Путь к колодцу

Трое суток ожидания утомили меня, я не привык сидеть без дела, а тут, поневоле, приходилось сидеть, сложа руки, и это расслабляет, и ещё, я опасался, что могу не заметитьих приезда, увлёкшись благоустройством собственного быта, чем я занялся, спасаясь от ничегонеделания.

Но в момент их приезда, как будто толчок возбудил моё внимание. Враз потемнело вокруг, вроде тучка на солнце набежала, хотя и оставалось небо таким же безоблачно ясным. Я сразу бросил взгляд на реку, по ней уже вяло тянулись редкие клочья тумана, укрывая мелкие буруны на стрежне. Внезапно меня охватил озноб, и я, невольно, вздрогнул всем телом. Клочья тумана на глазах становились всё гуще и гуще, они, как бы тяжелели, опускаясь к самой поверхности воды, от этого становилось ещё темнее.

И вдруг, как удар электрического тока, – из тумана выскочила лодка. Плавно и ровно скользила она против кипящего бурунами течения. Плавность её скольжения завораживала – идеально ровное, несмотря на множество торчащих из воды валунов. Но сразу же всё моё внимание поглотили её пассажиры, – сидели они строго в затылок друг другу, застыв в неподвижности, издали они казались близнецами.

Я невольно выпрямился, охваченный холодом жути и почему-то восторга, при виде их. Лодка совершенно самостоятельно и стремительно несла их через туман, казалось, она летит над самой поверхностью воды. А может, так оно и было?

До половины, выскочив на песок пляжа, лодка застыла на привычном месте. Я, схватив бинокль, с лихорадочной поспешностью начал вращать виньер наводки на резкость, позабыв, чтозагодя навёл его уже на пляж. Когда же мне удалось восстановить резкость, пассажиры уже стояли на берегу возле лодки и, улыбаясь, о чём-то разговаривали.

Это были молодые, лет, может чуть старше, тридцати, парни, один несколько выше и, вероятнее, чуть старше. Оба одеты для тайги, на мой взгляд, легкомысленно – в летних светлых рубашках, к моему пущему удивлению, в хорошо отутюженныхлёгких брюках. В руках у них ни чего не было, на это я обратил особое внимание. Возникало впечатление, что плыли в лодке они не более двух, трёх минут.

Недолго постояв на пляже, они направились по тропе к мехмастерской. А я, забыв об осторожности, кинулся, натыкаясь на кусты, к лагерю. Меня захлестнуло чувство опоздания, казалось, именно сейчастам происходит нечто необычайно важное, и вся моя предыдущая жизнь всего лишь прелюдия к предстоящим событиям, самое главное в ней произойдёт сейчас, или уже происходит… Без меня…

Такое чувство ожидания чуда, мне кажется, возможно, только в детстве, и ни как не ожидал я вновь встречи с ним, с всепоглощающей глубиной его и верой…

Какими-то необычайно обычными выглядели они в лесу. Поначалу я сам не мог понять противоречия этого – их одежда, их поведение, были обычными для городского учреждения… В городе таких тысячи, а здесь, в глухом заповедном лесу, за десятки километров от ближайшей дороги? Они не могливести себя так… Именно в это всё для меня всё упиралось, вели они себя, так как в собственном доме ведёт себя хозяин.

Я вдруг, понял, что всё ещё сложнее, не я, обходчик, проживший почти всю свою жизнь в этом лесу и знающий, казалось бы, здесь чуть ли не каждое дерево, хозяин этого леса, а они – кого несёт по своей поверхности река, чьи следы старательно прячет лес… Они обладают непостижимой властью над мёртвой и живой природой и нет от них ни каких тайн в этом лесу. И, почему-то, радостью захолодело у меня в груди при мысли об этом, о том, что знают они обо мне, знают, что видел я их и тороплюсь по их следу… Я совершенно не испытывал страха, что-то подкупающе дружелюбноешло от них, не были они способны на зло, это я уже знал твёрдо.

И даже в далёкой забытой молодости на свидании,не колотилось у меня так сердце от волнения, как в тот момент, когда выскочил я с шумом из кустов, и сразу же увидел их. Так же спокойно, как перед этим сидели в лодке, шли они по тропе друг за другом к остаткам мехмастерской. Я настолько был уверен, что знают они о моём присутствии, что даже мысль о том, что бы скрываться, не пришла мне в голову, поэтому открыто стоял, наблюдая, как шли они, временами скрываясь среди деревьев и кустарника. Мне даже показалось, младший, шедший позади, оглянулся и одобрительно улыбнулся мне. Не решившись идти за ними в мехмастерскую, я уселся, ожидая их возращения, на ствол рухнувшего дерева. Я уже знал, что ни когда не решусь подойти к ним и, тем более, заговорить с ними.

Часа через два я, увидев, что они возвращаются, встал и подошёл к самой тропе. Проходя мимо, старший задержал на мне доброжелательный взгляд, чуть кивнув головой, а младший улыбнулся.

Пропустив их, я, по уже хорошо заметной тропе, пошёл к мастерской. Там вновь, как прежде тропа упиралась в грубо сколоченные ворота, запертые щеколдой. Я нерешительно прикоснулся к ней, и вновь любопытство пересилило благоразумие, и, откинув щеколду, я вошёл внутрь,

Но за воротами всё поразительно изменилось, ни каких механизмов, станков уже не было, царил густой какой-то липкий полумрак, из скрытой мраком глубины доносились мерные вздохи какого-то огромного безразличного ко всему существа. Сделав несколько шагов, я оказался в круглом ребристом коридоре, рёбра которого тускло отсвечивали тёмно-багровым слабым светом. Расставив руки, я легко дотягивался до противоположных мягко упругих его стенок, слегка липнувших к ладоням, вверху стенки смыкались почти сразу над головой. Идти дальше в глубь я не решился и оглянулся назад. Где-то далеко, далеко мерцал тусклым дневным светом вход, величиной в полную луну. Я точно помнил, что сделал всего лишь несколько шагов, но столь большое расстояние до входа вызвало во мне только вялое удивление. По стенкам тоннеля прошла мягкая волна, и далёкое пятно входа, плавно уменьшаясь, окончательно погасло, но это на меня не произвело ни какого впечатления. Усталость налила приятной истомой тело, и я присел, упираясь спиной в мягко подавшуюся стенку, удобно охватывающую спину и голову… Плавно качнулся подо мной пол, опрокидываясь в бездну…

А проснулся я, как это не странно, в своём балагане на берегу Удая, и, сначала, с досады решил, что всё это мне приснилось и поэтому расстроился. Ни в мехмастерской, ни на берегу, ни чего не нашёл, и, только вернувшись, домой на кордон с удивлением узнал, что провёл во сне три дня, что уж ни в какие рамки не лезло…

После этого я несколько раз ходил, казалось бы, без всякого поводак лагерю, всякий раз подгадывая к их приезду, казалось, я научился каким-то образом заранее чувствовать их приезд. Обычно они были сами, а раза два, среди лета, с ними были ещё двое, но это были явно обычные люди. Эти, посторонние, совершенно не производили такого впечатления, которое оставалось при взгляде наБратьев, я их так окрестил почему-то с самого начала. У меня возникло твёрдое впечатление, что эти, чужие, меня даже не замечают, в то время как Братья так, или иначе, давали мне понять, что я замечен им – улыбкой, доброжелательным кивком. Но ни когда не обращались ко мне, и меня что-то удерживало от попыток заговорить с ними.

За время, после первой встречис Братьями я совершенно перестал пугаться необычного, я разучился ему удивляться, привыкнув к нему, я даже мог непостижимым чувством предвидеть события, где, что и когда будет происходить. Я безоглядно верил в дружелюбие происходящего ещё и потому, что здоровье моё, после сна в странном том тоннеле, улучшилось настолько, что я позабыл обо всех старинных своих болячках.

Но меня это и угнетало. Угнетало, что привык я к этому, не пытаясь объяснить, связать с привычным. Это трудно объяснить, в конечном итоге, всё вокруг нас непостижимо и не понятно – и трава, и лес, и вещество, и пространство… Но мы это непостижимое воспринимаем, как привычное, зная его обычаи и поведение, не всегда разбираясь в причинах этих обычаев и способа действия. Так и я, начав воспринимать эти странности, я их чувствовал, как мы чувствуем, например, тепло или свет… Попробуй объяснить слепому от рождения человеку, каков красный цвет…Мы его видим и в этом главное, а ведь между физической природой света и нашим его ощущением ни кем ещё необъяснимая пропасть…