Страница 15 из 23
НОЧЬ ТРЕТЬЯ
— Веселитесь, наши верные народы!
Белогривый я ваш Царь, белобородый.
Круговой поднос, кумачовый нос,
Мне сам черт сегодня чарочку поднес!
Веселитесь, наши руки даровые!
Всé хлеба ваши я прóпил яровые!
Коли хлеба нет, будем есть овес:
Напитаемся — и личиком в навоз!
Выпивайте, брови черные, до донышка!
Всех-то телок ваших пропил я, буренушек!
А коль тошно вам от ребячьих слез, —
Помолитесь, чтоб их черт скорей унес!
Задирайте, попы-дьяконы, подрясники!
Не то в пляске-то носами óб пол хрястнетесь!
Чем крысиный хвост, да великий пост —
Лучше с чарочкой-сударочкой взасос!
Подымайтесь, воры-коршуны-мятежники!
Для костра сваво я сам припас валежнику.
Двери — настежь — всé. В клети заперт — пес!
Частоколы сам по колышку разнес!
Рухай-рухай, наше царство развалённое!
Красный грянь, петух, над щами несолеными!
Красный грянь, петух: «Царь-Кумашный нос
Всё, как есть, свое именьице растрёс!»
— Эй, холопы, гусляра за бока!
Чтоб Камаринскую мне, трепака!
То не дым-туман, турецкое куреньице —
То Царевича перед Царем виденьице.
То не птицы две за сеткою тюремною —
То ресницы его низкие, смиренные.
Ох, ресницы, две в снегу полуподковочки!
Розан-рот твой, куполок-льняной-макóвочка!
В кулачок свой кашлянýвши для приличества:
«Какой песней услужу тваму Величеству?»
— Птица в небе — выше нас родилась!
Над тобою наш не властен приказ!
«Часто я слыхал сквозь дрему
Бабий шепот-шепотеж:
— Плохой сын Царю земному, —
Знать, Небесному хорош!
Черным словом, буйным скоком
Не грешил я на пиру.
На крыльце своем высоком
Дай ступеньку гусляру!
Никогда, сойдясь межою,
Навзничь девки не бросал,
Да не то что там с чужою —
Вовсе с бабами не спал!
Не плясал в зазорном платье,
Как ударят ввечеру.
Широки твои полаты, —
Дай местечко гусляру!
Хошь плохой я был наследник —
Гуслярок зато лихой!
Паренек-то из последних —
Может, ангел не плохой…
Хошь и неуч я в молебнах,
Наверстаю — как помру!
Между труб твоих хвалебных
Дай местечко гусляру!»
Взял лучину Царь: «Нагнись-ка, дружок!»
(Чуть-что всей ему копны не поджег!)
«Видно, воду пьешь да постное ешь?
Что тебя-то не видал я допрежь?»
Сын ли с батюшкой, аль с львом красным — лань?
Вся-то глотка-пересохла-гортань!
Вспыхнул пуще корольков-своих-бус:
«Я вам, батюшка, сынком довожусь!»
Как толкнет его тут Царь сгоряча:
«Врешь, молочная лапша! каланча!
Прынц заморский либо беглый монах, —
Ни в каких я не повинен сынах!»
Подивился тут Царевич бровьми:
«Хоть убей меня, а зря не страми!
Не монах и не заморский мужик, —
Я в супружестве законном прижит!»
Помянул тут Царь с десяток шутов:
«Знать, косушку породил полуштоф!
Да иная нам тут малость важна:
Коли сын, так твоя мать мне — жена?!»
И как взвоет — инда стекла дрожат:
«Ох пропал-пропал, пропал-пропал, — женат!
Коль жена, так значит — дочь, значит — зять?
Где ж убивица моя, — твоя мать?!»
В землю пальчиком гусляр: «Вечный дом! —
Ты в супружестве живешь во втором».
Разом хмель пропал от этого сказу,
Растаращился, что сом пучеглазый,
Вздоху нету, — гляди лопнет шарóм.
«Так в супружестве живем во втором!..»
Дрожит сын, шепочет,
Вином виски мочит,
Хлопочет вокруг той горы кумачовой:
Лик — шар сургучовый, краснее клопа.
«Ох, батюшки, — так и ушел без попа!»
Льет в рот вино, назáд — вино,
К груди припал, — бревном-бревно.
«Одно бы знать: что дышишь.
Да сердца не прослышишь!»
«Коли вино не хочет в рот, —
Сам в руки гусельки берет, —
Быть может, Царь-отец мой,
Мое — поможет средство!»
Пробежался по струнáм ветерком,
Слышит: кто-то ровно — щелк! — языком.
Разжужжался, что шмелиха-пчела,
Смотрит: холм-гора-то кверху пошла!
А как пальчики пустил во всю прыть,
Видит: Царь сидит, да ручкою: пить!
Отцу сынок налил,
Пьет Царь, подставляет,
За кажною чаркой
Сынка похваляет:
«И кудри-то — шапкой!
Стан — рюмки стройней!
Вот что бы без баб-то —
Рожать сыновей!
Зачем — жена?
На кой — жена?
Ты не жена,
Скажи, — война!
Чуть что не так —
И свет ей мрак,
И друг ей враг,
И царь — дурак…
Ох ты, Царь-дурак, женатый холостяк!
Приведи-ка мне, сыночек, жену:
Бить не стану, а разок — толкану!»
То не сон-туман, ночное наважденьице —
То Царицыно перед Царем виденьице.
То не черный чад над жаркою жаровнею —
То из уст ее — дыханьице неровное.
То не черных две косы, служанки кроткие:
Две расхлестанных змеи — да с косоплетками!
До ковровой до земли склонилась истово,
Об царевы сапоги звенит монистами.
«Виноградинка в соку,
Здравствуй, зернышко!
Не видал я на веку
Стройней горлышка!
Вся от пяточек до бус —
Вó как — нравишься!
Да коль я не подавлюсь,
Ты — подавишься!
Оттого что вкус мой гнусный, мокрый ус!»
Вырывала тут из кос косоплетки,
Отползала змея к самой середке,
Духом винным-тут-бочоночным румянилась,
Царю — в землю, гуслярочку — в пояс кланялась.