Путь к колодцу

Сбылось проклятье Колдуна, память возвращает его к казалось бы давно забытому, потаённому… Страх и голод терзали его в стремительном его бегстве, в переломное время его жизни, время странной встречи с Колдуном. Надолго выпала память о встрече этой, захваченный множеством событий, задвигал он мысль о необходимости осмыслить встречу эту, перенося на будущее… Подавляло ощущение противоестественности непостижимости… Да и была ли эта встреча? Или был это кошмарный сон, заразивший его чёрным ужасом, – игра перевозбуждённого воображения, разыгравшегося после долгих дней и ночей, проведенных в холоде, голоде, страхе и одиночестве среди голых скал.

Глава 34

Цепляясь за острые грани огромных камней, тормозил он свой стремительный спуск, больше похожий на падение, по крутому склону, раздирая в кровь руки и разрывая остатки халата. Солнце уже скрылось за недалёким противоположным склоном ущелья, и теперь только в невообразимой выси, уже потемневшего неба, золотятся в последних его лучах редкие перья серебристых облаков, а дно ущелья уже покрыто мраком ночи. И скользит он в этот мрак по острому щебню, не в силах даже проклинать его и судьбу свою, и выскакивает, пробежав мимо огромного камня, на узкую площадку, нависшую террасой над ущельем, и вдруг:

– Ты почему опоздал? – резкий скрипучий голос, требовательностью своей останавливает его бег. Ноги его прокованы страхом к земле, в страхе осматривает от окутанную наступающими сумерками террасу, топорщатся угловатые скальные глыбы… Вдруг шевельнулась одна из них, и тусклый багровый свет начинает медленно выползать из-под неё.

– Да это кто-то костёр разжигает. – вздыхает он с облегчением. Человек поднимается и поворачивается к нему, из-за спины его ветер вырывает длинные багровые языки пламени и далеко несёт тысячи кроваво-красных тусклых искр… Против света не в состоянии увидеть он лица незнакомца, только чёрный лохматый силуэт на фоне рванного багрового полотнища пламени. Порывистый сильный ветер мотает пламя и длинные волосы незнакомца, рвёт клочья шкур, прикрывающих его тело, завораживая взгляд слаженным ритмом пламени и движения незнакомца.

– Я когда приказал тебе прийти? – он не понимает вопроса, его пугает злоба, звучащая в голосе незнакомца. Ему страшно и сжался он в комочек, прижавшись к нагретой за день глыбе, как ребёнок ждёт помощи он от этого человека.

– Я хочу есть. – скулит он, почти плача. Незнакомец нависает над ним с непонятной жестокой радостью вглядываясь горящими кровавыми искорками своих зрачков в его глаза. И внезапно смеётся громко злорадно:

– Тебе страшно! Ты голоден?! – махнув резко рукой назад, из своих лохмотьев выхватывает он дымящийся паром огромный кусок мяса на раздробленной кости.

– На! Ешь! – швыряет Колдун ему в руки истекающее горячим жиром мясо. И, повернувшись, бросается к пламени, рвущемуся прямо из самих камней. Движения его неуловимы и стремительны, и только клочья шкур, надетых на нём и непонятно как закреплённых,длинными лентами летят вслед за ним, не успевая, и просвечивается сквозь них, в багровых отсветах пламени, необычайно худое тело его.

Не спуская глаз с Колдуна, впивается он зубами в сочное мясо и глотает, не успевая пережёвывать. А Колдун в напряжении склонился к огню, дикий восторг в глазах его, как будто, что-то необычайно интересное открылось там его взору, и летят быстрые пугающе непонятные слова из перекошенного в неуловимых гримасах его рта, в жутком упоении выкрикивает он их, и рвётся злорадный лающий смех. И оторвав на миг свой взгляд от пламени, вглядывается с радостным злорадством он в своего гостя, и застывает тот, столбенея от страха, от нечеловеческой пронзительности взгляда, от злобы в нём и ненависти…

– Тебе страшно! – злорадно кричит, казалось бы, подлетая к нему по воздуху, Колдун: – Ты бойся, – это жизнь! – выкрикивает, брызгая слюной, прямо в лицо, уже пена выступает в уголках рта Колдуна:

– Тебе хорошо сейчас, безгрешен ты и можешь бояться! Но не долго осталось тебе…

Казалось, Колдун танцует страшный танец, под тоскливое завыванье ветра, у тусклого багрового пламени, среди камней, на краю пропасти… Глаза не успевали следить за его прыжками, временами казалось, двоится он в сумерках наступившей ночи, появляясь сразу в нескольких местах, среди чёрных и багровых пятен, мелькающих на гранях угрюмых валунов.

– Ты будешь чудовищно велик! Чудовищно! – хохот Колдуна подхватывают горя, они вторят ему, наполняя ущелье грохотом, и, уже кажется, тысячи злых девов повторяют за ним, насмешливо хохоча в темноте, слетаясь сюда, к багровому пламени, на кровавый пир.

Забыв о мясе, прижался незваный гость спиной к камню и сидит, не в силах отвести свой взгляд от Колдуна. А тот, то подскакивает и, наклонившись, в упор вглядывается в глаза своему гостю, то прыгает вокруг рвущегося вверх алыми полотнищами пламени, полощущегося на ветру. Колдун купается в нём, окутываясь им. То он уже сзади и, склонившись к уху, вкрадчиво шепчет что-то, скрабезно ухмыляясь, и стреляя насмешливыми глазами по сторонам, что-то непонятное абсурдное, и этим пугающее, то кричит и смеётся, как безумец, сотрясая ущелье грохотом эха.

Странный и сладкий паралич охватывает гостя, погружая мир в вязкое сумрачное марево, в котором вязнут и резкие прыжки Колдуна, и рывки языков пламени. Всякое движение замедляется в нём, и, кажется, даже звуки начинают тянуться низким неразборчивым воем, и это придаёт неожиданный удивляющий смысл движениям Колдуна и его голосу, но нет уже сил понять что-то, и рассмотреть вдруг открывающееся… Он тонет, тонет, погружаясь в вязкую топь…

Проснулся он тогда, разбуженный каким-то посторонним звуком, ворвавшемся в смутный сон. Солнце уже коснулось своими лучами уродливо изломанных вершин противоположного склона ущелья, придавая необычайную объёмность их неприкрашенной суровости, резко разграничившей свет и тьму теней на изломах острых граней. Необычно чистый воздух застыл в неподвижности, приблизив и выделив самые мелкие детали в окружающем. И звук песни, пробудившей его, звонкий и чистый голос, казался, сливался в хоре с эхом, наполняя всё ущелье.

Сидел он, опершись спиной о камень, не в силах разобраться, – где он? Где сон, а где реальность? Был ли Колдун и куда он делся? И тут, вновь услыхав звонкое эхо, вскакивает он, бросается к краю террасы. И вдруг, как будто на стену натолкнулся, останавливается он в недоумении – огромное чёрное пятно кострища… Сердце, кажется, замирает на мгновенье, пробуждая страх, заставляя оглядеться по сторонам, в непонятной надежде что-нибудь понять. В невольном жесте тянется он обтереть руки о полу халата и тут же одёргивает их, поднося к глазам – серая каменная пыль облепила затвердевшие потёки жира на ладонях. Но звонкий голос отвлекает его…

Ему помогли тогда добраться до родного стойбища, и, казалось, совершенно забыл он об этой встрече.

Иногда, что-то в нашей жизни, открывшись на мгновенье, в странном, поражающем воображение происшествии, и тут же исчезнув, оставляет оно нечто в глубине памяти. Забывается оно быстро, ни с чем несвязанное, выпадающее из причинно-следственной цепочки, сковывающей все наши воспоминания, и даже отвергающее привычную логику жизненного опыта, оставляет оно чувство неудовлетворённости своей незавершённостью. Эта встреча с Колдуном, ни когда не вспоминал Повелитель о ней, но лёгким холодом предопределённости зависла она против сердца, и пронёс он её через всю жизнь, как таинственный, запечатанный давно умершим предком сундук. Память об этой встрече всё время напоминала о непостижимости окружающего мира, что бы и где бы ни делал он, как бы самым уголком глаза видел он её, чувствовал присутствие. В страшные, переломные минуты своей жизни, он как бы подходил к этому заповедному наследству, став на колени, ощупывал укрытую таинственными знаками печать и отходил, чувствую непонятную почтительность и благоговение.