Творец слез

Но правда заключалась в том, что я упрямо не желала видеть реального положения вещей. Правда заключалась в том, что, с какой стороны ни посмотри, черная клякса никогда не исчезнет со страницы.

Ригель был Творцом Слез. Для меня он всегда был главным героем этой легенды, ее олицетворением. Мучителем, который столько раз в детстве доводил меня до слез.

Творец Слез был воплощением зла. Он заставлял страдать, осквернял тебя горем, чтобы ты плакал. Он заставлял тебя лгать и отчаиваться. Так нам говорили.

Однако Аделина так не считала. Как-то она сказала, что, если послушать легенду внимательно, то ее можно понять по-другому: если слезы – проявление чувств, то в них есть не только зло, но еще и любовь, нежность, радость и страсть. Да, боль, но и счастье тоже. «Это то, что делает нас людьми», – сказала она. Стоило пострадать, чтобы что-то почувствовать. Но я не согласилась с ее интерпретацией.

Ригель ломал все, к чему прикасался. Почему он не позволял раскрасить себя в различные цвета жизни? Почему я не могла позолотить его так же, как и все, что меня окружало? Я сделала бы это медленно, бережно, не причинив ему вреда. Вместе мы стали бы другими, даже если мне трудно представить, каким еще Ригель может быть. Ну жили бы как в сказке – без волков, укусов и страхов. Могли бы стать семьей…

На столе прожужжал мобильный, сигнализируя о новом сообщении. Я вздохнула, будучи уверенной, что оно от Лайонела. Он писал мне несколько раз за последние несколько дней, и мы много разговаривали. Теперь я знала о его увлечениях, о любимом спорте, о теннисных турнирах, которые он выигрывал. Ему нравилось рассказывать мне о своих успехах, а мне приятно поболтать с кем-нибудь, кроме моей дорогой Билли. Но сегодня мне было не до веселых разговоров.

Я не удержалась и написала Лайонелу о Ригеле. То, что произошло, застряло во мне, как шип. Я рассказала, что на самом деле мы не брат и сестра и нас не связывают кровные узы. Лайонел долго не отвечал. Наверное, не надо так много говорить о себе. Возможно, я его утомила, ведь Лайонелу хотелось поболтать о том, как он выиграл последний кубок.

Потом пошел дождь, и я думала только о том, что он на улице без зонта.

Все-таки я умела существовать только так – шлифуя и полируя окружающую жизнь и ударяясь об острые углы тем больнее, чем сильнее я старалась.

Внизу громко зазвонил телефон, и я подскочила, как будто меня окатили ледяной водой из ведра.

Я вышла из комнаты, но тут же вернулась, чтобы взять мобильник. Бегом добежала до гостиной и подняла трубку.

– Алло?

– Ника! – раздался теплый голос. – Привет! Как вы там, все в порядке?

– Анна! – радостно ответила я, хоть и была немного удивлена ее звонком. Она позвонила в обед и сказала, что они прибыли на место и у них идет снег. Я не думала, что она опять позвонит так скоро. Мне показалось, что ее голос звучит немного нервно, он прерывался из-за помех.

– Мы в аэропорту. Здесь испортилась погода. Метель. И так продолжается весь день, и до завтрашнего утра улучшений не обещают. Мы в очереди на регистрацию, но… Ой, Норман, пропусти джентльмена. Ваш чемодан… Простите! Ника, ты меня слышишь?

– Да, слышу. – Я нервно сглотнула, услышав шорохи на линии.

– Они закрыли все гейты, переносят рейсы, и теперь мы ждем новую информацию о вылете. Ой, подожд… Ника… Ника?

– Я слышу тебя, Анна! – ответила я, держа трубку обеими руками, но ее голос звучал далеким эхом.

– Вот теперь говорят, что рейсов не будет до завтрашнего утра, – успела я разобрать и услышать голос спорившего с кем-то Нормана. – Или до тех пор, пока метель не утихнет, – сказала Анна, а я стояла, пытаясь осознать услышанное. – О Ника, дорогая, мне так жаль, я этого не предвидела. Извините, здесь очередь. Здесь очередь, разве вы не видите? Вы ходите по моему шарфу! Ника? Я знаю, мы обещали вернуться вечером…

– Все в порядке, – я сжала руками трубку, как будто это было ее плечо, и попыталась успокоить: – Анна, не переживай за нас. В холодильнике полно еды.

– Ты сказала, идет сильный дождь. Отопление включено, да? Вы с Ригелем в порядке?

В горле пересохло.

– У нас все хорошо, – спокойно сказала я, – В доме тепло. Клауса я покормила. – Я посмотрела на кота, свернувшегося клубочком на кресле. – Он все съел и теперь спит. – В трубке затрещало. – Правда, Анна, не волнуйся. Всего лишь одна ночь. Я уверена, что с рейсами скоро разберутся, а пока не беспокойтесь. Мы вас ждем.

Анна спросила, знаем ли мы, как запирать входную дверь, и велела звонить ей в любое время. Я наслаждалась ее заботой даже на расстоянии, но пришло время попрощаться.

Когда я повесила трубку, то обнаружила, что гостиная погрузилась в вечерний полумрак.

– В доме только ты и я, да? – с улыбкой сказала я Клаусу.

Он открыл один глаз и потянулся.

Я включила лампу и взяла с журнального столика мобильник, чтобы ответить Лайонелу на последнее сообщение. И нахмурилась, когда поняла, что он прислал мне фотографию. Пока она открывалась, за окном вспыхнула молния.

Я была не готова к тому, что произошло дальше, но должна была это предчувствовать, как предчувствуешь стихийное бедствие еще до того, как оно тебя настигает.

Входная дверь внезапно распахнулась от порыва ледяного ветра, и мобильник чуть не выпал у меня из рук. В прихожую шагнул Ригель: покрасневшие руки сжаты в кулаки, с мокрой одежды на пол капает вода, волосы прилипли к носу и закрывали глаза, губы посинели от холода, ботинки покрыты слоем грязи. Словом, Ригель выглядел ужасно.

Он захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Потрясенная, я стояла и смотрела на него, вытаращив глаза.

– Ригель…

Он откинул волосы с глаз и заметил меня. Я ахнула, увидев, что у него с лицом: из пореза на губе по подбородку текла струйка крови, разбитая бровь резко выделялась на бледном лице.

– Ригель… – с ужасом выдохнула я.

Слова застряли в горле. Он оторвался от двери и прошел в прихожую мне навстречу.

– Что… Что с тобой случилось?

Я растерялась при виде его окровавленного подбородка и только сейчас, когда он подошел поближе, обратила внимание на разбитые костяшки пальцев. Беспокойство переросло в плохое предчувствие, но я пока не понимала почему. На мобильный пришло еще одно сообщение, и я посмотрела на экран.

Пальцы закололо так, словно в руках я сжимала не телефон, а колючки или осколки стекла. На мгновение у меня перехватило дыхание, закружилась голова, и все поплыло перед глазами. С фотографии смотрело покрытое ссадинами и кровоподтеками лицо Лайонела. Я покачнулась и еле устояла на ногах. Под фотографией я прочитала слова, каждая буква в которых колола глаза: «Это был он».

– Что ты наделал?

Я подняла голову и уперлась взглядом в спину уходящего Ригеля.

– Что ты наделал! – заорала я так, что он остановился. Ригель повернулся, и я снова увидела кровь на его лице. Он посмотрел сначала на меня, потом на мой мобильный. Уголки его губ приподнялись, но гримаса мало походила на улыбку.

– А, овечка прокричала: «Волк!» – пробормотал он язвительно.

Я почувствовала, как что-то во мне взорвалось. Волна от этого взрыва поднималась по венам, обжигая тело изнутри, опаляя жаром. Меня затрясло, в висках стучало, сквозь слезный туман я видела, как Ригель поворачивается, чтобы уйти. Я чувствовала бешеную ярость, которую никогда раньше не испытывала. В голове что-то щелкнуло. Я бросилась вперед и ударила Ригеля. Я царапала мокрую ткань его одежды, локти, плечи, все, до чего могла дотянуться. Ригель растерялся от неожиданной атаки и стал загораживаться руками.

– Почему? – кричала я срывающимся голосом, вцепившись в его рукав. – Почему? Что я тебе сделала?