Страница 10 из 11
– Я долго надеялся, что он хотя бы научится писать, – невесело признался доктор Фул. – Но болезнь Фула необратима.
– Пиши, Томми, – попросил он.
Мальчик злобно и тяжело застонал, но кровь уже отхлынула от его лица. Часто моргая, он толстыми, как сосиски, пальцами ухватил карандаш, дергаясь, постанывая, вывел на листе бумаги: «туми флубег».
– Его зовут Томми Флайберг, – негромко пояснил доктор Фул. – Скажем так, год назад он выглядел веселее.
Я содрогнулся.
Но все это время, переходя из палаты в палату, я вел съемку. Я снимал лица моргачей и доктора Фула. Никто не мог заметить работы скрытых камер, и когда доктор Фул выдохнул: «Хватит!» – я невольно замер.
Но он имел в виду совсем другое.
– Что лее вы не спрашиваете, почему я не кричу о происходящем на всю страну?
– Мне не надо об этом спрашивать. Я видел, что они делали с вами в «Креветке».
– Вы бы видели, что они сделали с Бэдом…
Мы вышли в коридор. Доктор Фул торопился, ему хотелось как можно быстрее вернуться к бутылке. В кабинете он сразу налил почти полный стакан. Я снял и это.
Доктор Фул не внушал мне симпатии.
«Если его придется ударить, – подумал я, – то лучше всего это сделать ногой…».
Но когда доктор повернулся, я передумал. Я ударил его ребром ладони чуть ниже желтого оттопыренного уха. Странно ахнув, доктор Фул упал грудью на стол.
В его карманах не оказалось никаких ключей, но спецкурс по открыванию сейфов нам в АНБ читали в свое время виднейшие специалисты. Я выгреб из сейфа медицинские карты, пачку крупных купюр, сводку химанализов и пистолет с двумя запасными обоймами.
«Неужели доктор Фул умеет стрелять?» – удивился я.
Прежде чем заняться съемкой материалов, я перетащил доктора Фула на диван. За этим занятием меня и застигла сестра.
– Что с доктором Фулом?
– Алкогольное отравление, – я подошел к дверям и запер их на оказавшийся в замочной скважине ключ. – Кто сегодня дежурит в клинике?
– Апсайд и Герта… Что вы собираетесь делать?
– Привязать вас к креслу. Вы мне мешаете.
Страх сестры вызвал у меня отвращение. К счастью, у нее хватило благоразумия не сопротивляться.
4
Снимая документы, я не забывал и о сестре. Дрожа от страха, она все же посматривала, как там доктор фул? Она жалела этого спившегося человечка.
Я усмехнулся.
Если вот так бросят на диван меня… Найдется ли человек, который будет смотреть на меня с таким же сожалением?
Я вздохнул.
Джек Берримен? Не думаю. Он бы не простил мне поражения… Джой? С чего это?.. Шеф? Он бы постарался, чтобы я больше уже не встал с дивана, и был бы прав… Доктор Хэссоп?..
Я покачал головой.
На секунду всплыла в памяти Нойс, но я только усмехнулся видению. Таких, как я, ей жалеть не стоит.
И вдруг вспомнил – Лесли! Лесли – человек, под носом которого я разорил фармацевтов Бэрдокка, человек, на глазах которого я застрелил эксперта… Он должен меня ненавидеть, но я знал, что он мог бы и пожалеть меня.
«Преступление не окупается…», – однажды сказал мне Лесли. Он ошибался. Это вообще ошибка – так думать. Мы, сотрудники Консультации, лишь перераспределяем полезную информацию. Она становится достоянием многих. Но, конечно, друзей…
Ладно. Не будем об этом. Я не собирался делать Лесли символом добродетели. Может прийти день, когда он, не задумываясь, начнет в меня стрелять. Такое вполне возможно.
Закончив съемку документов, я взглянул на сестру. Не знаю, что там такое она прочла в моих глазах, но она ощерилась. Сестра не боялась меня, ее волновал валяющийся на диване доктор Фул. Она хотела ему помочь.
Что ж, подождет час – другой…
Час – другой… Мне этого должно хватить!
Я запер кабинет и бесшумно спустился в холл. Мне хотелось поскорей покинуть это проклятое место. Подойдя к привратнику, я кивнул:
– Еду в «Креветку». После таких переживаний имеет смысл как следует загрузиться.
Он ничего не знал о моих переживаниях, но в ответ кивнул:
– Вас будут спрашивать?
– Возможно… Далее наверное… Габер, а может, и сам Сейдж… Не знаю… Это все равно… Вы ведь слышали: я в «Креветке».
5
На полпути к Старым дачам я услышал хрип радиотелефона. Я снял трубку, но отвечать не стал.
«…Машину Гарриса видели возле клиники Фула…»
«…Не так чего же вы ждете? – Габер явно был раздражен. – Отправьте в клинику наряд. Гаррис мне срочно нужен…»
«…Выходные шоссе перекрыты…»
Я усмехнулся. Пускай ищут. И взглянул на часы. Третий час ночи. Мое время истекало, но я надеялся, что мне повезет.
6
Машину я бросил на берегу, сразу перед глухой, отгораживающей Старые дачи от внешнего мира кирпичной стеной. Мотор смолк, меня обступила гнетущая тишина. Под ногами слабо светились гнилушки, невидимо хлюпал рядом слабый накат.
Далеко впереди вспыхивали над водой огоньки сигарет – это покуривала выставленная на трубах выбросов охрана.
Затянув пояс более надежной, чем спасательный круг, непромокаемой легкой куртки, я медленно вошел в маслянистую тяжелую воду, погрузился по пояс, затем по плечи, оттолкнулся ногой от скользкого дна и поплыл, с трудом преодолевая бьющий в нос гнусный запах.
Пару раз я отдыхал под осклизлыми каменными быками, на которых лежали трубы. Прямо надо мной, метрах в трех, наверное, не больше, вспыхивали сигареты. Никто меня не замечал. Я двигался бесшумно, мертвая вода не светилась. Я заплыл далеко, прямо в зону медленных водоворотов, над которыми стояли смутные шапки нерастворяющейся пены. Заполнив водой несколько пробирок, я надежно спрятал их в специальном кармане.
Вот и все.
Но нет, это было еще не все. Вода попала под куртку. Если бы куртка не вздулась одним большим пузырем, я давно пошел бы ко дну, но она меня держала надежно. Я совсем выбился из сил и все же выполз, наконец, на отмель, простирающуюся под глухой кирпичной стеной Старых дач.
Прямой луч прожектора пробежал по берегу, чуть не задев меня, ушел вправо, вернулся…
Держась в тени, я проскочил в какой-то вонючий переулок (а может, это от меня так несло) и оказался в резервации моргачей, такой темной, такой безмолвной, что казалось, тут нет ни души.
Одну за другой я рвал на себя деревянные калитки. Ни одна не поддалась. Собрав все силы, я перемахнул прямо через забор.
И замер.
В тусклом свете ржавого фонаря прямо передо мной сидел на песке сгорбленный лысый старик и с идиотским упорством пересчитывал пальцы левой руки.
– Это три… – шептал он. – Наверное, три… Это четыре… Так должно быть…
– Эй! – негромко окликнул я старика. – Где начинается брод на ту сторону? Тут должен быть брод, покажи мне его. Я тебе заплачу.
Оставив свои пальцы, старик бессмысленно заморгал:
– Ты заплачешь?
– Да нет, – сказал я ему. – Заплачу. Дам денег.
– Ты не будешь плакать… – Это успокоило старика. Он опять растопырил пальцы левой руки: – Это четыре… Так должно быть.
Я встряхнул его:
– Брод! Тут должен быть брод! Где он начинается?
Кажется, он что-то понял. Он поманил меня за собой.
Дом, в который мы попали, больше походил на сарай. Похоже, он служил сразу и людям, и голубям. Птицы сидели на шесте и на балке, они стайками возились на загаженном полу, и тут же, прямо на этом же полу, заляпанном всякой дрянью, под окном, забранным решеткой, лежал на животе толстый полуголый дебил, держа за ногу рвущегося в беспамятстве голубя. Оскаленные желтые зубы, пена на губах, вытаращенные моргающие глаза. Нельзя было понять: смеется моргач или впрямь собирается убить птицу.
Старик ласково погладил дебила по плечу.
– Где брод? – напомнил я.
Опять калитки, грязные переходы, вонь… Мне казалось, мы идем наугад. Где-то далеко за нашими спинами грохнул выстрел. «Возможно, – подумал я, – люди Габера обнаружили брошенную машину… Сейчас они блокируют резервацию… Что ж, это еще не все…»