Полёт совиного пёрышка

О Вергене раскопали несколько незначительных подробностей, их Рэй поведал одним поздним вечером в спальне, куда утащил меня сразу после ужина.

– Ни отца, ни матери Уинблейра уже нет в живых, но удалось пообщаться с одним из братьев, – поделился мой маг, удобно устроив нас обоих на пышно взбитых подушках. – Все дети в семье родились с магией в крови, и только твой почивший супруг – без. Среди потомственных магов это редкость редчайшая, но бывает. Отец открыто называл его убогим.

– Тогда мне отчасти понятно его стремление родить наследника-носителя магии, – задумчиво отозвалась я.

– Видимо, так, – согласился Рэй. – Брат отзывался о Вергене как о человеке, постоянно влипающим в передряги, ввязывавшимся в сомнительные дела и аферы. В конце-концов глава семейства отказал ему от дома. Верген уехал практически на другой край империи, обосновался в герцогстве Леверрей. Лет пятнадцать назад оказался замешан в очередном мошенничестве, сбежал и несколько месяцев прятался в лечебнице при женском монастыре. Часть этой истории тебе уже поведал Сэл, так? Несчастную женщину Уинблейр, скорее всего, столкнул в реку, когда узнал о беременности. Ребёнок-не маг его не интересовал. А потом…

Рэй неопределённо хмыкнул и покачал головой.

– Что потом? – поторопила я.

Погладила золотистые линии на тёплой коже. Мой маг довольно замурлыкал, чисто кот!

– Есть свидетельства, что Верген подхватил одну крайне пакостную заразу, уже не мнимую. Было ему тогда лет тридцать. Тяжело переболел, но оправился. И знаешь, что? В трёх случаях из десяти эта болезнь приводит к бесплодию.

– М-м-м… Да? – только и смогла выдавить я. – Но он буквально бил себя пяткой в грудь, что…

– Ну да, – хохотнул Райдер. – Как минимум одна беременность по его вине имела место быть, а отнести себя к тем несчастливым трём случаям никак не получалось!

И тут же стиснул меня в медвежьих объятиях.

– Прости. Не представляю, каково тебе пришлось.

– Ну, – нерешительно возразила я. – Знаешь, узнать то, что невозможность родить ребёнка была вовсе не по моей вине… Ой. – Я подняла голову и в замешательстве уставилась в яркие зелёные глаза. – Мы не всегда были достаточно осторожны. Мы с тобой то есть. Вдруг… Если…

– Если вдруг, – я буду счастлив, – очень серьёзно заявил Рэй. – Мне тридцать два года – я вполне готов к подобным переменам в своей жизни.

– Но у меня траур! А у тебя вообще непонятно что! – простонала я.

– Вот как ты отзываешься о нелёгкой и почётной службе! Дэри, радость моя… Мы всё уладим. Главное, чтобы ты была рядом.

Опасения, правда, оказались беспочвенными, но это я выяснила немного позднее.

Тайная служба, к слову, очень заинтересовалась необычной магией перемещения, о которой тоже пришлось поведать. Рене мрачно кивал, подтверждая. Однако предъявить доказательства мы не смогли: после того, как мой сыч избавился от заклятья, дар свободно прыгать в любое желаемое место у меня пропал. После ряда неудачных попыток и веского слова лэйр-Альвентея, что я не мошенничаю и не лгу, от нас с Рене отстали. Однако ушедшей магии было жаль.

Все мои вопросы потихоньку решились, я полноценно вступила в свои права, ужасаясь тому, сколько всего свалилось и хватит ли сил везти всё это самой. Впрочем, почему самой? Я смотрела на Райдера, уверенно объявившего себя будущим мужем, и понимала, что вместе мы действительно способны справиться с любой задачей.

А потом в столичный дом Рэя, где мы дожидались гостей, эти самые гости наконец прибыли. Мы застали их на летней веранде, где устроили поздний завтрак. Беленькая, увитая цветущими лианами веранда выходила на улицу, с неё хорошо просматривались ворота. Рэю в это утро не нужно было убегать по делам, Рене вполне мирно делился с ним воспоминаниями о жизни в Альнарде, когда последний вдруг замолчал на полуслове и привстал. Не сводя пристального взгляда с ворот, Рене скороговоркой пробормотал извинения и, спустившись, нетвёрдой походкой пошёл по дорожке прочь.

– Рене? – позвала я.

Перевела взгляд на улицу и тоже увидела: у ворот топтались две фигуры.

– А вот и семья пожаловала, – улыбнулся Райдер и тоже поднялся. – Ну что, пойдём возвращать твою птичку?

А это солнечное, благоухающее цветами, неповторимо-безмятежное утро прорезал пронзительный, полный ликования вопль:

– Ренерайль!!!

Рене споткнулся. Райдер слегка приподнял бровь. А я просто смотрела, как в воздухе захлопали крылья и некто, быстрый и ловкий, перемахнул через ворота и приземлился с этой стороны, в паре десятков шагов от нашей живописной процессии.

Глава 42.2

Вихрем налетел на притормозившего Рене, затормошил его, затараторил. Выходило громко и непонятно, потому что на чужом языке. Этот крылатый вихрь так вертелся и вился вокруг вельвинда, что я не сразу сумела разобрать, кто это. Судя по повадкам – парнишка лет пятнадцати. Темноволосый, с огромными светлыми крыльями, которые он то ли забыл, то ли не захотел сложить до конца. Рядом негромко рассмеялся Райдер.

– Разве тебя не должны были предупредить о визите? – вяло удивилась я.

Брызжущая фонтаном радость крылатого родича выглядела столь искренней и настоящей, что я просто стояла и любовалась, как мой птиц неуклюже уворачивается от объятий и похлопываний по спине, что-то произносит в ответ на том же языке. Его голос звучал неуверенной радостью и смущением.

– Мы договаривались на послезавтра, – спокойно кивнул Рэй. – Предварительно. Но планы очевидно изменились. Это не страшно.

А слуга уже открыл ворота, и нам навстречу полной достоинства походкой двинулся рослый мужчина. То есть вельвинд. За его спиной виднелись такие же светлые крылья, оперённые кончики спускались чуть ниже колен. Я сложила губы в самую доброжелательную улыбку.

– Как не страшно? – тихо ответила я Рэю, не переставая улыбаться. – А достойный обед? Мы не успеем согласовать меню, и…

– Тише, моё суетливое сокровище, – мягко остановили меня. – У меня опытный и проворный повар. Всё накроем и подадим вовремя. Давай сначала узнаем планы гостей.

Подошедший к Рене и крылатому вихрю вельвинд что-то строго проговорил младшему, а старшего просто схватил за плечи и судорожно притянул к себе. Я услышала отрывистую фразу. Ох, скорее всего, Рене, оглушённому бурной, но никак не неприязненной встречей, придётся выступать переводчиком.

Ошиблась. Когда Райдер сделал шаг к троице и набрал в грудь воздуха для приветственной речи, взрослый вельвинд, неохотно отстранившись от старшего сына и приструнив младшего, поклонился нам, слегка заведя сложенные крылья вперёд. И на чистом логносе выдал:

– Высокий дэйн, дэйна, примите мою благодарность, бескрайнюю, как небо. Мы почти потеряли надежду увидеть сына живым. Меня зовут Фэйнар Тингвард, можно просто Фэйн. Этот невоспитанный молодой человек – мой младший сын, Реневальд. И приношу свои глубочайшие извинения за его слишком непосредственную реакцию. Но, видят высокие боги, я сам с трудом сохраняю самообладание.

И нас с Рэем вновь подхватил и увлёк поток неприкрытой радости; она пузырьками игристого вина оседала на языке и гнала вдоль позвоночника щекотные мурашки, она меняла воздух: он звенел чистой мелодией ветра и горного ручья. Но это нравилось мне гораздо больше чопорных расшаркиваний и следования этикету.

Реневальд… Вальд, как называл его Рене, подскочил ко мне, сверкнул белозубой улыбкой, задел крылом – касание вышло тёплым, упругим и мягким одновременно, и я едва не протянула руку потрогать перья. Мальчишка пытался изъясняться на общем, но, похоже, владел им посредственно, что его нисколько не смущало. Я вспомнила, что разница в возрасте между братьями составляла что-то около десяти лет, прикинула, что ему сейчас должно быть восемнадцать, но вёл он себя как озорной пятимесячный щенок. Во всей этой суете умудрилась разглядеть Тингвардов как следует. То, что они близкие родственники, сомнений не вызывало. Все высокие, но не такие тонкокостные, как Рене. Я верила, что болезненная худоба бывшего сычика со временем пройдёт. Остальные представители мужской половины семьи имели более мускулистые фигуры. У всех тёмные волосы, только у Реневальда почти прямые, с прядками, заплетёнными у висков в тонкие косички, украшенные гранёными бусинами. Что-то общее в форме носов, похожие острые кончики, хотя Рене отличался самым выдающимся. И глаза. Общий жёлтый оттенок, только у младшего отпрыска более холодный, золотой тон, у главы семьи радужки были яркие, как серединки ромашек, а Рене достался тёплый янтарь. В чертах лица проскальзывала некая общая резкость, но эти лица были по-своему красивы. На руках я увидела такие же длинные тёмные, почти чёрные когти.