Грешница

— Господи! — вырвалось у Тюркуазы, и Роше не мог не заметить, как она побледнела и смешалась.

Прошло еще около двух минут, шум все усиливался и усиливался и наконец раздался у самых дверей будуара, где они сидели.

— Она дома, я хочу ее видеть, — раздалось за дверью. При этих словах Тюркуаза вскрикнула, бросилась к двери будуара и проворно заперла ее на ключ.

— Что вы делаете? — вскричал Фернан.

— Тсс! — едва слышно прошептала Тюркуаза.

В приемной в это время происходило что-то вроде борьбы, и наконец в дверь крепко и громко стукнули.

— Это он! — вскрикнула Тюркуаза.

— Кто он?

— Он! он! — говорила она в страхе. — Бегите… в эту дверь ради всего святого…

— Бежать? — вскрикнул в свою очередь Фернан. — Но кто же этот человек, который смеет таким образом врываться к вам… Бежать?!

— Он убьет вас! — прошептала она с ужасом, который ясно проглядывал во всех ее движениях.

— Женни, моя милая, — кричал между тем из-за двери чей-то яростный голос, — Женни, отвори мне… я тебя прошу… мне надо только его…

И дверь комнаты начала колебаться, уступая силе,

— Бегите, Фернан, ради Бога, — повторяла молодая женщина, — этот человек, который там, этот человек — любим мною!.. Я обманула вас… простите меня…

В эту минуту дверь отворилась, и Тюркуаза выронила из рук свечу, которая потухла.

В комнате стало темно.

Тюркуаза бросилась к дверям уборной, чтобы спрятаться в ней, но в эту минуту дверь уборной отворилась: на пороге стояла женщина со свечой в руке.

Мы настолько хорошо знаем сэра Вильямса, что, вероятно, не можем усомниться в его храбрости. Тем не менее при виде этой неподвижной тени, при блеске двух ярких точек он страшно смутился и невольно отступил.

Тень в свою очередь приблизилась. Сэр Вильямс отступал, а тень продолжала подходить все ближе и ближе.

— Кто вы? Что это такое? — спросил он с внезапным ужасом, которому никогда не поддавался.

Тень молчала, но чья-то железная рука схватила сэра Вильямса за горло, и в то же время негодяй почувствовал, что к его лбу приставляют что-то холодное. Он понял, что это было дуло пистолета. И почти в то же время женский голос сказал ему: «Мне надо векселя… или вы будете убиты…»

Этот голос заставил его вздрогнуть всем телом.

— Векселя! — повторила тень повелительным голосом, не отнимая пистолета от его лба.

Сэр Вильямс узнал по голосу Баккара и понял, что она не остановится и убьет его, если он не послушается. Он молча подал векселя.

Но Баккара, так как это была она. не выпустила шеи баронета, которую она сдавила ему левой рукой.

— В огонь, — сказала она, — сейчас же бросьте все это в огонь или вы погибли!..

Баронету было трудно дышать, он стоял, прислонившись к стене между дверью будуара и камином, в котором догорала последняя головня.

Сэр Вильямс молча бросил туда векселя, которые мгновенно вспыхнули и осветили гостиную, что дало возможность двум действующим лицам этой сцены несколько минут смотреть друг на друга.

Сэр Вильямс узнал в своей противнице Баккара. Но если сэру Вильямсу было не трудно узнать Баккара, то зато ему было почти невозможно узнать виконта Андреа.

Мнимый англичанин сразу понял, что он может спастись только посредством какой-нибудь хитрости. Сила в этом случае была положительно неприменима.

— А! — прошептал он своим хриплым голосом. — Мне душно!..

Баккара отпустила его и отскочила на два шага назад, все еще держа в руке пистолет.

— Милорд, — проговорила она совершенно спокойно, — если вы не желаете умереть сейчас же, то повинуйтесь мне.

— А! — возразил сэр Вильямс, все больше и больше приобретавший свое обычное хладнокровие и искавший выхода из этого затруднительного положения.

— Наклонитесь, — продолжала Баккара резким голосом, достаточно доказывавшим, что она сумеет заставить повиноваться себе, — возьмите с камина свечку и зажгите ее… Знаете… ведь рыбак видит рыбака издалека.

Баронет молча повиновался.

— Зажгите другую, — сказала Баккара, — я вообще люблю симметрию и желаю теперь, чтобы у нас горели две свечки.

Сэр Вильямс исполнил и это приказание молодой женщины.

— Теперь, — продолжала Баккара, — негодяй, который ворует при помощи развратницы два миллиона триста тысяч франков, не может быть без оружия, и у него, вероятно, есть кинжал.

Сэр Вильямс покачал отрицательно головой.

— Ну, — повторила Баккара, — торопитесь же, милорд, и бросьте свою игрушку.

И, заметив, что он еще колеблется, она подняла свой пистолет и сказала:

— Ну, я целю в голову — Сэр Вильямс понял, что ему остается жить только несколько минут, если он вздумает еще колебаться, а потому он торопливо расстегнул свой сюртук, вынул из кармана кинжал и бросил его к ногам Баккара. г Молодая женщина наступила на него ногой и продолжала держать в руке пистолет.

— Она довольно сильна, — думал он, — лишь бы только она не узнала меня и отпустила, — затем он громко добавил: — Я бедный карманник, и, право, будет гораздо лучше, если вы отпустите меня… И без того уже печально лишиться всех этих векселей.

Между тем Баккара продолжала вглядываться в него и думала: я глубоко убеждена, что это Андреа, несмотря на все его новое превращение. Он не мог изменить в себе только одного своего взгляда, и я по этому-то взгляду и узнала его… но я не должна подавать вида, что узнаю его…

И, не переставая смотреть на него, она добавила:

— Я отлично вижу, что вы ловкий карманник, то есть просто английский плут, перед которым наши доморощенные французские плуты совершенно пасуют, но я все-таки не вижу данных для того, чтобы «-мне следовало вас отпустить.

Сказав это, она отступила еще на два шага и, достигнув двери, стукнула в нее два раза.

Эта дверь отворилась, и в гостиную вошел человек.

Он был высокого роста, молод и, подобно Баккара, держал в руке пистолет.

— Мой милый граф, — сказала она, — вот человек, которого я вам поручаю и оставляю его под вашей стражей.

— Хорошо, — ответил ей граф Артов.

Граф сделал шаг к своему пленному и холодно взглянул на него.

— Милостивый государь, — сказал граф, — я никогда не изменяю своего решения. Потрудитесь сесть вот там в амбразуре этого окна и сидите спокойно… Если вы пошевелитесь, то я пущу вам пулю в лоб.

— А я не пошевелюсь. — прошептал мнимый англичанин и сел на указанное ему место.

Тогда Баккара направилась к камину, взяла с него свечку и отворила дверь в спальню Тюркуазы, соединявшуюся с будуаром и уборной.

Итак, в ту минуту, как Леон Роллан приходил в бешенство, а Фернан вставал со своего места, пораженный и отрезвленный внезапным цинизмом Тюркуазы, — итак, в эту-то минуту дверь уборной отворилась и осветила всю сцену… В эту-то минуту на пороге уборной показалась женщина со свечой в руке… при виде ее растерявшаяся Тюркуаза отступила назад и вскрикнула от ужаса!..

В будуаре произошла сцена поразительная и ужасная. Два человека встретились лицом к лицу на близком расстоянии: один из них был бледен, с блуждающим взором; волосы его были растрепаны, и он яростно махал ножом во все стороны. В дверях стояла Баккара, распространяя вокруг себя свет, и казалась в эту минуту ангелом примирения. Несколько в стороне находилась Тюркуаза… ее лицо было искажено от ужаса, и она уже полагала, что теперь настал ее последний час.

Первое чувство двух людей, движимых обоюдною, ненавистью, всегда заставляет их взглянуть друг на друга.

Свет, распространившийся по всему будуару, остановил внезапный порыв Леона, который бросился к человеку, решившему, что это последняя ночь в его жизни. Фернан, со своей стороны, тоже взглянул на своего соперника. Взгляды их встретились… Оба они вскрикнули ужасно, дико, невыразимо, так, как могли бы вскрикнуть только отец и сын, встретившись лицом к лицу с оружием в руках.

— Фернан! — вырвалось у столяра, и нож вывалился у него из рук и упал на пол.