Страница 4 из 10
Милый Жан Шюзвиль, законом моей жизни (невольным) было действовать себе более во вред, чем во благо. Особенно своими письмами. Я всегда стремилась быть собой, всей собой, а чаще всего этого не следовало бы делать.
Может быть, я действую себе во вред и теперь, когда пишу Вам такое письмо вместо другого — любезного, и «простого», и никакого…
Милый Жан Шюзвиль. Вот опять Рождество. Приезжайте повидаться. Это в пригороде — Мёдон — напишите мне, когда — чтобы я была дома.
Маршрут такой: Вы садитесь в пригородный поезд на станции Площадь Инвалидов — или Альмский мост — или Марсово поле — или мост Мирабо — выходите в Мёдон-Валь-Флёри — переходите через мост на другую сторону — подымаетесь по авеню Лувуа и, не сворачивая ни вправо, ни влево, оказываетесь прямо перед моим домом — улица Жанны д’Арк, 2 — первый этаж налево — стучите.
Желательно около 4 часов.
Вы увидите моих детей. Вы, видевший меня ребенком.
МЦ
Рождество 1909 г. — Рождество 1930 г.
Москва — Мёдон (фр.)]
Потом, слова Шюзвилля: — Je Vous craignais tant: Vous étiez tellement intelligente, tellement intelligente, Vous me fai-siez peur, Vous correspondiez si peu à ce rêve de jeune fille — qu’a chaque jeune homme…[20]
(Горько слушать — даже 21 год спустя! Даже (1938 г.) 29 лет спустя! И когда будет — не горько?! Мое последнее чувство от людей будет — горечь: незаслуженность обиды.)
Мур — осень 1930 г. (51/2 лет)
(Очевидно в ответ на какой-нб мой (вечный) возглас о конце книги:)
— Тогда читайте с конца!
— Зачем любить человека, когда его нет?
(NB! То, что я делала — всю жизнь.)
(В этой тетрадке — серой, грязной, Pax-Labor — поправки к концу франц Мóлодца, статья о детской сов книге[21] и эти наброски писем. Тетрадь надписана: Октябрь 1930 г. С Лоран — 4/17-го сент, канун Алиного семнадцатилетия. Но письма — из Мёдона.)
СТИХИ К ЧЕХИИ
(Попытка чистовика)
сентябрь
1.
Полон и просторен
Край. Одно лишь горе:
Нет у чехов — моря.
Стало чехам — море
Слез: не надо соли!
Запаслись на годы!
Триста лет неволи
Двадцать лет свободы.
Не бездельной, птичьей —
Божьей, человечьей.
Двадцать лет величья,
Двадцать лет наречий
Всех — на мирном поле
Одного народа.
Триста лет неволи
Двадцать лет свободы.
— Всем. Огня и дома —
Всем. Игры, науки —
Всем. Труда — любому —
Лишь бы были руки.
На поле и в школе —
Глянь — какие всходы!
Триста лет неволи
Двадцать лет свободы.
Подтвердите ж, гости
Чешские, все вместе:
Сеялось — всей горстью,
Строилось — всей честью.
Два десятилетья
(Да и то не целых!)
Как нигде на свете
Думалось и пелось.
Посерев от боли
Стонут Влтавы воды:
— Триста лет неволи
Двадцать лет свободы.
На орлиных скалах
Как орел рассевшись —
Что с тобою сталось,
Край мой, рай мой чешский?
Горы — откололи,
Оттянули — воды…
…Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы.
В селах — счастье ткалось
Красным, синим, пестрым.
Что с тобою сталось,
Чешский лев двухвостый?
Лисы побороли
Леса воеводу!
Триста лет неволи
Двадцать лет свободы!
Слушай каждым древом,
Лес, и слушай, Влтава!
Лев рифмует с гневом,
Ну, а Влтава — слава.
Лишь на час — не боле —
Вся твоя невзгода!
Через ночь неволи —
Белый день свободы!
(Париж, 32, B-d Pasteur
12-го ноября 1938 г.
а припев (Триста лет…) и лучшие строки: — Посерев от боли… были уже в сентябре, в те самые дни, всё ходила и повторяла, а остальное — мычала.)
2.
Горы — турам поприще!
Черные леса,
Долы в воду смотрятся,
Горы — в небеса.
Край всего свободнее
И щедрей всего.
Эти горы — родина
Сына моего.
Долы — ланям пастбище.
Не смутить зверья
Хата крышей застится,
А в лесу — ружья
— Сколько бы ни пройдено
Вёрст — ни одного.
Эти долы — родина
Сына моего.
Там растила сына я,
И текли — вода?
Дни? или гусиные
Белые стада?
…Празднует смородина
Лета рождество.
Эти хаты — родина
Сына моего.
Было то рождение
В мир — рожденьем в рай.
Бог, создав Богемию,
Молвил: — Славный край!
Все дары природные,
Все — до одного!
Пощедрее родины
Сына — Моего!
Чешское подземие:
Брак ручьев и руд!
Бог, создав Богемию,
Молвил: — «Добрый труд!»
Всё было — безродного
Лишь — ни одного
Не было — на родине
Сына моего.
Прокляты — кто заняли
Тот смиренный рай
С зайцами и с ланями,
С перьями фазаньими…
Трéкляты — кто продали
— Ввек не прощены! —
Вековую родину
Всех — кто без страны!
Край мой, край мой, проданный,
Весь, живьем, с зверьем,
С чудо-огородами,
С горными породами,
С целыми народами,
В поле, без жилья,
Стонущими:
— Родина!
Родина моя!
Богова! Богемия!
Не лежи как пласт!
Бог давал обеими —
И опять подаст!
В клятве — руку подняли
Все твои сыны —
Умереть за родину
Всех — кто без страны!
(Между 12-тым и 19-тым ноября 1938 г.)
3.
Есть на карте — место:
Взглянешь — кровь в лицо!
Бьется в муке крестной
Каждое сельцо.
Поделил — секирой
Пограничный шест.
Есть на теле мира
Язва: всё проест!
От крыльца — до статных
Гор — до орльих гнёзд —
В тысячи квадратных
20
«Я так Вас боялся: Вы были так умны, так умны, что я испугался. Вы так мало были похожи на тот идеальный образ девушки, который есть у каждого молодого человека…» (фр.)
21
Статья «О новой русской детской книге» (1931).