Страница 5 из 25
Сколько можно, бит был неоднократно и никак не уймётся. Коханя, один из крутых поселковых авторитетов, глядя на этот конфликт, предлагает нам его закозлить, это его, наверняка, успокоит на всю жизнь. Но нам с Витьком претят зоновские нравы, на это, ни за что, не пойдём, жизнь портить ни кому не собираемся, пусть сам себе портит.
И вот Боб опять нарвался на пару бутылок водяры. Я ощупал скулы. Нет, гад, водярой не отделаешься, на коньяк напросился. Наказывать, так наказывать. Всё ему неймётся, и на что надеется… Думал, что раз я пьяный, так можно попытаться… Я увидел блеснувшую в снегу на тротуаре отвертку и забуцал её подальше в сугроб.
Пока дошёл домой сплюнул, верняк, стакан крови. Но знаю одно, кровь глотать нельзя, если глотну, то вылетит из меня всё, что ел и что, в основном, что пил сегодня.
Подошёл к двери квартиры, попробовал достать ключ правой рукой, но пальцы не слушались, кисть опухла и посинела.
– Чёрт, – выругался: – Опять входящий перелом костей запястья.
Достал ключ левой, пока изгибался, боль переклинила, насилу разогнулся. Открыл дверь, все уже спали. Зашёл в нашу с братом общую спальню 3 на
По-тихому разделся, чистить зубы? Только ухмыльнулся, представив этот процесс, в моём положении, это был бы садизм, или мазохизм? Особо не разбираясь, повалился на свою койку у двери, как в угольную яму провалился.
День второй (числа и вспомнить не могу, шучу.)
Среди ночи проснулся от острожного прикосновения:
– Живой?
Попытался приподнять голову. Уююю! Это просто невозможно. Батя кивнул подбородком, указывая на пол. На полу, под моей левой рукой, свесившейся с койки, в полоске света из открытой двери ванной, скопилась небольшая лужица свернувшейся комками тёмной крови, а маленький ручеёк протёк за дверь в коридор, образовав и там небольшую лужицу. Видно, на неё, и наткнулся батя, выходя покурить:
– Счас… – прокряхтел я.
– Лежи, – сказал тихо батя: – Я сам.
Я увидел у него в руках тряпку, и с облегчением опустил голову на подушку.
– Чем это тебя в плечё ткнули?
Я не мог ворочать челюстью, насилу выдохнул:
– Отвёрт…
Отец принёс банку со спиртом, продезинфицировал небольшую, но видно довольно глубокую кровоточащую ранку на левом плече.
– Во, гады, ещё и отвёрткой ткнули – подумал с досадой. Представил, что там с курткой, со свитером?
Наш батя врач, так что проблем с лечением ран не было. Он быстро обработал ранку и сделал укол и заклеил пластырем.
– Антибиотик. – сказал тихо: – Что бы заражения не было. Ещё где-то есть?
Я протянул правую руку, превозмогая боль. Он обработал ссадины:
– У тебя опять входящий перелом пястных костей.
Я хотел сказать, ну и чёрт с ними, не впервой, но челюсть не слушалась. И повернувшись к стене, я опять заснул. Явно было не более трёх часов ночи.
Разбудил меня Витька, грохнув ногой по ножке койки:
– Где это тебя носило?
Я с трудом повернулся к нему, увидав всю красоту на моих мордасах, он нехорошо ухмыльнулся:
– Однако… – протянул: – Маман не видела?
Я попробовал поворочать нижней челюстью и проворчал довольно нечленораздельно:
– Батя.
– И, как отбрехался?
Но у меня чертовски разболелась челюсть, и верхняя, и нижняя, а уж про зубы и говорить не чего. Я мотнул головой, мол – пошёл бы ты. Он оторвался от созерцания моей фингалистой рожи и пошёл в ванну. А я лежал, ожидая пока он оттуда выйдет.
Не знаю, как у кого, но меня, к счастью, «синдром похмилюгинский» ни когда не посещал, не смотря на любое количество потреблённого накануне спиртного. Так что с этой стороны проблем, по крайней мере, не предполагалось.
Когда рассматривал себя в зеркале в ванной, то восторга не испытывал, оба глаза затянуло огромными фиолетовыми фингалами. Прозевал… Если бы сразу, по приходу, проткнул фингалы, то кровь бы вытекла, и ситуация имела бы не столь красочный вид.Попытался потрогать под носом, но, до этого ноющая боль, ударила резким импульсом и интенсивно запульсировала. Чёрт, это то, чего я не люблю, с ноющей болью как-то свыкаешься, а вот пульсирующая крепко досаждает.
Я уже давно понял, что главное это ни в коем случае не бояться боли, воспринимать её, как жалобу ребёнка. Кто-то, или что-то обидело его, вот он и подошёл ко мне пожаловаться на каком-то своём странном языке. Ну и что, что я пока его не понимаю, всё равно, ему надо выказать своё горячее сочувствие, пожалеть его и стараться успокоить. Это успокаивает, и боль отходит.
Боль, на мой взгляд, это сложнейший комплекс информации, но мы воспринимаем только самый внешний её образ, не вникая в сущность. Что-то подобное поверхности озера, мы смотрим на его поверхность и не пытаемся заглянуть под поверхность, где в глубине прячется огромная вселенная.
А вот страх боли, наоборот, настраивает все остальные силы организма против того, кто начинает жаловаться, все системы начинают воспринимать жалобщика, как врага и обрушивают на него все свои возможности… Что приводит только к усилению боли.
Ревизия у зеркала показала, что зубы верхней челюсти удары выдержали, хвала им, а вот сама верхняя челюсть, судя по всему, малость треснула. Порадовал нос, а я-то опасался, что он как-то уж очень резко понюхал асфальт. Ат, нет, молодец, сохранился в первозданном виде. Синяки по телу не в счёт, это мелочи. Рана на левом предплечье побаливала, но батя её полностью обезопасил, так что беспокойства не вызывала. А вот кисть правой руки, пребывала в самом печальном состоянии, она распухла и тоже приобрела в некоторых местах ядовито фиолетовый оттенок, но тут поможет время и терпение… Вот это уже хуже, завтра дежурство на пожарке, а с такой рукой там делать не чего.
С кухни донёсся голос матери:
– Завтракать, а то, я уже убегаю на работу.
Ещё не знает. Но вот, она открыла дверь ванной и отшатнулась, упершись в противоположную стену:
– О боже…
– Чего там, о боже, – хмыкнул Витька, опершись о дверной косяк:
– Ты что, первый раз такого красоту видишь? Пора привыкнуть.
Она кинула на Витька очень, очень неодобрительный взгляд. Он явно злился, уж я-то его знаю, досадует, что не было его вчера ночью рядом со мной.
Схватила меня за голову, рассматривая мою боевую раскраску.
– Мам, пустяки, кости целы. – постарался я её успокоить, слегка сбрехнув про целые кости, – Бодягу приложу, пара дней и всё пройдёт.
Лучше б я промолчал потому, что моё нечленораздельное мычание повергло её в очередной ужас.
Не буду рассказывать, обо всех её «восторгах» по поводу моей физиономии и меня, по случаю, досталось и Витьку. Нам сВитькой с трудомудалось её, чуток успокоить и выпроводить на работу, хоть и с опозданием.
– Я так понял, ты не боеспособен? – спросил он, уплетая картофельное пюре с сосиской и вываливая мою пайку себе в тарелку.
Я только махнул рукой, теперь мне пройдется денька четыре поголодать, зубы и челюсть не позволят даже подумать о еде. Но не впервой, а потом диета из вымоченной в молоке булки, недели на две, не меньше.
Решил, в институт не поеду, справку в поликлинике получу без проблем. Лежал, прикрывшись пледом, и решал –сейчас ехать в госпиталь за больничным. В части больничный, выданный гражданской больницей, не признавали, надо только из ведомственного госпиталя. А туда ехать: электричкой, метро, а потом троллейбусом с пересадкой… Этого я точно не выдержу, на ногах устою, но вот завою от боли, её-то в таких условиях уговорить будет, практически, невозможно.