Страница 24 из 29
Строят их за счёт программы "Социальное развитие села", т.е. на федеральные деньги. Естественный вопрос: разве это плохо? А вот тут как посмотреть. Разумеется, жилищный вопрос — он и в Африке актуален, так что от нового жилья никто не отказывается. Только жизнь в этих домах — не сахар. Газа в посёлке нет вообще, про водопровод я писал выше, одна радость — электричество. Но подводить сюда электроэнергию никто не торопится, и из двух десятков уже построенных зданий подключено не более четверти. Остальные — либо ждут поступления средств из Центра, либо жильцы сами собирают деньги и проводят подключения за свой счёт, что достаточно дорого.
А ещё в федеральную программу включено "повышение образовательного уровня учащихся общеобразовательных учреждений в сельской местности", которое на деле вылилось в закрытие одной из средних школ. Точнее, той школы, что в самом центре посёлка.
На следующий год те, кто в ней учились, будут раскиданы по классам в девятилетку и во вторую среднюю. Ну а школа N1, имеющая 80% износа, останется в ожидании своей участи — денег на её ремонт (в отличие от ДК) нет.
Кстати, для информации. Если девятилетку, с некой натяжкой, тоже можно считать расположенной в центре, то вторая средняя стоит километрах в 4-5 от оного. Так что добираться до неё как минимум минут 30, а с улицы с новостройками — ещё дольше. И если учитывать особенности сибирской зимы с её 40-градусными морозами (это явление обыденное, а порой и минус 45-50 может стукнуть), то зимой такая прогулка может быть чревата последствиями, причем не только для учеников.
Так что оборачиваются эти новостройки очередной "потёмкинской деревней" и громкими рапортами — наверх, о реализации на селе общегосударственных инициатив.
Неужели, имея под боком тайгу, располагая возможностями для развития сельского хозяйства, обладая промышленными мощностями (тот же мехзавод), выгодно жить за счёт бюджета?? Проще — да, спокойнее — разумеется, но выгодно — вряд ли. Ну, может, кому-то и выгодно, особенно если этот кто-то пасётся около бюджета, но и только. А остальным? А остальным остаётся уповать на свой участок и надеяться на появление "доброго царя" местного уровня, который будет душой болеть за свою "малую" родину. Нужна-то от властей самая малость — оторвать руководящий орган от управленческого кресла и поработать над созданием рабочих мест с нормальной зарплатой, а торговля и разные сервисы ждать себя не заставят.
Всё, приехали! Открываем ворота, закатываем "Тойоту" во двор к тещё. Там уже и блины ждут, и баня, и некопанный огород, и теплица с парником — но это, как говорится, уже совсем другая история.
Евгений Головин КУКЛЫ
У Фёдора Иваныча, кочегара, был только один друг — клоун Петрушка. Бог знает, что могло свести столь разных людей — черномазого, в саже и копоти (он и умывался-то машинным маслом), кочегара и чистенького, в бантах и лентах, клоуна. (Для разъяснения надо бы почитать трактат Цицерона "О дружбе". Известно, что во времена сего великого философа развелось много кочегаров и клоунов, и он, безусловно, дал бы дельный совет). Замечание относится к Фёдор Иванычу, поскольку он был великий книголюб — иногда увлечется Марком Аврелием или Сенекой, да и забудет накидать в топку угля, хоть и получал неоднократные выговоры от машиниста. "Дурак, — ворчал он про себя, — тоже поставили поездом командовать. Голову отдаю на отсечение, он не только Гегеля, но и Гоголя не читал". Терпеть не мог людей неначитанных, только Петрушке прощал: "А ты попробуй, повертись полдня на окаянной трапеции, а на закуску кольца полови, как мышь". На вопрос, почему это мышь должна ловить кольца, сопел, но никогда не отвечал. Однажды лишь отделался репликой: "Я человек бывалый. Вон Петрушка не даст соврать, однажды видел в цирке двухступенчатого кота". И настолько велик был его авторитет, что слушатели почтительно молчали, некоторые даже шапки снимали.
Петрушка только молчал, кивая головой на всю несусветь, что нёс Фёдор Иваныч. Человек непростой, начитанный, с такими лучше язык откусить, чем в споры вступать. Сам же в дураках и останешься.
Любил и уважал Федор Иваныч Петрушку донельзя. "Вишь, какой человек, большую должность занимает, разодет, что твой… ризопрах (Федор Иваныч любил щеголеватые словечки, бог его знает, откуда и набирал), а дружбой с простым кочегаром (при этом он гордо смотрел в зеркало) не брезгует.
Случился как-то раз день рождения у Петрушки. Федор Иваныч ночь не спал, голову ломал, соображая, что бы подарить любимому другу. И посоветоваться не с кем — с женой он развелся, но об этом разговор особый. Встал поутру, побродил, и попалась ему ржавая водосточная труба. Возился он с ней целый день, наконец приладил три колена в виде буквы "П", очистил, отдраил и покрыл желтой масляной краской. Загляденье!
Потом пошел с праздничной физиономией в цирк и торжественно надел водосточную букву "П" на шею Петрушке. Застыло мрачное молчание. "Новый номер готовите"? — поинтересовался директор. — "Не-не-не знаю. А что это, Фёдор Иваныч"? — Это подарок ко дню рождения, Петруша. Магазины обходил, там так, ермолда одна. А это… полюбуйся. В цирке — может и не пригодится, хотя я думаю, такая вещь всюду место найдет, а в метро там или в церкви — первейший инструмент. "Это как понимать, Фёдор Иваныч"? — Ну, скажем, заходишь ты в метро — там битком набито — и кричишь: "Особый вход бакалавру! Тороплюсь на конференцию!" Ну собьешь трубой пару старух — их ведь там как килек в бочке — не ты, так кто другой. "Ну а в церкви"? — Тут дело особое, почет особый. Служба прерывается, священник возглашает: "Братие! Ныне к нам явился человек с трубой, человек эвхаристический! Во имя Господа, подайте ему от скудости вашей"! Ну и уйдешь из церкви с полным кульком продуктов. Циркачи смущенно переминались. — А помнишь, Фёдор Иваныч, я тебе свисток подарил, — робко напомнил Петрушка. "Как не помнить! Понимаете, товарищи циркачи, машинист наш чуть что любит храпока давать. До аварии раз десять не дошло. Однажды въехал на запасную станцию и трое суток продрых. Пассажиры уже решили: в укрытие, мол, поставили, война началась. Как я ему свистнул в ухо — пронзительный такой свисток, страсть, так он мигом в чувство пришел. За жабу решил ему отомстить". — За какую жабу?
"Надо вам сказать, ребята, человек я компанейский, дружелюбный. Это еще до Петрушки было. Прихожу раз на работу, ну там уголек разгребаю, смотрю, что-то шевелится возле топки. Может, думаю, саламандра ко мне пожаловала. Такое часто случается при нашей работе". — А что такое саламандра, Фёдор Иваныч? "Брема читать надо", — как всегда небрежно бросил начитанный Фёдор Иваныч. — "Так вот, она шевелится и похрипывает, я подумал нечисть какая, хотел лопатой огреть. А потом смотрю — жаба. И красавица какая — ну просто сил нет! Брыластая да бородавчатая, а глаза смотрят грустно-грустно — не обижай, мол, меня, я к тебе погреться пришла". — Так они в болоте живут, разве им холодно бывает? "Почитай Плиния Старшего, у него таких случаев много описано. Ах да, я и забыл, ты насчет книг того… чистая кувалда. Ну так вот. Погладил я жабу и назвал её ради красоты и особого величия "императором Клавдием". Но тут доходяга машинист ко мне прицепился с насмешками да прибаутками. Главное — видный был бы человек, а то ростом с мою жабу и весь в бородавках. Ну зачем машинисту бородавки, я вас спрашиваю? На такой вопрос и Платон не ответит. Чуть что, бежит по коридору и орет: полюбуйтесь, Фёдор Иваныч свою Клавку кормить пошел. Это я, значит, ставил Клавдию блюдце молока. "А как она в постели, — шутил помощник, — ничего, а"? "Из-за того и с женой развелся", — издевался машинист. И надо же! Недаром говорят, черт раз в тридцать лет слово правды сказывает".
— А что, — вмешался Петрушка, — хорошо ей было смотреть, как ты домой идешь с жабой на голове. Привычка у нее такая завелась: Фёдор Иваныч с работы, а она ему на шапку вспрыгнет и домой с ним возвращается. Первый раз жена хлоп в обморок. Потом ласково так к нему: ну чего тебе щенка не завести, тварь добрая, полезная, а то страхолюдь какую притащил. Сама ты страхолюдь, закричал Фёдор Иваныч, давай, заводи своих щенят да поросят!