Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 118

– Ну-ну, – я топтался на месте. Не так разговор пошел, как я планировал, ох не так! Вроде как надо возмущаться старшиной и примером, который он подчиненным подает – а с другой стороны не хочется с ругани начинать.

– Будем считать, что это не мое дело, – наконец стыдливо вымолвил я. – Надеюсь, вы тут пропаганды не ведете?

– Не веду, – эхом откликнулся Радченко. – Скажите лучше, слово "подлодка" как пишется? Через "а" или через "о"?

– "О", – машинально откликнулся я. – Вы что, отчет пишете?

– А то. Порядок соблюдаем. Приедет комиссия – а у нас все прописано, все учтено, не подкопаешься.

– Какая комиссия? – удивился я. – Как она сюда доберется?

– Известно как – пароходом.

– Да вы что, старшина! Комиссия… Тут бы эвакуировали, а не комиссию присылали.

– Видно плохо вы, товарищ капитан, знакомы с бумажным делом, – вздохнул старшина. – Чего-чего, а комиссию у нас запросто могут к черту на кулички послать. Так что лучше написать. Коли не приедет, бумагам чего – как лежали, так и лежат, сиську не просят.

– Ладно, предположим, – поспешил согласиться я. – Бумаги в каком-то смысле даже полезны. Они дисциплинируют, они показывают, что тут не шарашкина контора, а воинская часть. Но я к вам, Радченко, пришел вот по какому вопросу. Первым делом, мне надо с личным составом познакомиться.

Старшина оторвался от бумажки и хитро поглядел на меня вприщур.

– Никак командовать собираетесь?

– Вы против?

– Не, я не против. Хоть сейчас принимайтесь, вот только бумазейку допишу.

От такого легкого согласия я потерял нить беседы. Предполагалось, что старшина полезет в бочку, пытаясь показать мне, что он просто так бразды военного управления не отдаст.





– На самом деле, все немного не так, – пробубнил я. Черт возьми, вот положение! Хорошо еще, что мы тут с ним одни. – Вы ведь умный человек, Радченко. Вы понимаете, что я здесь новичок и командир из меня будет никакой. Местность неизвестная, положение неясное. Я вовсе не хотел вас как-то принизить или отстранить от командования! Просто субординация предполагает, что старший по званию… как бы это сказать…

– Субронация – дело конечно сурьезное, – кивнул старшина. Он любовно оглядел исписанный крупными буквами листок бумаги и спрятал его в большую картонную коробку, стоявшую под столом. Встав со стула, Радченко указал на него своей широкой ладонью. – Вы садитесь, в ногах правды нет. Чаю хотите?

– Хочу, – обрадовано кивнул я. Если предлагает чай – значит, дружить хочет. Ура, победа!

Старшина принес чай и уселся на кровать, потому что больше сесть в его комнатушке было некуда. Прихлебывая кипяток, мы с ним как следует поговорили. Быстро придя к общему мнению, мы решили, что текущей деятельностью будет по прежнему руководить Степан Семенович. Единственное отличие – построение личного состава утром, на котором я буду принимать отчет о прошедших сутках. Дань военной дисциплине, так сказать. Ну и если возникнут какие-то необычные вопросы, решать их будем мы со старшиной вместе.

Договорившись о разграничении полномочий, мы немного побеседовали по душам, так сказать. Старшина был из-под Смоленска и на родине не бывал уже целых четыре года. Дома у него оставались многочисленные родственники: жена, дети, родители, братья и сестры. О том, что родные места оккупированы врагом, старшина знал – я уж не стал уточнять, откуда. Может, по радио слышали?

– Когда мы отбыли, немцы на Волге стояли. Но из-под Москвы турнули их сильно. Есть надежда, что товарищ Сталин зимой новое наступление организует и погонит немцев поганой метлой до самого Берлина! – доказывал я старшине. Тот кивал, задумчиво глядя в окно, на серые камни и блеклое небо.

– Год назад я должен был домой воротиться, – сказал он наконец, дохлебывая чай. – С летним пароходом. Тут у нас гости два раза в год бывали: летом и зимой. Оно, конечно, по местности незаметно, только календарь. Здесь в феврале дожди сильные начинаются, а больше ничего не меняется. В любой день одно и тоже, одно и тоже. Новый год на носу, а поди ж ты… Так я по снегу соскучился, просто страсть.

– Как здесь ситуация вообще? Что поменялось за время войны?

– Да ничего – только пароходы перестали приходить. Что к чему, мы еще в июле прошлого года поняли, когда по радио сказали про нападение германцев на СССР. Я ж с этими сукиными детьми еще в шестнадцатом году повоевал. Вот поди ж ты, опять – а я не при деле. Жалко.

Старшина сжал узловатый кулак и легонько стукнул им по кровати. На лице его отражалось большое сожаление о том, что вместо матраса нельзя вмазать по башке германца.

– Так-то у нас тихо. Места глухие – местные сюда не суются. Уж не знаю почему, вы у Зойки спросите, ежели интересно. Боятся чего, или делать им просто тут нечего? Народ ведь безбожный, с виду сами как сатана. Я с ними дела не имел и не собирался. Майор Денисов, покойничек, этот да. Даже по-ихнему балабонить научился. Его ведь слабость к женскому полу подвела. Сошелся с одной из негритяночек, но не та оказалась, что надо. Или она замуж за него захотела, а майор отказал? Темная история. Только помер он. Пришел в барак, спать лег – и все. Наутро не встал, лежал в постели синий, страшный, в пене весь. Осипыч сказал, отравили. Я грешным делом, хотел взять хлопчиков и в деревню наведаться, чтобы допрос там учинить да наказать кого. Но, спасибо Господи, одумался.

Радченко поглядел на икону, потом на меня. Наверное, хотел перекреститься, но не стал меня смущать.

– Может, стоило? – спросил я.

– Нет, товарищ капитан. Ни к чему шум было поднимать. Так мы здесь сидим – никто про нас и не знает. Негритянские крестьяне сюда нос не суют, белых тут почти и не бывает. Было пару раз, ехали машины, да все мимо. Самолеты, опять же, пролетают – тут не очень далеко в городишке Люсира аэродром есть. Только против самолетов мы отлично замаскированы. Дома все в серое или зеленое покрашены, блестящих предметов нет, крыши плоские и сверху камнем битым посыпаны. Его у нас тут ох как много! А уж коли бы мы кого в деревне обидели, они могли бы властям пожаловаться. Войска бы прислали – надо оно нам? Денисова все равно не воротишь, да и сам он виноват, я так думаю. Чего бабу обижать?