Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 87 из 98

Наутро Роберт Скотт объявил свое решение: кроме него, к полюсу пойдут доктор Эдвард Уилсон (он был со Скоттом в его первой экспедиции и заслужил право разделить с ним его триумф или поражение), квартирмейстер Эдгар Эванс, капитан драгунского полка Лоуренс Отс и лейтенант корпуса морской пехоты Генри Боуэрс.

Не вошедшие в полярный отряд были очень расстроены. «Бедный Крин расплакался», – записал Скотт в дневнике. Но приказы не обсуждаются, и им пришлось повернуть назад. Глядя в спины уходящих, руководитель отряда вновь ощутил тоску, которая теперь все чаще посещала его. Удастся ли им выбраться из этого ледяного плена? Не лучше ли всем повернуть назад и попытать счастья в следующий раз, подготовившись получше? Возможно, Скотт так и сделал бы, если бы не присутствие на материке Амундсена. Им следовало во что бы то ни стало продолжить экспедицию и достичь Южного полюса любой ценой! Пятеро полярников собрали снаряжение и припасы, погрузили их на сани и выступили дальше, на юг.

Особенно тяжело было идти первые несколько дней: температура упала до –30° С. Поперечные заструги (узкие, вытянутые по ветру ледяные гребни), покрытые, как шипами, ледяными кристаллами, не давали путешественникам возможности развить нужную скорость. Сани не скользили, и приходилось тащить их волоком. «Теперь мы делаем немного больше 1/4 мили в час, и это результат больших усилий», – записал Скотт в своем дневнике. Отчаяние путешественников уже сквозило во всем.

9 января они преодолели широту, до которой дошел Шеклтон и дальше которой, как им хотелось верить, еще никто не заходил. Для того чтобы двигаться вперед, приходилось прилагать все больше усилий: «Ужасно тяжело идти... как видно, чтобы дойти туда и оттуда, потребуется отчаянное напряжение сил... До полюса около 74 миль. Выдержим ли мы еще 7 дней? Изводимся вконец. Из нас никто никогда не испытывал такой каторги». Через 4 дня, 13 января, они достигли широты 89° 9'. До полюса оставалась еще 51 миля. «Если и не дойдем, то будем чертовски близко от него», – успокаивал себя Скотт.

И все же им удалось преодолеть эти мили и достигнуть Южного полюса. Но там их ожидало жестокое разочарование. Случилось то, о чем, не переставая, думал Скотт все последние дни: Руаль Амундсен пришел первым. Когда до заветной цели оставалось всего несколько километров, участники экспедиции заметили впереди черную точку, которая оказалась черным флагом. В дневнике капитана появилась следующая надпись: «...разглядели черную точку впереди... [оказавшуюся] черным флагом, привязанным к полозу от саней. Тут же поблизости были видны остатки лагеря... Норвежцы нас опередили. Они первыми достигли полюса. Ужасное разочарование!».

18 января британцы нашли палатку. В ней валялись брошенные инструменты и три мешка с «беспорядочной коллекцией рукавиц и носков». Кроме того, в ней было найдено письмо на имя капитана Роберта Скотта, которое ему оставил Амундсен. Оно начиналось так: «Поскольку вы, вероятно, будете первыми, кто побывает в этом районе после нас…» – и содержало просьбу передать письмо норвежскому королю в том случае, если отряд Амундсена не сможет достичь побережья.

Торжество полярников было омрачено. Но все же они установили на Южном полюсе британский флаг и сфотографировались на его фоне. Они также сфотографировали и зарисовали палатку Амундсена. Затем был праздничный обед: «К нашему обычному меню мы прибавили по палочке шоколада и по папиросе». Отдохнув, они пустились в обратный путь.

Теперь тоска и отчаяние уже ни на секунду не отпускали Скотта. Им предстояло преодолеть 1500 километров. Смогут ли они дойти? Каждый день в дневнике капитана появлялись все новые тревожные записи: «Ужасное разочарование! Мне больно за моих верных товарищей», – записал он вскоре после того, как они достигли полюса.

Через несколько дней во время дневной стоянки он записал: «Великий Боже! Это страшное место, а нам и без того ужасно сознавать, что труды наши не увенчались завоеванием первенства. Не знаю, выдержим ли мы борьбу». Почти в каждой записи присутствует слово «ужасный».

Путешественники устали и двигались вперед очень медленно. Пейзаж действовал на них угнетающе: снег почему-то был не блестящим, а серо-матовым. То один, то другой член отряда жаловался на недомогание. Уилсон, как и во время первой экспедиции, страдал от снежной слепоты. Отс постоянно говорил о том, что у него мерзнут ноги.

Но тяжелее остальных переносил переход Эванс. Скотт выбрал его потому, что из всех восьмерых он был самым высоким, крепким и выносливым. Однако именно он сломался раньше всех. Еще до того, как они достигли полюса, Эванс сильно порезал руку, и она никак не заживала. Пальцы руки у него были обморожены, а на обратном пути он отморозил нос. Он шел все медленнее, постоянно бормотал что-то непонятное, жаловался на недомогание. А через несколько дней он подошел к Скотту и спросил: «Почему нас шестеро? Откуда взялся шестой человек?». У Эванса начались галлюцинации.

Но, несмотря ни на что, Скотт не позволял людям отдыхать, заставляя их шагать вперед по 12 часов в день. Он знал, что только так у них еще остается шанс спастись. К тому же продукты у них кончились, так как, продвигаясь к полюсу, они оставляли по дороге склады с припасами. Припасов на одном складе едва хватало для того, чтобы дойти до следующего. День промедления – и они останутся в бескрайней ледяной пустыне навсегда…

17 февраля Эванс отстал от остальной группы. Скотт, заметив это, приказал сделать привал и вернуться за товарищем. Он записал: «Я первый подошел к нему. Вид бедняги меня немало испугал. Эванс стоял на коленях. Одежда его была в беспорядке, руки обнажены и обморожены, глаза дикие. На вопрос, что с ним, Эванс ответил, запинаясь, что не знает, но думает, что был обморок. Мы подняли его на ноги. Через каждые два-три шага он снова падал. Все признаки полного изнеможения...» В этот день путешественники не продвинулись вперед ни на метр: Эванс потерял сознание, начал бредить и через некоторое время умер.

Смерть товарища произвела на исследователей тяжелое впечатление. Больше всего их угнетала мысль о том, что Эванс был самым сильным, здоровым и выносливым из всех пятерых. Какое же будущее ожидает их? Удастся ли им дойти до лагеря или придется умереть, как умер он? Правда, дневной рацион, рассчитанный на пятерых, теперь можно будет делить на четверых, что даст им возможность продержаться подольше. Однако возникла другая проблема: топливо было на исходе. Они жгли его слишком много, по несколько раз в день готовили горячую пищу, стараясь согреться. А теперь им приходилось питаться всухомятку и даже лишнюю кружку воды вскипятить было не на чем. К тому же банки с бензином, оставленные на складах, по какой-то причине оказывались полупустыми.

Для путешественников настали тяжелые дни. Обувь было негде просушить, она начала смерзаться по ночам, и по утрам уходил час, а то и больше только на то, чтобы натянуть сапоги. Теперь полярники постоянно мерзли, даже днем, во время переходов, когда приходилось напрягать все силы. По ночам они страдали от холода еще сильнее. При этом постоянно дул сильный холодный ветер, который, казалось, пронизывал путешественников насквозь. Но они продолжали идти вперед.

Между тем лето кончилось, начиналась арктическая зима. Температура нередко опускалась до 35–40° С. Из-за этого поверхность ледника, по которому они шли, покрылась слоем шершавых кристаллов. Сани не скользили по ним, и их с трудом приходилось тащить, несмотря на сильный попутный ветер. Вместо 12 миль в день они проходили всего 6 (примерно 9,5 километра). На этом этапе пути они потеряли еще одного товарища – Отса.

Еще на полюсе Отс жаловался на то, что у него мерзнут ноги. Затем ноги распухли, и каждый шаг начал причинять ему боль. И тем не менее он, напрягая все силы, продолжал двигаться вперед, пока не убедился, что ноги окончательно отказались ему служить и до лагеря ему не дойти.

Скотт подробно описал в своем дневнике последние дни Отса: «Пятница, 16 марта или суббота, 17. Потерял счет числам... Жизнь наша – чистая трагедия. Третьего дня за завтраком бедный Отс объявил, что дальше идти не может, и предложил нам оставить его, уложив в спальный мешок. Этого мы сделать не могли и уговорили его пойти с нами после завтрака. Несмотря на невыносимую боль, он крепился, мы сделали еще несколько миль. К ночи ему стало хуже. Мы знали, что это – конец... Конец же был вот какой: Отс проспал предыдущую ночь, надеясь не проснуться, однако утром проснулся. Это было вчера. Была пурга. Он сказал: „Пойду пройдусь. Может быть, не скоро вернусь“. Он вышел в метель, и мы его больше не видели... Мы знали, что бедный Отс идет на смерть, и отговаривали его, но в то же время сознавали, что он поступает как благородный человек и английский джентльмен. Мы все надеемся так же встретить конец, а до конца, несомненно, недалеко...»