Игрок 2

За цветы приходится отвалить целых 10 рублей. Зато за эту сумму я становлюсь обладателем семи прекрасных тёмно-бордовых роз.

— Нэ один дэвушка не устоит, — комментирует мою покупку горбоносый продавец.

В здании филармонии мой букет срабатывает лучше любого пропуска.

Внутри пахнет пылью, побелкой и старым деревом. Почему-то именно такой запах всегда стоит в театрах, Дворцах культуры и Домах пионеров. В детстве мне казалось, что именно так пахнет искусство.

В коридорах филармонии полно детворы. Очевидно, закончился какой-то утренний спектакль. Хотя нет, не закончился, выходить никто не собирается. Вероятно, антракт.

Без всякого почтения я открываю дверь с табличкой: «Не входить! Для персонала!», и шагаю за кулисы.

Пришёл я, откровенно говоря, наудачу. Считаю, что отрицательный результат — это тоже результат. Меня с букетом увидят, к расспросам прислушаются, а после пойдут гулять слухи, которые мне только на руку.

Но мне везёт.

Между сценой и гримёрками, как оголтелые, носятся барышни в жёлтых трико и такого же цвета жёстких юбках, похожих на балетные пачки, с кокетливыми красными косынками на голове.

Проявив немного фантазии, я признаю в них цыплят.

Мужчина с тонкими усиками, в тирольской шляпе и костюме с преобладанием рыжих тонов, курит возле закрытого занавеса, украдкой выдувая дым за кулису.

— Не подскажете, Бельскую как найти? — подхожу я к нему.

Он с любопытством поглядывает в мой букет и молча тычет в сторону гримёрки.

Захожу туда.

Аллочка сидит в одном из кресел, на которых цыплятам, словно на конвейере, поправляют кучерявые белые парички.

— Евстигнеев, — удивляется Аллочка, — ты что, обалдел? Мне через две минуты на сцену!

— Алла, — говорю я, становясь на одно колено.

Шум в гримёрке волшебным образом затихает. Абсолютно все взгляды устремляются на нас.

Пухлая женщина, вероятно костюмерша, то ли с испугу, то ли от нетерпения щёлкает ножницами.

На неё сердито шикают.

— Алла, — говорю я в наступившей тишине. — Я прошу твоей руки и сердца, будь моей женой.

— Евстигнеев, ты что, пьян? — обалдевает она.

Я склоняюсь к девушке, целую её в щёку и, наклоняясь к уху, шепчу:

— Радуйся, дура. Это всё по плану.