Отец смерти

Словно молния озарила мой ум. Я извлек кинжал, отнятый у мертвого Эвкатиона, вытащил его из ножен и вгляделся в черты мужчины, стоящего на перепутанных корнях дерева. Теперь я знал, кто это. Отец! Как я мог забыть тебя! И тотчас меня озарила догадка: я забыл его, потому что он приказал мне сделать это.

Углубившись в дебри своей памяти, я почти не воспринимал того, что происходило вокруг. А между тем реинкарнированный Рогатый явился со своей свитой. Больше сотни тварей, летающих, ползающих и бегущих, вооруженных самыми разными видами смертельных приспособлений, мчались на нас с четырех сторон. Моргульский кричал мне в ухо, стучал по щекам. Но я только улыбался его попыткам вернуть меня к жизни. Я хотел увидеть моего Отца. Потому что в нем был сосредоточен весь смысл моего существования, все темное пламя моего сердца. Когда я был создан из куска плотной тьмы, этот огонь зажег во мне он. И пламя горело во мне все эти бесконечные дни, когда я не помнил о моем Отце.

Я очнулся только когда Лаэрций и Моргульский, разжав мой кулак, одновременно плюнули на пазиру. Мое желание увидеть Отца стало столь всепоглощающим, что я, как само собой разумеющееся, воспринял открывшийся портал и прыгнул в него, всего на миг опередив летящие в меня стрелы, которые пронзили пустоту.

Седьмые врата

Красота и грандиозность Врат не произвели на меня глубокого впечатления. Память стала возвращаться ко мне, и я знал, что Врата таковы, каковы они есть.

Они были выполнены в форме арки из вещества, похожего на янтарь. Похоже было, что это цельный камень. Врата достигали вершин самых низких гор и были не меньше сотни человеческих ростов в высоту. По ширине же арка раза в три превосходила ту реку, на которой я столько дней работал перевозчиком. Внутренний узор прозрачного камня создавал объемные кружева удивительной красоты, производящие впечатление совершенной законченности.

- Это и есть седьмые врата? - спросил пораженный увиденным Лаэрций.

- Совершенно точно, - ответил Моргульский. - Если ты присмотришься к узорам внутри камня, то увидишь, что они сплетены семью нитями. Нам надо спешить. Рогатый скоро будет здесь.

Но Рогатый уже ждал прямо у ворот. И вся его свита стояла рядом. Честно сказать, у нас было только одно преимущество по сравнению с ситуацией в долине папоротников: враги находились всего лишь с одной стороны.

"Когда противник превосходит тебя по силе, дай ему насладиться преимуществом. Тогда он начнет использовать свою силу против себя самого".

Я начал привыкать к тому, что законченные фразы выплывают из глубин памяти как некий свод правил, которые я когда-то учился применять в бою.

Лаэрций как-то сразу загрустил, увидев нашего знакомого. А Моргульский стал похож на сжатую пружину. Мы двинулись к вратам, навстречу опасности.

- Стойте на месте! - скомандовал Эвкатион.

- Это ты, мешок соплей, осмеливаешься мне приказывать? - крикнул я.

Мы продолжали двигаться в прежнем темпе. На нашей стороне был его страх. Ведь один раз он уже был побежден...

- Еще шаг и вы умрете!

Мы сделали этот шаг, и тогда навстречу нам полетели веревочные лассо и сети. Моргульский подпрыгнул и взмыл вертикально вверх, я откатился к обочине, под прикрытие высоких колючих кустов, которые и приняли на себя предназначавшуюся мне порцию веревочных пут. А Лаэрций попался. Теперь его, упирающегося руками и ногами, враги подтаскивали к себе, словно заарканенного мустанга. Несмотря на трагизм ситуации, я получал удовольствие, наблюдая за ним: ну не люблю я Лаэрция.

Я обнаружил, что кусты посажены в два ряда, между которыми вполне можно было пробираться, будучи почти незаметным с дороги. Я тотчас воспользовался этим, и скоро выбрался в тылу врага. Я извлек из кожаного корсета несколько метательных ножей и атаковал. Все мои жала достигли цели и впились в тела врагов, причиняя боль и освобождая кровь. Лаэрцию между тем стянули за спиной локти, так что он начал кричать.

Моргульский, держа в руках два меча, отнятые у врагов, с трудом отбивался от наседавших на него со всех сторон крылатых тварей. И, надо отдать ему должное, сражался он мастерски. Ко мне с трех сторон приближались враги, а сзади, всего в пятидесяти шагах, но такие недостижимые, стояли Седьмые Врата.

- Рогатый! Вызываю тебя на честный бой! - крикнул я. - Один на один!

- Ты нужен мне живым, а не мертвым! - осклабился он. - А я обязательно увлекусь и убью тебя.

Они подошли уже близко. Передние готовились сражаться со мной, а задние лихорадочно готовили лассо и сети. Я извлек из ножен клинок с изображением Отца Смерти и, сжимая в одной руке его, а в другой меч, отнятый у палачей, приготовился сражаться до конца.

И тут Моргульский, совершив какой-то умопомрачительный вираж, пронесся надо мной, посыпая поле боя зеленоватым искрящимся порошком. Я с удивлением увидел, что мои противники теперь очень нетвердо стоят на ногах, а потом они и вовсе стали падать на землю, не дойдя до меня каких-нибудь нескольких шагов. Рогатый, изумленно озираясь вокруг, громко осыпал проклятиями своих воинов и пинал бесчувственные тела, пытаясь привести их в чувство.

В воздухе остался только один крылатый демон, как мне показалось, уже знакомый нам палач Эвкатиона. Моргульский отправил его в нокаут мощным ударом кулака и приземлился рядом со мной.

- Что это? - спросил я.

- Порошок "испорченная радость". Действует только на тех, кто уверен в победе.

- Превосходно. Но Рогатый остался жив и здоров.

- Он знает, кто ты...

Между тем Эвкатион, поняв безрезультатность своих попыток, двинулся к нам, размахивая боевым топором. Внушительные размеры оружия и мастерство, с которым Эвкатион владел им, заставили нас отступать. Меч вылетел из моей руки, подцепленный боевым топором Эвкатиона. В следующий миг Моргульский тоже был обезоружен. Я метнул в Эвкатиона три подобранных с земли ножа. Однако, он вовремя закрылся легким щитом.

- Попробуй снять с него шлем, - сказал я Моргульскому.

Демон кивнул и взмыл в воздух. Эвкатион проводил его тяжелым взглядом, но уследить за нами обоими он не мог, поэтому сосредоточился на мне. Я быстро побежал к нему, сжимая в руке свой кинжал. Кроме него и внезапности у меня не было других видов оружия.

- Не атакуй, если не уверен в победе, - произнес Эвкатион, делая взмах топором.

Лезвие прочертило воздух около моей головы. В тот же миг я, увернувшись, чуть присел, поворачиваясь спиной к противнику, и вонзил ему кинжал в подбородок снизу. Он был слишком высок, этот Эвкатион, и не был готов к такой атаке. Одна его рука держала уходящий по инерции вправо топор. Другой он попытался схватить меня за шею, когда я прижался спиной к его животу, однако, получив удар кинжалом, рефлекторно ослабил хватку, и я сделал кувырок вперед, пропуская возвращающееся лезвие топора между своими ногами.

Мой удар не только прошил ему язык, но и разрезал кожаный ремень, державший шлем. Это позволило Моргульскому, подлетевшему к противнику сзади, схватиться за рога и снять его с головы Эвкатиона.

Вопль, который издал демон вечности, вспугнул птиц, которые принялись с громкими криками носиться вокруг места сражения.

Моргульский, поднявшись снова вверх, бросил мне свою добычу, и я, поймав его, вонзил клинок в брызнувший синей молнией реинкарнатор. Эвкатион посмотрел на меня спокойным, холодным взглядом.

- Ты действительно сойкеро? - спросил он.

Язык слушался его плохо, кровь лилась изо рта. Но он, похоже, не обращал на это внимания. Это и неудивительно. Наверняка, его ждало новое тело, и он, оказавшись дома, наденет новый шлем с реинкарнатором и совершит самоубийство, чтобы вскоре снова почувствовать себя полностью невредимым.

- Уходи. Иначе я заберу твою жизнь, - сказал я, бросая ему шлем.

- Мы еще встретимся, - произнес великан, поворачиваясь ко мне спиной и исчезая в туманной дымке.

Моргульский опустился рядом и принялся массировать крылья. Я подошел к Лаэрцию, который, пытаясь освободиться от пут, запутался окончательно, и теперь, кажется, не мог и пальцем пошевелить. При этом он был сложен почти пополам и смотрел на меня в щель между собственными ногами.