Солнце отца

Арва любила Эрика. Она хотела сделать его лучше, но не хотела, чтобы ему было больно. Так что она нанесла меньшее оскорбление. Но Арва была наивна и играла в опасную игру. Мужчина, который однажды избил женщину, сделает это снова. И если такого человека судить публично, большой шанс, что он сделает это снова — теперь потому что стыд обратится в гнев.

Значит, Ольге следовало погасить этот огонь.

— Ты считаешь заявление своей жены ложью, Эрик?

— Нет. У мужчины есть потребности, а она их не удовлетворяет.

Теперь Арва подняла глаза, чтобы посмотреть на Ольгу.

— Это неправильно — приходить ко мне, когда во мне растет малыш. Это неправильно.

— Видишь? — тон Эрика был воинственным, почти раздраженным. — Если бы она была из моего клана, она бы такое не говорила.

Хоть Арва и всю свою жизнь прожила в Гетланде, ее мать, очевидно, сохранила кое-что из старых привычек. Жители Гетланда не верили, что мать или ребенок пострадают, если муж ляжет с беременной женой. Ольга знала, что это нормально. Леиф и она часто делили постель, пока ее живот не стал слишком большим.

Эта вера была пережитком той жизни, которую Арва оставила. Но она не была обязана отдавать свое тело мужу, если не хотела этого.

Увидев путь к решению, Ольга взяла Арву за локоть и отвела ее на несколько шагов, чтобы уединиться.

— Ты хочешь Эрика, Арва?

Ее прекрасная смуглая кожа покраснела.

— Да.

— Ты бы легла с ним, если бы это было безопасно и приятно?

Арва не ответила, но черные глаза остались спокойны — будто она ждала удобного случая, — и Ольга продолжила.

— Ты доверяешь мне? Ты веришь в мою мудрость, веришь моим советам?

— О, да. Ты добрая и мудрая, Ольга.

— Тогда прислушайся ко мне. Ты не причинишь никакого вреда ни своему ребенку, ни себе, ни телу, ни душе, если примешь своего мужа. Если он нежный и любящий и не причиняет тебе боли, то вы можете любить друг друга, как подобает мужу и жене.

— Правда?

— Правда, kullake.

Арва улыбнулась, и Ольга повела ее обратно к мужу. Прежде чем отпустить пару, она снова шагнула к Эрику и посмотрела прямо на него.

— У мужчины, который бьет женщину, нет дома в Гетланде, Эрик Эрикссон. У мужчины, который бьет женщину, пока она носит его ребенка, нет дома в этом мире.

Он моргнул, и его холодный взгляд дрогнул.

— Меня ни в чем подобном не обвиняют.

— Да, не обвиняют. Считай это предупреждением. — Она вернулась и встала рядом с платформой. Ульв подошел и встал рядом с ней. — Эрик не оспаривает обвинение в неверности. Арва, скажи, какое ты хочешь для него наказание.

Глаза и рот Арвы распахнулись от удивления. Но она взяла себя в руки и повернулась к мужу, положив руки на холмик своего живота.

— Я только хочу, чтобы ты поклялся мне. Здесь. Поклянись всегда быть нежным со мной и малышом и быть верным нам. Здесь, в зале, произнеси эту клятву.

Эрик обвел зал виноватым, смущенным взглядом. Здесь было не так уж много народу; происходящее не было чем-то особенным. Настоящие дела Гетланда решались, когда на помосте сидел ярл и присутствовали самые сильные мужчины и женщины. Ольга и Ульв справлялись с несложными вопросами, к тому же, Ульв руководил обороной города. Они долгое время жили в мире, дружили и были в союзе с самыми могущественными ярлами, поэтому оборона города состояла всего лишь из нескольких аванпостов и патрулей.

Наконец, заблудший муж Арвы опустился на одно колено. Он убрал ее руки с живота и сжал их.

— Я клянусь, Арва. Я буду нежен и верен тебе и нашему ребенку. Прости меня за мои слабости.

Ольга не была уверена, что Эрик был искренен, но не могла придраться к словам, и, в конце концов, они делали Арву счастливой. Женщина улыбнулась и кивнула, а Эрик встал и поцеловал ее. Затем она что-то прошептала ему на ухо, и он вздрогнул. Он повернулся и посмотрел на Ольгу.

Его кивок мог быть благодарностью, он мог быть искренним. Она кивнула в ответ.

— оОо~

Ночью, когда Ольга расплетала косу и расчесывала волосы, дверь в покои распахнулась, ударившись о стену, как гром. Ольга взвизгнула и вскочила с кровати, ее сердце бешено колотилось.

Теперь, когда тяжелая дверь была открыта, она могла слышать шум за пределами зала. Крики — она слышала крики. И вопли. И лязг металла.

На них напали.

Ульв стоял на пороге, потный и взъерошенный, с обнаженным мечом и искаженным от ярости лицом.

— Город захвачен! Собери все, что сможешь. Я должен увести тебя отсюда сейчас же!

И мрачное предчувствие, которое пришло к ней, две недели назад, предчувствие, от которого она отмахивалась, наполнило ее голову криком обезумевших птиц.

Не налет нес на себе печать зла. Это был Гетланд, лишенный своих самых сильных защитников и уязвимый для нападения.

Охваченная ужасом, Ольга не сопротивлялась. Она не задала ни единого вопроса; мысли покинули ее голову. Она просто схватила одежду, которую только что сняла, и позволила Ульву увлечь ее прочь из дома через задний ход.

Часть 2. ВОИН

8

— Не очень-то засматривайся, — усмехнулся Хокон, вгрызаясь зубами в кусок соленой трески. — Она не возьмет тебя. У нее вообще не будет мужчины. Она уже взрослая, так что у нее уже был бы мужчина, если бы она этого хотела. Она любит себя больше, чем могла бы любить кого-либо другого.

Хокон поплыл с ними, потому что Сольвейг запретила ему садиться вместе с ней на второй скейд Карлсы, а их родители уже отчалили. Он был раздражен на протяжении всего путешествия, придираясь к Магни по поводу сестры при каждом удобном случае, как пчела, жужжащая в ухо.

— Я не стану говорить с тобой о твоей сестре. Не такими словами. — Магни взял у него бурдюк с водой и, запрокинув голову, прислонился спиной к стене, чтобы попить. Вот уже два дня попутный ветер был сильным. Все четыре скейда плыли почти вровень, и люди отдыхали.

Они воспользовались этим, пока могли. В это утро солнце уже взошло красным, а горизонт стал темным. Паруса начали колыхаться, а значит, небеса скоро сменят цвет. Не за горами буря.

Хокон забрал шкуру обратно и надавил дальше.

— Девушки падают в обморок, когда ты рядом. Тебе не нужна моя сестра.

Потеряв аппетит, Магни бросил свой кусок трески обратно в бочку.

— С чего ты беспокоишься о том, кто мне нужен? Какое тебе до этого дело?

— Я переживаю за сестру.

Магни приподнял бровь, услышав это. Сольвейг и Хокон были близки, когда были детьми — они все трое были веселой компанией, — но за последние несколько лет, с тех пор как Хокон начал совершать набеги, брат и сестра охладели друг к другу. Сольвейг была превосходным воином, и это раздражало его.

— Правда. Она — моя сестра, и я люблю ее. Я убью любого, кто причинит ей боль. Кого угодно. Даже несмотря на то, что она думает, что она лучше всех на свете.

Это было очень далеко от истины; Магни знал это, хоть ее брат и не понимал. Сольвейг не считала себя лучше других. Она считала, что должна быть лучше. Она считала, что все ее несовершенства — ее личные неудачи. Она считала, что величие — это наследие, доставшееся ей от родителей, и что она не достойна его.