Страница 27 из 90
— Добрый вечер, ваше императорское величество, — кивнул я, войдя в «гостиную». Со мной внутрь зашел только генерал Толь, остальные сопровождающие остались на улице. — У меня к вам послание от генерала Кутузова и штаба нашей армии.
— Не слишком-то он добрый, — Наполеон, поднимаясь из-за стола и приветствуя нас кивком, — столько смертей и все без толку.
— Как раз об этом мы и хотели, поговорить. Командование русской армии предлагает вашему императорскому величеству объявить перемирие на два дня для помощи раненым, кои все еще во множестве лежат там среди редутов. С точки зрения милосердия и человеколюбия мы просто обязаны оказать им посильную помощь и попытаться спасти тех, кого получится. Более того, понимая все сложности, с которыми столкнулась армия вашего величества в плане снабжения, — тут я не смог удержаться и вставил небольшую, секунд на пять паузу. Просто чтобы Наполеон понимал, что мы знаем о том, в какой стратегической заднице он находится, — мы предлагаем взять на себя уход за раненными солдатами французской армии. Их наравне с нашими отправят в Москву и, даст Бог, кого-то удастся поставить на ноги.
— Да, да… Раненые — это очень важно, — французский император характерным движением заложил руки за спину и принялся выхаживать по шатру туда-обратно. Было видно, что в психологическом плане Бонапарт находится отнюдь не в самом лучшем состоянии, — но что вы скажете насчет этих ужасных крестьян, которые нападают на моих солдат?! Что это за способ вести войну?
— Ваше императорское величество! Боюсь тут мы вам помочь совершенно не в состоянии. Крестьяне — люди темные, они воспринимают любую иностранную армию как татарский набег и реагируют соответственно. Да и, по правде говоря, ваши фуражиры, пытающиеся добыть провиант для армии, совершенно не сдерживают себя в средствах, настраивая против себя соответствующим образом мирное население.
— Да что вы мне тут рассказываете?! — Взорвался император, перейдя на крик и подскочив ко мне вплотную. Учитывая разницу в росте, получилось это скорее комично, чем страшно и, видимо, Наполеон это тоже быстро понял, поэтому через секунду вновь разорвал дистанцию. — Постоянные нападения из засад, ловушки, эти ракеты… Кто вообще так воюет?
— Прошу прошения, ваше императорское величество, но это вы пришли к нам в качестве незваного гостя, — я пожал плечами. — Нет ничего странного в том, что мы защищаем свою страну всеми доступными способами.
— Прочь! Подите все прочь! Мне нужно пообщаться с принцем с глазу на глаз!
Видимо привыкшие к таким выбрыкам своего императора, — ох уж эти холерики — секретарь и охрана, состоящая из пары гвардейцев, молча двинула к выходу. Толь с расширившимися от удивления глазами — русский Император так себя вести с подчиненными себе не позволял — вопросительно посмотрел на меня, я также одними глазами кивнул. Генерал на это только пожал плечами и тоже покинул палатку.
Оставшись наедине со мной, Бонапарт тут же успокоился, сел за стол, пригласил меня тоже присаживаться, выудил откуда-то бутылку вина и пару бокалов и не спрашивая налил в них грамм по сто рубиновой жидкости.
— Я хотел спросить вас, принц… Я отправлял моему царственному брату Александру послание из Смоленска. Насчет возможного заключения мира, — Бонапарт отсалютовал мне бокалом и сделал глоток. Я тоже приложился, вино, как и ожидалось, было выше всяких похвал. — Так вот… Я не получил никакого ответа. Возможно, вы сможете меня просветить насчет планов императора Александра. Или для того, чтобы начать мирные переговоры мне нужно взять Москву?
— Как вы понимаете, я не слишком хорошо осведомлен насчет дипломатической деятельности императора, — немного помедлив и постаравшись ответить как можно более расплывчато, заговорил я. — Тем более, что последние полгода я находился при армии, и сведения из столицы получал с известной задержкой. Однако я бы мог бы попробовать прояснить этот вопрос. Тем более, что… Как мне кажется, эта война успела подойти к своему логическому завершению, и дальнейшее… Прояснение позиций можно было бы доверить дипломатам.
Особенно это заявление актуально, если знать — учитывая немалое расстояние и дождливую погоду до нас эти сведения еще не дошли — что третья армия Тормасова, видимо, после гневного окрика из Петербурга и прихода подкреплений, начала наступление на держащий правый фланг французов корпус Ренье-Шварценберга. Более того в коротком сражении, состоявшемся 23 сентября Александр Петрович, получивший некоторое численное превосходство над противником, сумел заставить австро-саксонский корпус отступить на запад, для прикрытия Варшавы, что одновременно открывало ему путь на Минск. И вот это уже было совсем серьезно.
Судя же по поведению французского императора, тот об нависшей над его правым флангом угрозе еще тоже не знал.
— Если император Александр не согласится на переговоры, мне придется продолжить движение вперед и занять Москву. Там я перезимую, а в следующем году, подтяну резервы… — видимо, услышав в моем голосе хорошо отыгранную слабость, Бонапарт решил немного поддавить. — И тогда возможные условия мирного договора будут совсем другими.
— Мне понадобится несколько дней… Чтобы более точно прояснить позицию моего брата, — осторожно сказал я, стараясь не давать пока никаких обещаний, но при этом выиграть у Наполеона несколько лишних дней. Дней через десять-двенадцать по моим прикидкам должны были ударить морозы, и вот тогда посмотрим, кто как заговорит.
— У вас есть два дня, — оборвал мой поток мысли Бонапарт. — После этого война продолжится. Я разобью остаток вашей армии и возьму Москву. Но вы должны помнить, что я открыт для переговоров в любой момент.
— Я доведу до императора ваши предложения, — кивнул я, поднимаясь. — Всего хорошего, ваше императорское величество.
Следующие два дня были заполнены достаточно унылыми хлопотами. Огромное количество трупов, которых никто даже не пытался хоронить, поскольку гораздо важнее было помочь тем раненым, которых еще можно было спасти.
Целые поезда из телег, повозок и всего, что было под рукой, доверху заполненные раненными и увечными солдатами потянулись на восток. Тут впервые я моей подачи была применена практика сортировки раненых: как бы это не было жестоко, спасали мы только тех, кто имел больше шансов на выживание. Остальных оставляли ждать прихода своей участи, лишь по возможности стараясь облегчить их страдания.
Восемьдесят тысяч человек потеряли две армии. Из них около сорока — это те, которые сразу погибли на поле боя, вторая половина — раненые и увечные, из которых при наличии нормальной медицинской службы можно было бы впоследствии вновь поставить в строй от пятнадцати до двадцати тысяч человек. У нас получилось эвакуировать в Москву, дай Бог, тысячи четыре человек. Остальные так и остались навечно на Бородинском поле.
28 сентября объявленное перемирие было окончено, и боевые действия возобновились снова, однако сразу Бонапарт в атаку не полез. Скорее всего, до него дошли наконец сведения о неудачах в тылу, где Виктору с тридцатью тысячами штыков пришлось оставить Смоленск и выдвинуться в сторону Минска для блокирования Тормасова. В любом случае в наступление Бонапарт перешел только 29-го числа.
2-ое Бородинское сражение во многом стало калькой первого. Французы атаковали по всему фронту, мы отбивались как могли, отступали и контратаковали. Возможно, по своему ожесточению, это — кто-то считает его продолжением тех событий, которые были 25 числа, а кто-то отдельным — сражение бой 29-го сентября даже превзошел своего предшественника. Французы понимали, что им нужна победа — в ночь с 28 на 29 сентября температура впервые опустилась ниже нуля, — нужен еще один рывок до Москвы, где можно добыть припасы, и где можно переждать холода. Ну а русские, как это не банально, понимали, что дальше отступать некуда.