Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 115 из 139



Красный туман защитил меня тогда — и он мог защитить сейчас.

«Почему ты не удержала мое наследие, когда могла? — снова спросил меня отец. — Почему не сберегла то, что я тебе доверил? Почему не сберегла себя?»

Если я умру, то все и для всех закончится. Если я выживу, будет то же самое, но у меня по крайней мере появится время это исправить.

— Селен, — прошептала я, глотая режущий горло воздух и собственный крик. — Селен! Помоги мне. Спаси меня, Селенит!

Но ничего не произошло. Мое сознание цеплялось за фрагменты прошлого, в которых мелькали его красные глаза, красные волосы, урчащий голос, запах крови или имя, которое он выбрал себе сам. Я взвывала к нему всем своим естеством — к той своей половине души, что была заточена на обратной стороне мира, — и повторяла его имя снова и снова, как молитву богам, которых он убил.

Селен. Селен. Селен.

Приди. Приди. Приди!

— Ты наконец-то позвала меня, Рубин.

В тот миг, когда надежда почти оставила меня, мир наконец-то перестал кружиться и остановился. Небо очутилось сверху, а земля — снизу, как положено, и всего в нескольких дюймах от моих висящих ног. Что-то крепко держало меня под поясницу и колени, избавив от страха и отчаяния. Меня обнимали, гладили по спине и плечам, словно баюкали перед отходом ко сну. В фарфорово-белых руках Селена было так комфортно и безопасно, что казалось, будто нет ничего более естественного, чем находиться в них.

— Госпожа, — прошептал он, наклонившись ко мне. — Я теперь с тобой.

Его алые ресницы трепетали вокруг таких же алых глаз, а волосы стекали по плечам кровавым дождем. Он носил всю ту же рубашку с цветочной вышивкой и дорожный плащ, в которых был, еще когда совиные крылья заключили его в клетку. Несколько коричнево-рыжих перьев еще торчали из-под его воротника, как напоминание о том, что же я натворила.

— Госпожа, — повторил Селен, смакуя каждый звук моего имени, и аккуратно поставил меня на землю. Ноги подкашивались, не слушались, как и все остальное тело. Дрожащими пальцами я по-прежнему хваталась за шею Селенита, не в силах поверить, что все еще жива и стою посреди Керидвена на старом поле битвы. Похоже, я упала с Сола на краю Поющего перевала, недалеко оттуда, где он меня и подобрал. Видимо, и впрямь полетел не ту в сторону, когда искал реку. Случайно полетел обратно… Но где же он сам тогда? — Эй, госпожа, я здесь. Посмотри на меня. Не бойся. Скажи, чего ты хочешь? Просто попроси.

Селен наклонился еще ниже, привлекая мое внимание, и его длинные волосы лизнули мои щеки, как огонь. От него ничем не пахло — абсолютно ничем. Вездесущая пустота, которой он являлся, хоть и нежная ко мне, как шелк. Руки у Селена были шелковыми тоже: он погладил меня по золотой маске, стирая с нее слезы, просочившиеся сквозь прорези для глаз, и терпеливо ждал ответа. Падение перемешало в голове все мысли, стерло все слова, предупреждения и клятвы.

Я уже призвала проклятье — да будет оно проклинать.

— Тебе нужно в Морфран, верно? Хочешь, я убью всех, кто будет стоять на твоем пути? — спросил Селенит, снова деля со мной и мысли, и чувства. — Всех врагов твоих. Хочешь, Рубин? Хочешь?



— Хочу, — ответила я.

Селен улыбнулся. Он был таким красивым, искрящимся в лучах заходящего солнца, что было очень легко потерять, где заканчивается он и начинаются другие люди, черты которых он присвоил. Легко забыть, что его лик не принадлежит ему вовсе.

Селенит обхватил мое лицо ладонями и поцеловал маску, прижавшись к острому совиному клюву бледно-серыми губами.

— Я убью всех, кто помышляет зло о тебе, госпожа. Всех, кто может тебе навредить. Как тогда в Свадебной роще. Я проложу путь к твоей мечте. А затем мы наконец-то отправимся домой.

И он растаял раньше, чем я успела прийти в себя и пожалеть о сказанном.

К тому времени огонь в Керидвене утих. Снег растаял, и на земле наконец-то показались цветы — растоптанные хирдами камелии с многослойными лепестками, похожими на женские юбки. Я сорвала один из них, уцелевший на вид, но уже спустя секунду тот раскрошился у меня в пальцах: иней берег их красоту, в то время как сами цветы были давно мертвы. Их останки застилали все поле, как и человеческие трупы, которых становилось все больше прямо у меня на глазах. Керидвенские воины-одиночки, избежавшие плена и атакующие таких же одиночек-дейрдреанцев, отставших от своих хирдов, падали плашмя, а вёльвы, пришедшие им на помощь — роняли прялки с шерстяными нитями. Одна из них едва успела запеть и намотать на кулак пряжу, заметив меня, как руки ее разлетелись в разные стороны, вырванные у основания плеча. Брызнула кровь на мертвые цветы.

Шаг. Еще одна вёльва упала рядом.

Шаг. Вёльва. Шаг. Вёльва.

Там, где я ступала, падали и умирали люди.

Красный туман больше не был туманом в привычном понимании этих слов, но все еще оставался неуязвимым и почти неосязаемым. Селен двигался так быстро и хаотично, что мои глаза не могли уловить его силуэт. Я знала, где он, лишь по тому, что там хирдманы вмиг разлетались на куски; лишались рук, ног, лица или сразу головы. Он не обременял себя ни милосердием, ни осторожностью, а еще, оказывается, плохо отличал врагов от друзей — дейрдреанцы, потерявшие или порвавшие красные таблионы, гибли заодно с черными. Словно колесо с гвоздями катилось по полю — и вот я стою посреди него совсем одна. Селен расчистил поле и проложил для меня тропу из расчлененных тел, как и обещал.

Однако вместо того, чтобы пойти по ней, я бросилась на поиски Соляриса. Зная, сколь ревностно Селен относится ко мне, я искала молча, там, где, как мне казалось, Сол должен был упасть. Брела медленно, иногда проходила по одному и тому же месту несколько раз, прочесывая все поля от Поющего перевала до берегов Трезубца. Однако никаких поломанных деревьев, никаких воронок и свежих драконьих следов поблизости не было. В какой-то момент я остановилась и сняла с лица маску, дабы вдохнуть свежий воздух, но первый же его глоток подтолкнул к горлу желчь, и меня вырвало. Мир утратил реалистичность, стал слишком зыбким и неправдоподобным. Оттого казалось, что бреду я во сне, а не наяву, и все происходящее не более чем та лихорадка, которую я с трудом переживала в детстве, заболев после снежных игр с Гектором и Матти.

Быть может, я не там ищу? Быть может, Солярис не упал вовсе? Мог ли он погибнуть? Нет, конечно, нет… Я бы почувствовала это, ведь жива лишь благодаря тому, что во мне половина его души, а в нем — половина моей. Должно быть, он где-то спрятался и зализывает раны, или же ждет меня дальше, ведь мы оба знаем, чем должен закончиться этот день.

Небо темнело. Стараясь держаться подальше от скопления трупов, я двинулась к Морфрану, где уже должна была начаться осада. Перешагнула через мужчину с рыжими косами и грудной клеткой, распахнутой настежь, как ворот рубахи, а затем переступила и женщину без половины туловища. В отражении их замызганных кровью щитов на меня смотрела некогда молодая женщина, постаревшая за один день: грязно-серые волосы, как у потрепанной куклы-мотанки, осунувшееся лицо. Даже в глазах не осталось цвета, никаких больше васильков — только пепел, словно на радужке мечом высекли ужасы войны. Где-то поблизости вскрикивали от ужаса, но быстро затихали.

Когда спустя час ходьбы я наконец-то приблизилась к Морфрану, ко мне стали подбегать мои же хускарлы, чтобы защитить «от Дикого, призванного керидвенскими вёльвами, но восставшего против них». Глупые, они не ведали, что этот Дикий принадлежит мне, и потому защищать нужно от меня. Приходилось спешно прогонять хускарлов, пока Селен не принял их за очередных врагов. Никто из тех, кого я успевала спросить, тоже не видел Сола.