Полёт совиного пёрышка

Лохмы, кстати, тоже были немытыми, тусклыми и сухими как солома.

- Что мне с тобой делать-то? – спросила я у спящего тела.

И, отложив надоевшую кочергу, пошла за водой.

Положила в тазик осколок огненного камня, налила воды, поискала чистую ткань помягче. Небольшой, с уголёк, и такой же яркий светящийся камешек воду нагрел быстро, я намочила в ней ткань и принялась аккуратно очищать кожу от неопрятных грязных разводов. Он вздрогнул, когда влажная ткань коснулась спины, дрогнули веки, но глаза так и не открылись. Подумав, я склонилась ниже, вдохнула: нет, алкогольных паров не почувствовала.

- Чем тебя так опоили, спящий красавец? – пробормотала я.

…Кто-то из Бейгорлауна припёрся к одной из горничных, пока я дышала воздухом на галерее, заблудился и решил отдохнуть в хозяйской спальне? Шутка кого-то из слуг? Но за такую шутку не то что Верген – я тоже по головке не поглажу.

Нет, не местный. Определённо нет. Но тогда кто?

Продолжая обтирать спящего, я обратила внимание на следы, которые не заметила сразу в полумраке спальни. Его спину в области лопаток рассекали неровные штрихи старых шрамов, бледно-розовые, едва-едва выпуклые. Незнакомец снова вздрогнул, когда я коснулась их влажной тряпицей.

Воду меняла дважды, не задаваясь вопросом, зачем вообще я мою этого долговязого постороннего типа, и как справляться с неловкостью, если он в процессе очнётся. Вот как очнётся, так и начну справляться. Перевернуть его на живот оказалось не так тяжело, как я думала. Не считая тех шрамов на спине, других изъянов на теле я не обнаружила. Россыпь маленьких тёмных родинок между шеей и ключицей, вместо одежды гладкий матовый камушек на коротком шнурке и плотно сидящий на запястье браслет. Форма подвески напоминала звериный коготь, браслет был широким, но таким тонким, что казался узором, нанесённым прямо на кожу, а ещё он не имел застёжки.

Не уверена, что после нехитрых манипуляций неизвестный стал чище, но мне определённо стало спокойнее. Вот только волосы… Я смахнула с лица упавшие пряди, отросшие, нуждавшиеся в уходе. Прикрыла краешком покрывала всё, на что благородной дэйне не полагалось смотреть, вернулась взглядом к лицу.

Худое, вытянутое, заострившиеся скулы, запавшие глаза; отсутствие морщин указывало на достаточно молодой возраст. Младше, старше меня?

- Опоить опоили, а покормить забыли. Ты точно живой?

Грудная клетка вздымалась и опадала, и кожа всё ещё была тёплой, почти горячей.

Я ещё раз легонько потрясла спящего, он вздрагивал под моими ладонями, но так и не очнулся.

- Не могу же я оставить тебя в своей постели!

Как бы взбудоражена я ни была, а спать немного хотелось. Запереть его здесь, предварительно закрыв окно, а самой занять спальню Вергена? А с утра, плюнув на гордость и возможные насмешки, привести прислугу и всем вместе учинить этому нахалу допрос, а потом действовать по ситуации?

Посопев над нагло занявшим мою кровать, относительно чистым телом, я понесла тазик в ванную. По пути ещё раз поворошила догорающие поленья, подбросила парочку новых. А когда вернулась в комнату, чуть не заорала снова: моя постель была пустой! Вмятины на покрывале указывали, что незнакомец мне не привиделся, но больше никаких следов! Я озадаченно застыла, озираясь по сторонам. В спальне не так много мест, где можно спрятаться, да и зачем бы? Схватив подсвечник, я всё же заглянула в каждый угол, разгоняя густые тени, в шкаф, за комод, в окно выглянула. Решившись, рывком распахнула дверь и высунула нос в коридор.

А точно ли не померещился?..

Я заперлась изнутри: хватит с меня приключений, бегать по ночному замку в поисках то ли чужого поклонника, то ли вора я не буду.

Услышав тихий скрежет, я резко обернулась на звук. Маленькая сова-охотница устраивалась в просторной клетке; её возвращения, занятая поисками ночного гостя, я не услышала. Подошла ближе, просунула ладонь сквозь прутья, погладила. Круглые жёлтые глаза смотрели на меня пристально-пристально, тоскливо как-то.

- Ты что? – спросила я, поглаживая встрёпанные крылья. – Никого не поймала? Голодная?

Сычик недовольно клюнул мои пальцы.

- А я, похоже, схожу с ума.

Птица отвернулась.

Я вернулась к постели, подняла с пола книгу и кочергу. Желание читать пропало напрочь. Покрывало надо будет вычистить как следует, завтра отдам Мейде. Я потянула его на себя, чтобы стащить на пол.

Плавно кружась в воздухе, возле моих ног опустилось на коврик маленькое пёстрое перышко.

***

Глава 3.1

Пёрышко я хотела выкинуть, и успела дойти до окна, сдвинула лёгкие занавески... Оно было хорошеньким: маленькое, светлое, с нежным пушком у основания. Постояла, глядя в ночь, провела пером по раскрытой ладони, пощекотала… и вытащила из верхнего ящика комода одну из шкатулок, где хранила запасы ниток. Нижний ярус ещё не успела заполнить, вот в него и опустила оброненное моей совой перо.

Я просыпалась несколько раз за ночь, проверяла спальню. Тощий скрюченный незнакомец так и мерещился по тёмным углам, и уговаривать себя не нервничать и спать спокойно не удавалось. Мягкий розоватый свет, излучаемый установленным на прикроватный столик светильником, отгонял ночные страхи. Весь замок оборудовать подобными магическими штучками мой супруг, разумеется, не стал: дорогое удовольствие, но в наших комнатах такое освещение было. Использовала его в основном я, учитывая редкие визиты Вергена и тёти, да и я зажигала не каждую ночь.

Наплевав на скептическое выражение лиц Мейды и Яолы, утром мы проверили каждое помещение на этаже. Трясущимися руками я отпирала комнаты, экономка без тени страха заглядывала первой, после чего выразительно смотрела на кочергу в моих руках и едва заметно усмехалась. В ответ я потребовала осмотреть остальные этажи, и только в подвалы мы не стали спускаться: большой замок на двери, новый, матово поблёскивающий, выглядел надёжно и весомо.

Мейда терпеливо сходила со мной к воротам, где я подробно расспросила Олира, нашего неразговорчивого привратника. Он клялся, что никакого длинного тощего чужака не видел и тем более не впускал, поминая Мардена-затейника, ссылаясь на морок и коварные его шуточки. Но в шутки богов не верилось: где я и где Марден? Какое дело этому божеству до простой смертной, и в его храме-то ни разу не бывавшей? С независимым видом я вернулась к себе, потребовала горячий завтрак, а после еды долго гуляла в саду, стараясь держаться подальше от копавшегося в земле садовника.

А вечером я заперла дверь спальни и положила возле изголовья кровати кочергу, с ней мне было спокойнее. Мой птиц, не улетевший с наступившими сумерками на охоту, издал сдавленный булькающий звук. Я покосилась с подозрением: можно было бы принять за смех при богатой фантазии. Но нет, сычик сидел в своём углу между окном и стеной, время от времени расправлял и складывал крылья и всё поглядывал на мои руки: не принесла ли ему какого угощения. - Обжора, - вздохнула я.

Птиц, кажется, оскорбился до глубины птичьей души, упорхнул в клетку и устроился спать там.

А я убедила себя, что то ночное происшествие просто померещилось. Занималась привычными делами, не реагировала на переглядывания слуг, и те тоже через несколько дней шептаться и кривенько улыбаться перестали.

Просить за всех пришла Яола. Когда надо было, эта строгая до надменности женщина улыбалась заискивающе и приторно.