Воентур 4

А буквально через час, авиация противника начала бомбить Оршанский железнодорожный узел, на котором в этот момент скопилось множество воинских железнодорожных эшелонов.

Два звена бомбардировщиков вывалились из-за низкой облачности и практически одновременно, с пикирования, точными бомбовыми ударами разрушили высокие насыпи путей на подходах к жд мостам, на восточной стороне рек Днепр и Оршанка.

Ждал я, просто нутром чуял пакость от немцев, но что бы так красиво решить задачу по блокировке целого узла с кучей эшелонов! Вся мякотка была в том, что в насыпях образовывалось, на одной две, а на другой три воронки глубиной до около пятнадцати и диаметром до двадцати пяти метров.

Как сказал один из руководителей железнодорожного узла, увидев нанесенные разрушения пути:

— Мать моя родная! В одну такую яму запросто и без труда поместятся три паровоза марки «ЭМ».

— Да… наворотили не слабо! Через сколько времени можно восстановить путь?

— Смеешься мил человек? Даже не могу сразу и сказать, сколько времени и сил надо… Ведь поблизости нету грунта для засыпки, а сооружать временный обходной путь — уйдет еще больше времени!

Вот так не разрушая мостов, за полчаса противник заблокировал множество составов с самыми разными запасами. Как говорится — снимаю шляпу… Огромными усилиями мы принялись заново отстраивать насыпь, тратя силы бойцов, драгоценное время и топливо для перемещения породы от карьера в семнадцати километрах от города.

И что вы думаете, черт возьми⁈ Перед ужином, когда, похоже все расслабились, поверив и убедив друг друга, что налетов сегодня не будет, Маркони поднял всех на ноги сообщением, что с запада подходит многочисленная группа воздушных целей!

Перед самыми сумерками, немецкие пилоты попытались сбросить свои авиабомбы на те же самые места. Но в отличии от дневной бомбежки, сейчас помогали наводить авиацию немецкие разведчики.

А вот к этому делу мы смогли подготовиться. И инициатором выступил тот самый сержант ГБ, который так ловко проводил профилактические беседы с личным составом гарнизона. Он при комендатуре для борьбы с немецкими диверсантами сколотил специальную сводную роту, костяк которой составляют спортсмены-бойцы, выделенные по его указанию абсолютно всеми частями и отдельными подразделениями находящимися в этот момент в Орше и ближайших ее окрестностях.

Большинство из них имеют не самые низкие спортивные разряды и отлично владеют огнестрельным оружием. Личный состав этой роты приступил к несению службы на специальных наблюдательных постах, в «секретах», а также осуществляет патрулирование на наиболее важных участках железной дороги.

За срок проведенный в этом времени, ни я, ни остальные перенесшиеся не выявили лично ни одного агента или разведчика противника — сложно танкисту, а то и вообще гражданскому вычислить опытного шпиона. Как говорится другая специфика деятельности.

На полустанке железной дороги в 2-х километрах от вокзала, где в тупиках размещаются наши составы, я обратил внимание на одного светловолосого, с юношеским лицом, с крохотным шрамом на правой щеке молодого командира, в чистеньком обмундировании и в начищенных форменных яловых сапогах. Он стоял у стены пакгауза, курил и был похож на офицера из какого-нибудь столичного училища. На груди его тускло блестела медаль «За боевые заслуги». С безразличным выражением лица смотрел на быстро проносящиеся мимо машины и редких пешеходов, иногда равнодушно оглядываясь по сторонам. Тем не менее, этот командир, явно с интересом прислушивается к разговорам, рассматривает воинские эшелоны с техникой, переводя свой взгляд от одного к другому.

Здесь шумно, гремят веселые шутки бойцов и командиров, задорный смех, кто-то вовсю пиликает на гармошке. Военные передвигаются туда-сюда, кучкуются между составами, на платформах и на полустанке. Бойцы снуют с котелками и фляжками, обедают, щелкают семечки, пляшут: жизнерадостные, бодрые и здоровые. Никто не думает о идущей уже почти месяц войне, тем паче, о возможных ранениях и смерти.

Я бы его и не заметил, не попади он мне на глаза уже второй раз за последний час. Только приглядевшись, с трудом различил на воротнике одну шпалу — значит капитан. Если бы он был в полевой командирской форме, его внешний вид, наверно, не обратил бы на себя внимания. А тут прямо резануло по глазам. Я остановился у полотна и стал его разглядывать. Нас разделяли только несколько шпал и перекидная рамка. Заметив, что я за ним наблюдаю, он вдруг повернулся и пошел навстречу, тихо постукивая каблуками своих щегольских сапог по шпалам. Подойдя ко мне ближе, он обратился ко мне:

— Товарищ полковник, предъявите документы! Что вы здесь делаете?

… Н-н-да. Как верно говорят в одном южном приморском городе: «наглость — второе счастье!»

— Здрав желаю, товарищ капитан. Может для начала представитесь?

Он кратко представляется:

— Помощник коменданта капитан Олиферчук!

На до же! В комендатуре действительно есть такой капитан, и даже медаль такую же носит, но уже на полевой форме и мы с ним сегодня очень даже тесно общались… Но сейчас мы стоим один на один, и скорее всего мне самому с ним не справиться, надо немного время потянуть… Тем более незадолго до этой встречи я видел один из патрулей.

— А вы кто такой? — Этим вопросом наглый капитан вернул меня в текущую действительность.

— Полковник Абросимов. — Решил я немного слукавить. — Заместитель начальника гарнизона, и кстати хорошо знаю всех комендачей. Вас почему-то не помню, недавно в комендатуре?

А капитанишка то, занервничал, заозирался… Ишь как глазоньки забегали… А это все время…

Наконец в поле зрения появился патруль.

Подозвав его знаком, он во главе с коренастым сержантом Батюком, фамилию которого запомнил только потому, что он оказался кандидатом в мастера спорта по боксу, молча указываю на подозрительного капитана. Они единой группой приближаемся к нему:

— Тавщ капитан! Попрошу вас предъявить документы.

Я стою рядом на прежнем месте. Капитан неожиданно, из-за спины вытаскивает фляжку в потертом, выцветшем чехле и начинает потягивать из фляжки воду, делая неторопливые глотки.

Первая мысль которая приходит мне в голову: «он что совсем ох#ел?»

Неожиданно он прерывает свое занятие, проливая при этом воду на свою гимнастерку. Перекладывает из правой руки в левую фляжку, освобождая руку для воинского приветствия, и совершенно недоуменно смотрит на меня, одновременно капитан неторопливо тянется правой рукой к околышу фуражки. Неожиданно он бросает мне фляжку в лицо и бросается бежать.

«Мамочки! Как больно!!!» Брошенная им фляжка была как полупудовая гантеля. Мое счастье, что замах был слабый и стоял я совсем рядом с ним. Знаком я с такой фишкой. Во флягу насыпают дробь, и она на ремне становиться похлеще кистеня. Он падло специально этот спектакль устроил, что бы неожиданность создать! И ведь получилось у него!

Эти мысли крутились у меня под черепом, пока мы вчетвером мчимся за ним. Вскоре двое патрульных с винтовками отстают. Я же и старший патруля, сержант Батюк, не отстаем от удирающего со всех ног капитана.

— Стой, сука, стрелять буду! — С яростью рычу я, обозленный крайне болезненным ударом фляжки в лицо. Пытаясь при этом безуспешно выдернуть из кобуры «ТТ», который по закону подлости застрял. «Как слепого котенка обвел!» — затаилась во мне нешуточная обида.

Вскоре и я начинаю задыхаться с непривычки от быстрого бега. Но несмотря на это, мне удается прерывисто выплюнуть фразу:

— Остан…новите его! Задержать!