Воентур 4

Глава 21

К своим мы вышли так и не раздобыв бензина для топливозаправщика. Буквально через пару часов нас нашел дивкомиссар. Сейчас это был совершенно другой человек — исчезла вальяжность, бьющая через край наглость из глаз. Перед мной стоял человек сосредоточенный, заточенный на выполнение поставленной перед ним задачи. если бы еще понимать какую перед ним поставили, и не менее интересно кто…

На этот раз наше общение было кратким и предельно конкретным:

— Полковник, вам с имеющейся у вас техникой и людьми быть у этой станции через, — он быстро глянул на свои часы, — час двадцать пять, и приступить к погрузке. Эшелон будет подан через час двадцать…

Я только открыл рот для вопроса, как он меня упредил:

— Остальная ваша техника и люди уже ждут на станции. Паровозная бригада та же.

У станции мы были вовремя. Тот кто планировал маршрут и время движения нашей колонны был мастером этого дела. Добрались мы без происшествий, своих нашли сразу, а машинист со своей бригадой и правда был мне хорошо знаком. Погрузка много времени не заняла и с первыми сумерками мы тронулись в путь.

Для полной маскировки от немецкой авиации, в нашем железнодорожном эшелоне не светился ни один фонарь, и, даже, прожектор, на паровозе, был погашен. Но свою изюминку мы все же внесли — взяли из комплекта ИСа прибор ночного видения ПНВ-57 смонтированный на танкошлеме Кольки Тихонова и нахлобучили на голову машиниста. Через трофейное ТПУ снятое кем-то из ребят Маркони с немецкого танка он мог переговариваться со своим помощником в будке паровоза, у которого были немецкие танковые наушники. Сильно надеюсь что эти меры позволили добиться полной скрытности, но с другой стороны они же не позволяли машинисту паровоза вести эшелон быстрее.

Прямо сейчас он внимательно всматривался в темноту, поглотившую все пространство впереди, и вокруг паровоза, находясь на площадке прямо под прожектором. Хоть сейчас и было лето, но опытный железнодорожник предусмотрительно утеплился. На нем была просаленная фуфайка, с такими же ватными штанами давно уже потерявшие свой изначальный цвет, на лоб натянута шапка с вытертым мехом. А лицо, от подбородка, до глаз, было замотано шерстяной тряпкой.

Почти также был экипирован и его помощник, который очень часто высовываясь в открытое окно будки. К моему удивлению помощник часто ее быстро разматывал, и вешал сушиться на ближайший к нему кран управления паром. Представляю как зимой она обмерзала. При этом, его обнажившееся лицо было худым, а глаза сильно утомившиеся. Как я понимаю, причиной этому была работа без отдыха, и как следствие скудное питание: в основном, хлеб с кипятком. Фомич, так звали помощника машиниста этого паровоза как и вся бригада, был одним из опытнейших машинистов Союза. Во всяком случае так утверждал дивкомиссар несколько часов назад. У левого окна будки стоял еще молодой мужик среднего роста, в комбинезоне, без фуфайки. Вязанная шапочка сидела на затылке, как-то по-особому, залихватски. Он по въевшейся привычке, внимательно, как и помощник машиниста смотрел вперед, чтобы вовремя увидеть сигнал, или, возможные препятствия на железнодорожном пути. У него не было наушников, кочегару они лишние.

Сейчас прижав к уху один из наушников, помощник внимательно слушал.

— Иван! — Громко обратился к нему Фомич, — впереди длинный подъем. Нужно будет увеличить скорость. Подбрось в топку уголька!

— Понял! — Ответил тот.

Угольный лоток был полон. Второй кочегар Сергей, был еще совсем молодым хлопцем, лет семнадцати — восемнадцати,, дремал, пристроившись прямо у тендера, на полу будки. Перед этим четко выполнив свои обязанности.

Серега! Просыпайся! Давай уголька! — Повернувшись к спящему юноше, и нагнувшись к самому уху прокричал Иван.

Локомотивная бригада работала дружно. В топку парового котла быстро поступали, лопата за лопатой, порции черного антрацита. На это, паровоз отвечал звуками: чох — чох, и ускорял бег. Он был будто живой организм, который являлся частью паровозной бригады.

Наш эшелон состоял преимущественно из открытых платформ, плюс нескольких теплушек. Он вез в Москву, нашу технику, личный состав и другое военное имущество, нужное любой части для нормального ведения боевых действий. Уже четвертые сутки паровозная бригада работала без смены. Днем мы отстаивались где нас трудно засечь с воздуха, ночью без огней двигались дальше.

Так мы миновали Смоленск, потом была Вязьма, почему-то Калуга.

Ночь начинала по немного рассеиваться. Телеграфные столбы, увеличивая контраст, как на проявляемой фотографии, плыли мимо состава. Стали видны, летящие навстречу, капли дождя.

Наступающий рассвет заставил насторожится паровозную бригаду. Все знали что такое налет немецких люфтваффе. Состав уже шел по Малой кольцевой Московской железной дороги.

Приближалась конечная цель нашего маршрута. И хоть линия фронта была уже далеко, никто не исключал вероятность налета вражеских самолетов, охотящихся за железнодорожными эшелонами. Лично мне из перехватов Маркони было известно, что враг стремился, прежде всего, разбить паровоз. А неподвижный эшелон, с людьми и грузом, было уничтожить намного проще.

За взорванный паровоз, немецкий пилот награждался Железным крестом, и двух недельным отпуском в фатерлянд.

Уже окончательно рассвело. Сейчас эшелон двигался с гораздо большей скоростью чем ночью по насыпи, проложенной через березовый лес. Высокие деревья были естественной маскировкой нашего состава. Приблизительно через полчаса лес закончился, и началась пересеченная местность. Теперь рельсы несли эшелон, то по ровной земле, то поднимались на несколько метров, затем снова опускали вниз. Каждый член бригады локомотива работал молча. Наверняка у всех была одна и та же мысль: хотя бы не было бомбежки!

Давно заметил, что плохие мысли часто бывают материальны. Чего мы все опасались, то и случилось!

Ударил по нервам зуммер полевого телефона. Боец сидевший на трофейном полевом коммутаторе соединил с командиром радарного расчета, который спокойным голосом радиодиктора сообщил что с северо-запада приближается тройка (четверка, пятерка) самолетов противника.

— Всем собраться! На подходе немецкие самолеты.

— Может пронесет? — С надеждой произнес самый молодой в бригаде.

Машинист только сердито зыркнул на него из под кустистых бровей…

Через несколько минут за спиной послышались скупые очереди трофейных «эрликонов».

«Патронов мало — вот и экономят!» — пришло в голову понимание.

Впереди, справа от железнодорожного пути, метрах в пятидесяти, разорвавшаяся бомба взметнула высоко в небо черную массу земли. На высоту метров двадцать, не ниже и разбросала ее, во все стороны. Некоторое количество кусков земли, камни и осколки бомбы долетели даже до паровоза.

Хорошо что расстояние смягчило их удары. Я и вся бригада локомотива ощутила дробь разной силы по его корпусу. Через несколько секунд, содрогнулась земля слева.

— Буду менять скорость поезда, чтобы затруднить точность прицеливания! — объявил машинист как в кино.

Наверняка на него так действует мое присутствие. Не было бы меня, свое решение он довел бы до всех присутствующих более кратко и сочнее.

Молодой кочегар энергичнее «подгребал уголь в лоток», другой отработанным движением, как робот бросал уголь дальше в паровозную топку. Машинист и его помощник, на пару ловко орудуя рычагами управления, резко то уменьшали, и так же быстро, увеличивал скорость нашего эшелона.

Бомбы пока разрывались с обеих сторон железнодорожного полотна. Противостояние моих зенитчиков, локомотивной бригады паровоза и фашистских бомбардировщиков продолжалась не более четверти часа, но сколько нервов и сил ушло на это!