Полёт совиного пёрышка

– Я не пропускаю и все рекомендации соблюдаю в точности, – с подавляемым раздражением ответила я.

Вергену порой доставляло заметное удовольствие меня злить. И давать ненужные советы.

– Что ж… Когда следующий приём?

– Послезавтра.

Муж задумчиво склонил голову.

– Хорошо. Я напомню, раз уж я здесь. Отдыхай, птичка. Выглядишь ты не очень, нездоровый цвет лица и, мне кажется, поправилась немного. Нет? Должно быть, мало двигаешься, совсем не выходишь гулять, всё читаешь целыми днями да нитки на всякую ерунду изводишь. Сегодня отдыхай, а завтра пойдём гулять, перед завтраком пройдёмся, нагуляешь аппетит и цвет лица заодно поправишь. А сегодня ложись пораньше, не засиживайся. Ночные бдения вредны, да и свет жечь понапрасну не стоит.

Я слушала, невольно подняв бровь, почти так, как у Вергена. Прошагала к выходу и открыла дверь, прозрачно намекая, что кое-каким занудам пора выметаться. Муж выплыл неторопливо. Я выдохнула сквозь зубы, выждала немного и, крадучись, добралась по тёмному коридору до мастерской.

Рене сидел на окне, сонный и несчастный. Я протянула руку ладонью вверх, подождала, пока птиц переберётся ко мне, выдав возмущённую тираду на своём языке.

– Я пропустила твоё обращение? – расстроилась я.

Сыч не больно ухватил меня за пальцы. Но одежда осталась сложенной в том же виде, как положила её я, и нетронутой оказалась еда. Я просидела с ним не более четверти часа, потрепала на прощание по пернатой головушке и вернулась к себе, не забыв запереть дверь мастерской.

Впервые за более чем полтора года я ночевала в спальне одна, и только надеялась, что давно утративший интерес к супружеским обязанностям муж не явится требовать выполнения этих самых обязанностей. Нисколько не сомневалась, что в Риагате он не отказывал себе в плотских удовольствиях, вот пусть и развлекается там как угодно. Уж несколько-то дней он, совсем уже не юный мальчик, способен пережить?

Переодевшись ко сну, я расчёсывала волосы, вспоминала, все ли распоряжения оставила Яоле, когда неторопливые размышления прервал негромкий, но требовательный стук в дверь.

Нет. Только не это.

Верген облачился в тёмно-красный бархатный халат, длинный, но не настолько, чтобы полностью спрятать ноги с тонкими щиколотками. Я секунду или две глупо пялилась на домашние туфли без задников, обутые на босые ступни: неужели не холодно ему в таком виде разгуливать по коридорам? Муж же бесцеремонно подвинул застывшую в дверях меня плечом и по-хозяйски вошёл.

– Я собиралась ложиться, – я постаралась придать голосу жёсткой уверенности.

Не отвечая, Верген направился прямиком к постели, подцепил с прикроватного столика книжку, скептически повертел её в руках, вернул на место и бесцеремонно плюхнулся на одеяло. В пальцах возникла незажжённая сигара. Я не выносила, когда при мне курили, и муж был об этом прекрасно осведомлён; когда-то я-семнадцатилетняя пыталась диктовать условия. Ненадолго тогда хватило его учтивости: бросать курить ради меня Верген не собирался, изменять своим привычкам дымить где вздумается тоже. Я-сегодняшняя остановилась у кресла, пытаясь понять, чего от него ожидать, взгляд то и дело соскальзывал на его руки. Я отвыкла от въевшегося в кожу табачного запаха, покрывавшего пальцы моего мужа, слишком быстро отвыкла, и молча просила Велейну-заступницу оградить меня от этих рук сегодня. И завтра. И на всё время его приезда сюда.

– И я собираюсь, хотя после долгой дороги мучает бессонница, – доверительно сообщил Верген, продолжая крутить в пальцах сигару. – Всё-таки как ты угадала с этой угрозой деревне и окрестностям? Замок предупредить не успели, никто из Бейгорлауна к вам не поднимался. Ни в какую интуицию, птичка моя, уж извини, я не верю, а наличие пробудившегося дара не подтвердил Кольм. Ты как была пустая, так и осталась.

Я как можно тише проглотила вставший в горле ком. «Пустой» считать себя не выходило, несмотря на полную неспособность к чарам. Ведь могла я прежде творить что-то незначительное, мелкое, и это мелкое по всем признаком должно было вырасти и окрепнуть. Уснувшая – так было бы точнее, но Верген не выбирал формулировки.

– Верген, лучше ошибиться и перестраховаться, чем отмахнуться от назойливой мысли и предчувствия и пострадать. Я просто знала, не знаю, откуда.

Больше мне нечего было сказать.

– Но угроза прошла мимо, – не отставал пытливый муж. Тёмные глаза буравили, доставляя массу неприятных ощущений. – Даже не так: горы успокоились совсем, будто замерли, уснули.

– Думаешь, я на них как-то воздействовала? – усмехнулась я. – На ниточках своих узелки завязывала и пошептала, они и уснули?

Песня Рене, сильные чистые звуки, сами собой зазвучали в голове, а Верген всё сверлил и сверлил тяжёлым взглядом. Да если бы дар пробудился снова, хоть крошечный, разве стояла бы я перед ним вот так?! Продолжала бы жить взаперти, не имея возможности выйти за пределы замковых стен? Но я только стояла с идеально ровной спиной, чувствуя себя натянутой до предела струной. Ну же, хватит рассиживаться, хватит размахивать у меня перед лицом этой воняющей гадостью! Уходи!..

– Поспрашивай деревенских: может, у них завёлся свой заклинатель гор.

– Пожалуй, расспрошу поподробнее, – лениво согласился Верген.

А мне снова стало крайне неуютно: а ну как действительно не поленится, спустится в деревню, начнёт спрашивать? Вдруг кто-то всё же слышал пение вельвинда? Там, на башне, мне казалось, его голос ветром свистел в ушах, катился камнепадом, заполнив собой всё пространство.

– Может, всё проще: защита сработала и не пропустила ни одного подземного удара. Ты же привозил мага.

Верген вытянул из кармана халата нож для сигар, но не спешил обрезать кончик, так и вертел в руках. Вот и правильно, не надо мне тут… Ничего не надо.

– Привозил, – задумчиво согласился муж. – Ты что там застыла-то? Я не кусаюсь, иди сюда.

Я не торопилась выполнить его просьбу, только зевнула демонстративно и зябко повела плечами: камин сегодня не топили. Верген неторопливо отрезал самый краешек сигары, смахнул его на прикроватный коврик, осмотрел место среза и остался доволен результатом. Похлопал себя по карманам, досадливо цокнул языком.

– Ложись спать, Герта, – повторил он, вставая. – Будь готова к восьми: я обещал прогулку, спустимся в парк.

И, к моему огромнейшему облегчению, покинул спальню. Я медленно, бесшумно провернула ключ в замке и ещё медленнее выдохнула. Плохо, что мои действия, названные переполохом, вызвали подозрения мужа. Плохо, что от прогулки на пронизывающем ветру и сыром воздухе отвертеться не удастся. Прочее, несостоявшееся – хорошо. Я нашла обрезок, подцепила двумя пальцами, вышвырнула за окно и поспешно забралась под толстое одеяло. Не удержалась, мысленно пожелала сычу доброй ночи.

Верген обещание сдержал: с утра потащил в холод и сырость, долго говорил о пользе таких прогулок, но с улучшением цвета лица не задалось: мой нос покраснел, грозя скорым насморком, а я завидовала оставшемуся в постели лекарю, его-то гостеприимных хозяин не беспокоил. Перед завтраком я исхитрилась тихо пробраться к Рене, но в помещении птицу не обнаружила, только подобрала с рабочего кресла и спрятала в глубокий карман серо-бурое пёрышко.

В этот день я не садилась за свою картину; нездоровилось, волнами накатывала тошнота, сменяясь неприятной слабостью, и пришлось почти весь день провести в постели. Одна радость: Верген не заглядывал навестить. Вроде приходил староста из Бейгорлауна, просил помощи в разрешении какого-то спора, пользуясь приездом Вергена. Меня на встречу не позвали, я же, пользуясь временным улучшением самочувствия, доковыляла до кабинета, в котором принимали посетителей, но муж сложил губы в улыбку и подтолкнул к выходу: супруге нездоровится, не стоит супругу беспокоить, а он на то и хозяин, чтобы выслушивать жалобы и принимать решения. У меня не осталось сил сердиться и что-то ему доказывать. Староста почтительно поклонился, пожелал выздоровления, пообещал прислать масла и яиц, а потом молчаливый вежливый Уэлт проводил меня обратно в комнату.