было тогда – каким был мир до того, как на него пролился Розовый Дождь. Да и сам я давал себе обет рассказать о том, что происходило со мной и с другими участниками мировой драмы в те смутные времена, на переломе Эпох. Но раньше на моих плечах невыносимым грузом лежало много неотложных государственных дел, и я никак не мог заставить себя взяться за перо. Сейчас, когда всем заправляют уже мои внуки и правнуки, я все же решил заставить себя выполнить обещанное, чтобы написать то, что должен. И, кто знает, может быть тогда эти сны оставят меня, наконец, в покое?

Писано в лето пятьдесят второе от начала Эры Императора.

ХРОНИКА ПРИНЦА И ФЕИ.

ПРОЛОГ. ПРИНЦ И ФЕЯ.

1.

Стройная белая лань щипала траву на прогалине посреди густого березового леса.





Грациозное, изящное животное, покрытое шелковистой шерстью необычного мраморного оттенка, причудливо отливавшей серебром под яркими лучами полуденного солнца. Тонкие, с золотистыми, а не коричневыми копытами, почти невесомые ноги, казалось, совершенно не касались земли. В каждом движении ее прекрасного тела, в кротком взгляде ее чистых как слеза глаз являлось столько внутреннего благородства, изысканности, достоинства, что можно было подумать, что эта лань – не животное, а какое–то чудесное лесное божество, по какому–то капризу судьбы принявшее на себя чуждый ей облик.

Только одно обстоятельство нарушало общую идиллию. Хотя вокруг слышались лишь звонкие трели лесных птиц, лань держалась явно настороже. Она то и дело поднимала свою изящную, словно выточенную искусным резчиком по дереву, голову, робко пряла чуткими ушами и испуганно озиралась. Дул легкий летний ветерок и, быть может, именно он и доносил до лани какие–то подозрительные запахи.

За ланью действительно наблюдал какой–то юноша. Он прятался в глубине березовой рощи и, чуть дыша, не отрывал восторженных глаз от белоснежной лесной красавицы. Штаны, рубашка, куртка с капюшоном – все из непромокаемой материи защитного цвета –, узкополая шляпа с пером и ботфорты – скромный, но удобный костюм охотника, обычный для жителей тех глухих мест.

Ростом он был достаточно высок. Однако в сочетании с несколько щупловатым телосложением, а также немного непропорционально длинными руками и ногами, это преимущество оборачивалось для него скорее недостатком. Во всяком случае, у многих его внешний вид невольно вызывал улыбку. При таком нескладном телосложении он напоминал чем–то пожарную каланчу, а если при этом что–нибудь увлеченно рассказывал, взволнованно махая руками (что случалось с ним, надо сказать, нередко), то, пожалуй, даже и ветряную мельницу. Чересчур длинным был у него и нос, слишком выдающийся на лице и оттого чем–то напоминающий клюв какой–то птицы. Покатый лоб – такой, какой бывает обычно у людей не слишком большого ума.

Впрочем, некоторые недостатки во внешности юноши с лихвой окупались всегда добродушным выражением его лица и, что самое важное, мечтательным и наивным, как у ребенка, взглядом больших, навыкате, и синих, как морская волна, глаз, которые теперь были целиком устремлены на чудесную лань.

Было видно, что юноше очень хотелось рассмотреть красавицу поближе. Он то и дело нетерпеливо переминался с ноги на ногу, кусал губы и смешно, как не в меру любопытный гусенок, вытягивал свою и без того длинную и худую шею.

«А вдруг правы россказни охотников из таверны, – думал он, – что белые лани с золотыми копытцами – волшебные, и если их поймать, то они из этих вот копытец могут выбивать монеты? И не какие–нибудь медяки, а полновесные королевские дукаты!!!» Дрожащими от волнения руками юноша вытер испарину, которая выступила у него на лбу.

Однако юноша не был корыстолюбив. Он следил за ланью отнюдь не для того, чтобы набить свои карманы дармовым золотишком (что на его месте сделал бы, согласитесь, каждый). Просто юноша всю свою жизнь ждал чуда и теперь, когда он, наконец–то, оказался в двух шагах от него, дукаты из–под золотых копыт лани могли послужить свидетельством его настоящей встречи с чудом, настоящим волшебством.

Одержимый этой мыслью, юноша словно кошка все ближе и ближе начал подкрадываться к лани. Он осторожно передвигался по мягкому зеленому ковру, стараясь ступать так, чтобы не спугнуть лесную красавицу. Благо, ветер усилился, и шум листвы совершенно заглушал его шаги.

Вот он прошел от одной березы к другой, осторожно прокрался на цыпочках до третьей и спрятался за толстым стволом четвертой. Юноша уже мог различить цвет глаз лани и рассмотреть отдельные волоски на ее шерсти – так близко он к ней подобрался. Но в тот момент, когда торжество юноши было почти полным, он так увлекся, что не посмотрел под ноги и споткнулся о корень, который неведомо как подвернулся ему под ногу. Раздался сдавленный крик, и лань, как встревоженный мотылек, в тот же миг упорхнула, исчезнув в глубине березовой чащи.

– Подожди, красавица, я не причиню тебе зла! – что было сил закричал ей вслед юноша (как будто бы она могла понимать человеческую речь!), и тут же бросился в погоню за беглянкой.