Заложники

Прожив столько времени бок о бок, они все прекрасно изучили привычки друг друга. Ишмаэль, к примеру, бегал за вице-президентом, как собачонка. Если кому-то нужен был Ишмаэль, ему следовало лишь отыскать вице-президента, и в большинстве случаев оказывалось, что парень сидит у его ног. Беатрис всегда можно было обнаружить перед телевизором, если только она не получала четкого распоряжения быть где-нибудь в другом месте. Хильберто был без ума от ванны, особенно той, которая находилась рядом с мастерскими и в которой, если повернуть кран, начинала бешено бурлить вода (разве это не восторг, такой рев и рычание?). А Сесар больше всего любил дерево, старый мощный дуб, склонившийся над стеной. У него были низкие и крепкие ветки, по которым можно было легко забраться наверх, а потом удобно устроиться. Другие бойцы считали Сесара либо тупым, либо бессмысленно храбрым, ведь порой он забирался так высоко, что оказывался над стеной, и любой военный с улицы мог его подстрелить, как белку. Иногда командиры сами просили его заглянуть за стену и доложить, что происходит в городе. Так что для Кармен его местонахождение не представляло ни малейшей загадки. Она сразу же направилась в сад. После этой ночи он казался ей совершенно другим. Она пошла кружным путем, чтобы пройти мимо их давешнего убежища: вот, трава все еще повторяет форму ее спины. Кровь снова прилила к ее голове, ей пришлось схватиться рукой за стену, чтобы не упасть в обморок. Святой боже, а вдруг это кто-нибудь увидит? Может быть, ей стоит привести все в порядок, расправить траву? Но разве примятая трава поднимется снова? К тому же Кармен сознавала, что в самом ближайшем времени снова примнет ее, что ее единственное и пламенное желание – примять всю траву в саду своим телом, истоптать босыми ногами. Будь ее воля, и она бы увлекла Гэна туда и сюда, крепко обвивалась бы вокруг его ног, забиралась на него, как на дерево. Кто бы мог подумать, что такой человек захочет с ней заниматься любовью? Она была настолько поглощена своими переживаниями, что на минуту совершенно забыла, зачем вышла в сад и кого ей надо искать. Потом она увидела башмак, свисающий с дуба, как огромный, отвратительный плод, и мир снова принял для нее свои обычные очертания. Кармен подошла к дубу, схватилась за самую удобную ветку и залезла наверх.

Там сидел Сесар, дрожащий и плачущий. Любого, кто посмел бы забраться на его дерево, он бы сбросил вниз в два счета. Он бы врезал ему хорошенько по подбородку и с превеликим удовольствием посмотрел бы, как он летит на землю. Но тут перед ним возникла голова Кармен, а Кармен ему нравилась. Он подумал, что она его понимает, потому что тоже любит Роксану Косс. Ей вообще повезло больше всех: она носит певице завтрак, спит возле ее двери. (Но поскольку Кармен была очень осторожна, он понятия не имел о том, что она спит иногда в ее постели, что расчесывает ей волосы, что прошлой ночью привела к ней в комнату любовника, став, таким образом, ее поверенной. Узнай он об этом, его бы разорвало от ревности.) И хотя никто никогда не видел его плачущим, он был, по сути, еще ребенком, и сейчас ему было легче оттого, что его слезы видит именно Кармен. Ведь перед тем, как он влюбился в Роксану Косс, вернее, еще перед тем, как они пришли в этот город, он мечтал о поцелуе Кармен, и даже не только о поцелуе, но и кое о чем еще, однако после сурового внушения командира Гектора совершенно оставил эту идею. Подобное среди членов отряда было категорически запрещено.

– Ты так прекрасно пел! – сказала она.

Сесар отвернулся. Его щеку оцарапала тонкая веточка.

– Я идиот, – сказал он, обращаясь к листьям.

Кармен перебралась на другую ветку, напротив него, и крепко обхватила ее ногами.

– Никакой ты не идиот! Ты должен был это сделать! У тебя не оставалось другого выбора!

С такой вышины то самое заветное место на траве открывалось во всей красе. С этого наблюдательного пункта примятость казалась круглой, как будто они катались по траве, и, возможно, так оно и было. Ее волосы пропахли травой. Любовь – это действие. Она сама к тебе приходит. У тебя никогда не бывает выбора.

Но Сесар на нее не смотрел. Если слегка подтянуться, то можно заглянуть за стену. Но она не стала этого делать.

– Роксана Косс послала меня за тобой, – сказала она. Это почти соответствовало истине. – Она хочет с тобой поговорить о твоем пении. Она считает, что ты поешь очень хорошо. – Она имеет право так говорить, потому что сама так считает, и наверняка Роксана Косс скажет ему то же самое. Конечно, она слишком мало знает английский язык, чтобы понять все, что говорилось в гостиной, но она уже наловчилась додумывать непонятое.

– Ты не можешь этого знать!

– Я могу это знать! Там был переводчик.

– Она сказала: «Стоп!» Она сказала: «Хватит!» Я прекрасно понял, что она сказала! – Мимо них пролетела птичка: она собиралась сесть на ветку, но потом передумала.

– Она хочет с тобой поговорить! Что она могла тебе сказать? Попроси Гэна, чтобы он помог. Он единственный, кто может установить между вами прямую связь.

Сесар фыркнул, вытер глаза обшлагом. По-настоящему к нему на дерево должна была прийти не Кармен. Сюда должна была забраться сама Роксана Косс. Она бы дотронулась до него рукой, заговорила бы с ним на чистом испанском. Они бы стали петь вдвоем. Это называется «дуэт». Они бы вместе попутешествовали по миру.

– Ну хорошо, – сказала Кармен, – ты же не белка. Ты не собираешься здесь сидеть всю жизнь. Тебе все равно придется спуститься вниз на дежурство, и тогда она сама тебе все скажет с помощью переводчика. Она скажет тебе, как ты хорошо поешь, и тогда ты точно почувствуешь себя идиотом, потому что так долго сидел здесь и дулся на весь свет. Все хотят тебя поздравить. Ты многое теряешь.

Сесар провел рукой по шершавой коре. Кармен никогда не говорила с ним раньше подобным образом. Когда они вместе тренировались, она всегда была слишком застенчивой, и это придавало ей особую трогательность. Он никогда не слышал, чтобы она произносила больше двух фраз.

– А ты откуда знаешь обо всем этом?

– Я же тебе сказала – переводчик!

– А откуда ты знаешь, что он говорит правду?