Игрок 2

Глава 5

В газете, которую показывает мне Юра, сразу в глаза бросается заметка: «В Ялте и Феодосии планируются съёмки художественного фильма 'Плохой хороший человек».

В составе съёмочной группы, которой написан через запятую, моё внимание привлекает только одна фамилия. Человек, которого без преувеличения знает весь Советский Союз, от генсека до последнего сопливого пацана — Владимир Высоцкий.

В это время Высоцкий находится в довольно странном положении. Официально он в опале. После того как 4 года назад советская пресса проехалась дорожным катком по его песням дворового и блатного содержания, Высоцкому не дают выступать с концертами, не издают его стихов, а самому явлению «бардовщины» или «менестрельщины» этакий хлёсткий ярлык вешают на всех романтиков с гитарами, после вольницы шестидесятых в стране активно перекрывают кислород.

В то же время Высоцкий — подлинно народный кумир. Его записи есть в каждой семье, его песни знают наизусть, им восхищаются, буквально носят на руках.

Он рок-звезда Советского Союза. Благодаря друзьям и поклонникам своего таланта, Высоцкий продолжает играть в театре и сниматься в кино, скорее вопреки, чем благодаря своей популярности.

И вот с этим человеком, судя по всему, Юра предлагает мне раскинуть картишки.

Да уж, действительно, ярче фигуры для рекламы молодого восходящего таланта Ялтинского преферанса не найти.

— Что заробел? — по-своему истолковывает моё молчание Юра, — не боись. Все мы люди, все мы по одной земле ходим и одним воздухом дышим. Артисты — они самые жирные фраера. Натуры творческие, увлекающиеся, денег у них, как у дурака фантиков, а спустить всё могут за одну ночь.

Что-то при этих его словах щёлкает у меня в голове. Какой-то факт укладывается в копилку сознания, но общей картинки пока не выдаёт.

Никакого смущения я не испытываю. Мне с разными людьми приходилось общаться, в какие только компании не заносили меня писательские знакомства. Хотя с Высоцким сталкиваться не приходилось. Я видел его только из зрительного зала, на спектакле «Пугачов» в роли Хлопуши театра на Таганке.

— «Проведите… проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека…»

Вся Москва говорила об актёре, беснующемся на сцене в кандалах, о его таланте, и я тоже был впечатлён. Но обыграть его за карточным столом — это, можно сказать, забавно.

— Как я с ним познакомлюсь? — спрашиваю.

— За это не беспокойся.

Юра прикладывается к пивной кружке, запрокидывая голову, его кадык дергается. Он с наслаждением пьёт

— В Ялте он даст концерт, — поясняет Юра выдохнув. — Вход по сотне, но только для своих, для узкого круга. Мне кое-кто из этого узкого круга должен, — он ухмыляется — Так туда и за тысячу рублей не попасть. — Так что заодно и послушаешь. Видишь, как повезло тебе. После концерта его к тебе подведут, познакомят. Тут главное, самому не сплоховать, сделать так, чтобы он заинтересовался.

— Он что, в карты играет? — спрашиваю напоследок.

— Все играют, — кивает Юра. — А что ещё здесь делать?

— Да ты охренел? — кричит Болотин.

В состоянии чрезвычайного возбуждения он вскакивает из-за стола и начинает ходить по кабинету. Учитывая достаточно скромные размеры помещения, получается у него не очень хорошо.

Встречаемся мы в лучших традициях шпионских боевиков, всё в том же отделении милиции, в которое меня не так давно забирали.

До этого я позвонил с телефона-автомата по условленному номеру, сказал кодовую фразу, и спустя час ко мне прямо к ступенькам гостиницы подъехал личный транспорт в виде милицейской «буханки».

Моя репутация в глазах девушки-администратора, при виде бравых милиционеров рухнула окончательно, и я начинаю опасаться, как бы меня второй раз ни выселили из-за предполагаемого конфликта с законом.

Болотин останавливается, экспрессивно взмахивая руками:

— Да ты хоть знаешь, кто это⁈

— Актёр, — говорю, — певец. Да, знаменитый, конечно, но что их, но не единственный же в Советском Союзе.

— Да ладно, это… — морщится он от моей непонятливости. — Он спит с Мариной Влади! Да что ты ржёшь-то⁈

— Простите, говорю, не могу удержаться, — говорю. — Вот уж не думал, что вы настолько её поклонник…

— Да я не в этом смысле! — психует Болотин. — Ты хоть понимаешь, что она за личность. Она лицо советско-французской дружбы, член компартии Франции. Ей сам Брежнев ручки целует и комплименты отвешивает. Вокруг неё комитетчики пасутся, так что ни вздохнуть, ни пукнуть. И ты собираешься в это влезть.

— Простите, говорю Виктор Сергеевич, но её компания вместе с Владимиром Семёнычем кажется мне всё-таки безопасней, чем те упыри, которых вы мне сосватали, как и вся эта операция, в которой я участвую исключительно по вашей инициативе. Вы сами говорили, нужно создать вокруг себя шум… Вот он шум, лучше не придумаешь. Такой шум даже глухой услышит. А если ваши бандиты такие все крученные, да осторожные, то они тоже риски прекрасно понимают и на рожон не сунутся. Сами смотрите, есть ли среди ваших жертв люди, известные?

— Нет, — бурчит Болотин.

Снова щелчок, и недостающая часть головоломки становится на место.

— А среди тех, с кем до этого играли ваши жмурики, встречались такие? — спрашиваю, — надо материалы дел поднять и проверить…

— Не надо, — останавливает меня следователь, — я эти дела столько раз перечитывал, что такое наизусть помню. Ираклий Тодуа играл с Гайдаем.

— Тем, что Кавказскую пленницу снял? — поражаюсь.

— Да, — кивает Болотин, — вот только «Кавказскую пленницу» снимали у нас в Крыму. Но в Грузии тоже много чего снималось. Причём играли несколько раз.

Я тоже слышал, что режиссёр знаменитых советских комедий был завзятым игроком. Я бы даже сказал «запойным».

— А по другим случаям? — я увлечённо склоняюсь к нему.

— Навскидку не скажу, — следователь качает головой, — надо запрашивать, поднимать связи…

— Шулеры ведь не те люди, которые находятся на виду, — развиваю я свою мысль. — Те, кто по поездам и по паркам шустрит, это мелкая сошка. Да и их жертвы тоже не горят желанием своими деньгами светить. А так, крупные игроки вынуждены показать себя.

Ведь актёры, режиссёры и певцы — это, пожалуй, немногие, легальные советские богачи. Они шулеров притягивают, как лампочка мотыльков.

— Связь, конечно, очень поверхностная, — Болотин пододвигает к себе пепельницу, хлопает по карманам, ищет сигареты, выбивает себе из пачки одну и задумчиво закуривает. — Можно сказать, взятая с потолка.

— Но до этого времени у вас не было и такой, правда?

Мою идею он принимает влёт и разыгрывает на ходу, как забивающий игрок подачу.

— В съёмочных группах или среди тех, кто занимается концертами всегда масса всякого разного народа — ассистенты, осветители, люди, которые занимаются реквизитом. Думаешь, один из них может быть наводчиком?

— Предполагаю, Виктор Сергеевич, — отвечаю, — более того, актёры с режиссёрами меняются, а этот состав так и катается с одного фильма на другой. Сидит такой тихий неприметный человечек в тени, как паучок, и смотрит, что за публика слетается на звёзд. Засветился рядом с ними шулер, его взяли на заметочку и пасут до тех пор, пока он не возьмёт большой куш. Ну а дальше сами знаете,

— Занятная теория, — задумчиво произносит Болотин.

— Если она верна, — говорю, — то это как минимум даёт нам фору по времени, а вам возможность осмотреться в моём окружении. Вдруг этот человек как-то выдаст себя.