Семнадцатый (XVII)

— Ух, ты! — фон Ремер застыл, как столб, на входе. Кажется, он попал в собственный рай.

На нас начали обращать внимание. Голые мужчины схватились за валявшиеся на полу шпаги, женщины, оскалившись до безобразия, потащили из ножен кинжалы.

— Это все извращенцы-сатанисты! — быстро пояснил я своей банде. — Тут нет людей, одни животные. Вон та похожа слева на фон дер Ляйен, неважно, кто это! Бейте их безо всякой жалости!..

Два выстрела от братьев Дюси произвели фурор. Бросившиеся первыми на амбразуру голая баба с титьками пятого размера, свисавшими ей почти до пупка, и мужичок с лысой головой и стоячим, как шпага, пенисом, отлетели назад.

А дальше закипел бой. Убивать голых людей — то еще сомнительное удовольствие, но выбора не имелось. Они все в этой комнате словно обезумели — кидались, не щадя себя, и даже почти не обороняясь. Так что вышла своего рода бойня… но промедли хоть кто-то из нас на долю мгновения, и тут же распрощался бы с жизнью. Самое удивительное, что никто не попытался бежать, а женщины в бой бросались наравне с мужчинами. И так же наравне умирали.

Когда все было кончено, фон Ремер вытер окровавленное лицо, покачал головой и сообщил:

— Вертел я на своей алебарде этот ваш Париж! Хочу обратно в свою тихую провинцию, где из всех извращений лишь молодой дебил-пастушок, ночами наведывающийся в сарай с овцами…

— Вы сами вызвались, мой друг! — напомнил я. — Идите же до последнего!

— Боги сохранят меня для молодой жены и десятка ее близких подруг! — перекрестился Ремер. — Я готов! Следуем дальше!

Левый и Правый, между тем, обшарили комнату, добивая попутно еще живых обитателей, и вытащили на середину тяжелый сундук с приоткрытой крышкой.

— Тут богатство всякое внутри, — сообщил Люка, — золото, перстни, серьги, камни, монеты… сундук набит доверху!

— А у дальней стены еще таких десяток подобных, укрыты за драпировкой, — дополнил Правый. — Можно, мы заберем себе немного?

— Мы возьмем все! — обрадовал их я. — И ваша доля будет достойной!

Братья Дюси заулыбались. Я знал, что они уже давно вынашивали мысль немного подкопить деньжат и купить одно старое поместье с обширными, но слегка запущенными виноградниками, большими охотничьими угодьями и плодоносными полями. И теперь эта их мечта легко могла осуществиться.

— Но сначала пройдем путь до конца! Ломайте следующую дверь!..

Они выбили ее с наскока, влетев в очередную комнату. Вот только там их уже ждали.

Два выстрела слились в один… вот только стреляли не братья. Левый и Правый упали. Сильные, безжалостные, смелые, опытные… они слишком поверили в свою звезду, а она внезапно погасла.

Мы с фон Ремером залетели в комнату секундой позже и успели укрыться за боковыми резными колонами, и пули, предназначенные нам, лишь раскидали крошки мрамора вокруг.

Я прекрасно видел со своего места, как умирает Люка — мой верный и преданный солдат. Пуля пробила ему горло, кровь хлестала во все стороны, он хрипел, задыхаясь, но непрестанно смотрел на меня… правая рука его, чуть подергиваясь от спазмов, указала на Бенезита… спаси его! Спаси! Потом глаза Левого остекленели, навсегда застыв в вечности…

Я был бы рад выполнить последнюю его волю, вот только Правый уже был мертв. Люка этого не мог видеть. Второй выстрел пробил грудь Бенезита в районе сердца. Смерть была мгновенной. Он отошел в мир иной без боли и страданий, легко.

Боги и демоны, я отомщу!

Сделав быстрый знак рукой фон Ремеру, я метнулся в правую сторону от колоны, он тут же прыгнул в левую. Встав на колено, я выстрелил в первого, кого углядел — пуля пробила ему голову насквозь. Брызнула кровь вперемешку с мозгами, но я этого уже не видел, швырнув дагу в следующую цель. Клинок вонзился живот, заставив ублюдка завалиться на пол.

У германца тоже все шло хорошо, он лихо убил первого и фехтовал со вторым.

Остался последний — тот самый, что застрелил моих Левого и Правого. Он стоял посреди помещения, держа в каждой руке по еще дымящемуся пистолету.

Не узнать его я не мог. Это был мой человек — Мерентрин. Отличившийся во многих делах, помогавший мне, шедший в любую стычку, под клинки и под пули.

— Ты? — поразился я, поняв, с кем имею дело.

И тут же многое стало мне понятно. Не Лулу убила испанскую служанку и человека на конюшне. Это сделал Мерентрин. Он же похитил ведьму и детей. Провернуть это он смог легко, пользуясь полным моим доверием и зная все ходы и выходы в доме.

Мерентрин не удосужил меня ответом. Он отбросил разряженные пистоли, выхватил клинок и бросился на меня.

Первый выпад я отразил легко и, чуть переведя дыхание, спросил:

— Продался, тварь?

— Сгниешь ты в геене огненной, тело твое растворится, душа истает…

— Сектант? — догадался я. — Кузькин бог? Тьфу!

Финт, блок, еще финт, уход назад, парирование, скрутка и удар — колющий удар, нанесенный в соответствии с правилами. Я пробил ему правый глаз, и острие вышло из черепа с другой стороны. Потом я помог телу опуститься на пол, и плюнул сверху прямо в его лицо.

— Сука! Тварь! Использованный гондон!

Я несколько раз пнул мертвое тело. Фон Ремер, тем временем, добил последнего врага, тяжело смахнул пот со лба и заметил:

— Вы бьете труп, господин барон?

Я зло посмотрел на него, но прекратил избивать мертвеца. Хуже, чем найти предателя в рядах своих людей — это не найти его. Я проморгал, и теперь расплачиваюсь за эту ошибку убитыми друзьями, похищенной женщиной и детьми.

Во всем лишь моя вина, мне некого винить более.

Подземные комнаты кончились, мы прошли их насквозь, но так и не нашли ни Лулу, ни обоих сыновей.

Черт подери! Я даже Джона Френсиса готов был обнять в эту минуту, впервые в жизни посчитав его за своего сына!

— Там еще дверь, — осмотрев помещение, сообщил германец.

Я задержался на мгновение перед телами Люка и Бенезита, постоял молча и двинул дальше.

Ремер уже распахнул последнюю дверь, за которой оказалась совсем крохотная комнатушка, в которой, судя по всему, и держали Лулу и детей. Но комната была пуста. Зато вторая дверь оказалась открыта, а за ней вновь начинались катакомбы.

Кто-то опередил нас и увел тех, кого мы пытались спасти. Но в воздухе еще пахло паленым маслом от факела — ушли они совсем недавно, видно заслышав звуки боя.

— Там мои дети, — негромко пояснил я германцу, — и моя женщина. Я должен их спасти!..

Ремер понятливо кивнул, и мы двинули во тьму, подхватив по факелу из креплений на стене.

Миллион раз я говорил, что ненавижу замкнутое пространство. Пожалуй, более этого я не люблю лишь высоту. И то, и другое бесит, угнетает.

Но когда надо — я иду, хоть и проклиная все на свете, но делаю шаг за шагом, переставляю ноги, матерясь про себя. Если не я, то кто? Никто. Делай. Превозмогая все, ломая себя. Человек может все — главное захотеть!..

Фон Ремер шел чуть впереди, и я был благодарен ему за это. Очередной коридор кончился внезапно, и мы буквально лоб в лоб столкнулись с вооруженной группой.

Германец чуть было не попытался убить ближайшего, но я вовремя узнал знакомые лица и резко выкрикнул:

— Свои!

— Не стрелять!

Епископ де Бриенн, Исаак де Порто, Анри д’Арамиц и еще несколько человек, имена которых я не знал. Все они выглядели потрепанными, некоторые оказались ранены. У Портоса отсутствовала мочка уха, но он лыбился во все свое широкое лицо.