Страница 8 из 57
Когда Антон Л. вскрыл еще и квартиру с двумя собаками – с новым куском ветчины в руке, – то увидел, что большая собака удовлетворенно спала в кухне. Она успела уже эту кухню осквернить и сожрать маленькую собачку. Чтобы предотвратить шум в дальнейшем, Антон Л. убил спящего пса своим ножом-топором. В остальном в этой квартире ничего особенного не было.
Может быть, из-за запаха в квартире фрау Шварценбек, может быть, из-за того, что голод со временем прошел, но у Антона Л. не было больше никакого желания есть. Ему хотелось лишь пить. Теперь он расположился в гостиной – вероятно, следовало говорить «в прошлом»? – семьи Хоммеров, бесцеремонно снял ботинки и остававшиеся на нем чулки и открыл бутылку, воспользовавшись искусно сделанным штопором господина Хоммера. Медленно у Антона Л. возникло чувство: наискось или поднимаясь из-за его спины, проступали воспоминания о множестве прекрасных звуков из времен его обоих алкогольных периодов. Ему пришла мысль, что теперь он был уже выше всего, что было тогда. Антон Л. вообще, с тех пор как стал думать, наблюдал в себе постоянное развитие ввысь. Поэтому он не только смотрел свысока – в смысле духовном – почти на всех людей своего окружения, он в этом смысле смотрел свысока и на Антона Л. в прошлом. Он часто качал головой, думая о слепом гноме, которым он был в прошедшие годы, месяцы, даже еще неделю назад. Так и сейчас он смотрел с некоей высокой горы на те обе провинции своей жизни, по которым протекали реки пива и вина. Около трех часов он открыл и вторую бутылку. В половине пятого он опорожнил и ее. Он знал, что господин Хоммер хранил в так называемом хозяйском буфете в гостиной бутылку коньяка. Антон Л. не стал ни доставать все еще грязный от собачьей крови нож-топор, ни искать ключ. Один удар тяжелым креслом – и буфет разлетелся. Там были две бутылки коньяка: одна полупустая, а одна еще запечатанная.
Антон Л. снял штаны и повесил их, что его страшно рассмешило, на торшер. После того как он выпил полбутылки, ему среди множества других мыслей из настоящего и прошлого пришла мысль об игуане Соне.
«Бедная скотина», – подумал он.
Он задумался, нужно ли было ее убить или накормить. Наконец он сделал выбор в пользу кормежки. Что жрут игуаны? Антон Л. не мог вспомнить, чем кормил ее господин Хоммер. Он отправился на кухню. Там он в первую очередь снял трусы и положил их в морозильник. После этого он отрезал кусок вареной ветчины. Соня ею пренебрегла. Антон Л. согласился с капризом скотины и развернул треугольный сыр. Он положил сыр на кухонный стол, крепко прижал его левой рукой, прищурил один глаз, быстро прицелился и резанул себя ножом по указательному пальцу.
«Все равно я еще принесу себе новый сыр», – подумал он и бросил в террариум весь кусок. Соня сначала испугалась и спряталась за камнем. Но после того как Антон Л. некоторое время неподвижно простоял рядом, животное снова выползло, понюхало окровавленный сыр и сожрало его.
– Отлично, – сказал Антон Л.
Он вернулся в гостиную. Вечернее солнце отбрасывало на домашнюю утварь красные лучи. Он с размаху опустился в большое кресло, любимое кресло господина Хоммера, кресло из гладкой коричневой кожи. Он вздрогнул, когда прохладная кожа соприкоснулась с его голой задницей, но в этот момент открылась дверь в комнату Марианны. Однако оттуда вышла не Марианна, а фрау Регула Векмайер.
Фрау Векмайер была бесспорной звездой среди женской половины финансового управления. Она была налоговым инспектором. Когда ее видели вот так, то можно было принять ее за кого угодно, но не за налогового инспектора. У нее были вьющиеся рыжие волосы, она носила самые короткие юбки и самые узкие брюки во всем финансовом управлении. Во время предпоследней экскурсии сотрудников на ней было невиданно короткое платье, завязанное сзади на шее узлом в форме банта. Во время пикника у какого-то ручья налоговый чиновник Хазельпойнтер, управленческий остряк и шутник, потянул за этот бант. Платье разошлось и на секунду стало видно, что на фрау Векмайер под платьем не было ничего, абсолютно ничего. Фрау Векмайер влепила господину чиновнику Хазельпойнтеру пощечину, но тут же рассмеялась.
Иногда говорили, что фрау Векмайер жила в какой-то анархистской коммуне. Однажды в одном из мужских журналов появилась серия фотографий, изображавшая со всех сторон обнаженную девушку, которая была потрясающе похожа на фрау Векмайер. Конечно же, этот журнал передавался в финансовом управлении из рук в руки. Фрау Векмайер отрицала, что моделью была она. При всем этом даже фрау Киттельманн не могла оспаривать, что фрау Векмайер, хотя она опаздывала на службу и разговаривала со всеми начальниками насмешливым и вызывающим тоном, была очень прилежной налоговой служащей. На это сослался даже шеф управления, господин финансовый директор доктор Ходдол, когда фрау Киттельманн сообщила ему результаты своего расследования по делу о фотографии с обнаженной девушкой и внесла предложение о наложении дисциплинарного взыскания. Он не вынес ей никакого взыскания. По этой причине фрау Киттельманн предположила, что доктор Ходдол имел с фрау Векмайер какие-то отношения. Она провела расследование и в этом направлении, которое, правда, ни к чему не привело.
Некоего господина Векмайера, видимо, не было или уже не было.
Антон Л. предполагал, что фрау Векмайер была тайно в него влюблена. Это предположение находилось в определенном противоречии с тем, что рыжеволосая инспекторша строила глазки абсолютно всем мужчинам управления – а прежде всего господам, стоящим выше по службе, – но Антона Л. не замечала никогда.
Фрау Регула Векмайер – друзья называли ее «Мышка» – вошла в гостиную. На ней была длинная, до пола, зеленая бархатная юбка и черная блузка. Антон Л. попытался открыть вторую бутылку коньяка. Ему удалось лишь снять оловянный колпачок на горлышке бутылки, но после этого он не смог найти искусно сделанного штопора господина Хоммера. «Мышка» включила телевизор. Дворецкий запутанной английской семьи играл на контрабасе какое-то танго. (Антон Л. в молодости, незадолго до своего первого запойного цикла, пережил и период бальных танцев, страсть, которая до сих пор в жизнь Антона Л. так и не вернулась, то есть она относилась к очень длительному циклу. Фокстрот и танго были сильной стороной Антона Л.)
То, что Антон Л. не мог найти искусно сделанный штопор, привело, кроме всего прочего, к тому, что он лишь шарил руками по прикроватному столику и не выпускал Мышку из поля зрения. Мышка танцевала на одном месте, подняв руки, и прищелкивала пальцами в металлическом, хлестком ритме, который задавал дворецкий. Антон Л. отбил горлышко бутылки о край стоящего у дивана столика. (При этом разбилось и стекло, лежавшее на этом столике.) Коньяк побежал прямо по голым коленям Антона. Мышка принялась вращаться, нет, она поворачивалась вокруг собственной оси, раз туда, раз обратно, прищелкивая в такт языком. Второй дворецкий защелкал, поддерживая контрабас, на кастаньетах. На Мышке теперь была длинная, до пят, зеленая бархатная юбка и не было блузки. Ее белые, как алебастр, груди выбивались в хлестком ритме из-под черного мини-лифчика.
Антон Л. налил коньяк в две рюмки. Одна из них упала на пол. Антон принес новую рюмку. Он опять наполнил обе рюмки. Одну он, кажется, уже выпил. Третий дворецкий играл на арфе. На Мышке был черный мини-лифчик и пояс из золотых монет. В комнату вошел господин Хоммер и принялся играть на губной гармошке. Антон Л. попытался задушить его с помощью коричневой кожаной подушки от софы. На Мышке оставался еще пояс из золотых монет. Антону Л. удалось повалить господина Хоммера на пол, но господин Хоммер крепко держал его за ноги. Антон Л. еще раз наполнил обе рюмки. Бутылка выскользнула у него из рук. Четвертый дворецкий снял с Мышки пояс. Мышка ударила в тамбурин, который держала у живота, а когда она повернулась, то молниеносно прикрыла им ягодицы. Антон Л. почувствовал, как к его бедрам поднимается ужасающий жар, но господин Хоммер все еще продолжал крепко держать его за ноги. У Мышки тамбурина больше не было. Антон Л. попытался дотянуться до Мышки, хотя господин Хоммер и держал его за ноги. Несколько раз это почти удалось. Мышка была, как это было видно по ее срамным волосам, рыжей от природы. Дворецкие обмотали Мышку кожаными шнурами. Мышка продолжала дергаться в этих сетях в дьявольском ритме. Антону Л. показалось, что он лопнет. Антон Л. лопнул.