Полёт совиного пёрышка

– Даже мечтами назвать не могу, – отмахнулась я, а губы против воли сложились в улыбку. – Отец сразу сказал, что к выбору моему прислушается, но окончательное решение оставит за собой. Так что мечтать и вздыхать я могла сколько угодно, но… В его роду почти в каждом поколении рождались одарённые, это редкость. У мамы тоже был дар, а семья полноценных магов – редкость ещё большая. Я родилась с магией в крови, это абсолютно точно. За кого попало отец меня бы не отдал. Хотя на деле именно так и вышло… А нравился мне брат одной подруги, мы с ней вместе учились, жили в одном городе, бывали друг у друга в гостях. Иногда она брала с собой Гайна. Несколько раз он приезжал с родителями Ларзы навестить её в пансионе… Не я одна, как минимум половина воспитанниц старше тринадцати лет смотрели на него коровьими глазами.

Рене покосился на меня угрюмо, тёмные когти с неприятным скрежетом царапнули зубчатый край стены, и я поспешила исправиться:

– Ну, может, и не коровьими, но со стороны смотрелось глупо и уморительно. Да что там! Его улыбка с ямочками на щеках и необыкновенно синие глаза заставляли смущённо краснеть даже преподавательский состав, от молодых учительниц до почтенных дам весьма солидного возраста. И мне кажется, он о сокрушительной силе своего обаяния знал. Так что… любовалась я его пшеничными локонами и васильковыми глазами преимущественно издалека и как можно тише.

– Преимущественно? – из всего потока сказанного вредный сыч выцепил только это.

Про поцелуй, случившийся, в нашем саду за розовыми кустами, густо усыпанными благоухающими цветами, я не стала говорить. Мне тогда не исполнилось и пятнадцати и стало безумно интересно, от чего такого девчонки томно закатывали глаза и шептали с придыханием. Впечатления остались смешанные: вроде и не противно, но на небеса в неземном блаженстве я не вознеслась.

– Дело даже не в том, что я сомневалась бы в его верности, – хмыкнула я и поправила немного сползший с плеча плед. – Отец даже не рассматривал вариант породниться с семьёй Гайна. Не выгодная, не блестящая партия, – невольно передразнила я папины интонации. – Но молод, хорош собой, воспитан, обходителен, умел поддержать практически любую беседу. Конечно, я и смотрела, и помечтала немножко.

Долговязый птиц продолжал смотреть хмуро, но причины его недовольства я не понимала: сам же завёл тему! Протянул руку и поправил края пледа, задел выскользнувшую из укладки прядь, убрал за ухо. Острые когти ничуть не мешали, не задевали моей кожи. Я чуть отодвинулась, давая понять, что тянуть ко мне руки не надо. Возможно, в Альнарде более вольные нравы и правила приличия, возможно, на выступающей над обрывом башне, когда вокруг лишь высота, бескрайнее небо и ни одной живой души кроме нас, не следовало думать о приличиях, но меня всё ещё смущали его свободные жесты. Рене моё движение уловил чутко, дёрнул уголком губ, но волосы оставил в покое.

– И всё? – уточнил он с непонятным упорством. – Больше никаких воздыхателей? Женихов, обивавших порог вашего дома?

Я пожала плечами.

– Как видишь. Я не была помолвлена, хотя, кажется, какие-то предложения родителям поступали, но я была ребёнком и тема замужества тогда меня не интересовала. Позже… не успела. Мама писала, что в мои последние летние каникулы меня ожидает интересное знакомство, возможно, мне собирались представить…гм, претендента на руку и сердце, точнее, на богатое приданое и в потенциале высокий уровень силы. Но я приехала сразу после ареста родителей и… Это я уже рассказывала. Из возможных претендентов меня нашёл только Верген.

Рене помолчал, подставил лицо ветру. Я немножечко подмерзала через все слои одежды и кокон пледа, а он стоял в распахнутой куртке, на открытой шее влажно поблёскивал кулон – и ни единого признака дискомфорта. А ведь в Альнарде почти круглый год лето, маленькая страна за полукольцом гор не знала снега и проливных дождей.

– А теперь? – вдруг спросил сыч. – Какого мужчину ты хотела бы видеть рядом теперь?

– Никакого, – отрезала я, когда закончила таращиться на непонятливого вельвинда, хлопая ресницами. – У меня теперь, если ты забыл, муж. И как бы я не мечтала о свободе от него, никто нас не освободит друг от друга. До последнего вздоха, вот так. Нет, исключения в законе, конечно, есть, но причины для расторжения брака такие, что… словом, это не мой случай. Может, уже вернёмся под крышу? Прохладно тут.

– Да, сейчас… Ветрено тут, согласен, но хорошо. Иди сюда, теплее будет.

Прежде чем я успела что-то ответить, Рене обхватил меня вместе с пледом и прижал спиной к себе. Я дёрнулась. Для порядка. Потому что по телу сразу же прошла волна тепла, а в объятии сыча я никакой угрозы для себя не почувствовала. Он действительно хотел только поделиться теплом.

– Жаль, – выдохнул он мне в макушку.

– Чего именно?

У каждого из нас была уйма поводов для сожалений.

– Что ты, продолжая строить смелые планы, упорно обрекаешь себя на одиночество. Я уверен, что раздобыть ключ и снять запирающее заклинание с замковых стен у нас получится. А дальше…

– А дальше как можно дальше отсюда, – напомнила я. – К морю. Я очень давно не видела моря. Поселюсь в приморском спокойном городке, где белые домики с бирюзовыми крышами, цветущие магнолии и наглые чайки. Сниму жильё… мне немного надо.

Рене как-то резко покивал, задевая меня подбородком.

– Да-да, ходить на берег смотреть закаты и рассветы, вязать шаль и плести картины, может быть, начать приятельствовать с соседкой, не любящей совать нос в чужую жизнь, и ходить к ней на чай с лимонным кексом. Дэри! Тебе не семьдесят лет, чтобы одиночество скрашивала пожилая соседка и лимонный кекс!

Я развернулась в его руках, насколько смогла, столкнулась с негодующим янтарным взглядом.

– А чего мне хотеть в оставшийся срок жизни?! Я не гожусь для подвигов и великих свершений, я не жажду мести императору, хотя желала ему смерти и сыпала проклятьями в его сторону, и не надену траур, если объявят о его смерти. Я просто хочу покоя, но такого, который вольна выбирать сама. А не вот эту навязанную заботу с ржавым привкусом решёток на окнах. И нет ничего ужасного в любовании закатами и вязании шалей и пледов.

– Не согласен. – Сыч дёрнул руками, прижав меня к себе сильнее. – Тебе нельзя одной.

Я нахмурилась, пытаясь ухватить ускользающую мысль, сама при этом зашевелилась, чтобы Рене ослабил хватку, и он, спохватившись, разжал стиснутые руки. Замер на несколько секунд, прислушиваясь к чему-то, закусил губу. Глаза смотрели мимо меня, на снежные пики.

– А с кем можно? – издевательски уточнила я. – Намекаешь, что в оставшиеся годы жизни надо пуститься во все тяжкие? Забыть о чести и морали, завести интрижку, а то и не одну? Бери от жизни всё, да?

– Почему интрижку-то? – обиженно переспросил Рене, отворачиваясь от темнеющих в стороне гор.

– Потому что, как бы далеко я не сбежала, я останусь замужем и никаких новых отношений не построю.

– Ерунда.

Я выпростала из пледа руку и покрутила перед носом вельвинда оголённой кистью. Той, на которой вился брачный узор.

– Да не такая уж ерунда, Рене. Поэтому тихий городок, беленький песочек и красивые рассветы с закатами. Разве что… Я помню про тебя, моя маленькая сова. Если всё получится, я обязательно потрачу всё оставшееся время на поиски мага.

– Не зови меня совой.

– Сегодня не буду, – проявила я покладистость. – Вернёмся? А то ты поесть не успеешь…