"МАМА"

Кто она? Кто эта женщина? Называющая себя его матерью?

Он рос слишком быстро для человеческого ребенка. За пять лет, он вымахал в почти взрослого здорового не обиженного здоровьем и силой мужчину. На вид лет почти уже тридцати. Но был внутри, как, ни странно мальчишкой, лет не старше пятнадцати. Прошли годы, а его разум и внутренний возраст был еще как у мальчишки. Но выглядел Ганик уже как взрослый мужчина. И внезапно остановился на этой отметке. Не взрослея и не молодея. Странно это было как-то. Опередив в росте и физическом развитии своих сводных теперь уже двадцатилетних сестер близняшек, которые были старше его тогда, лет пятнадцати, когда он появился неизвестно откуда у них дома. Совсем, практически еще грудным малышом, и вырос за эти пять лет во взрослого почти мужчину. Пугая самих сестер и приемных обоих родителей. И вот они сейчас его сестренки еще лет двадцати молодые совсем, кучерявые с русыми и черными волосами девчонки, с синими и карими игривыми глазами. А он, уже почти взрослый мужчина. И это за какие-то пять лет.

Старый рыбак его приемный отец Митрий Пул, до того как погиб, пряча его с его приемной матерью Сильвией от соседей. Всем потом говорил, что он от умершей сестры его жены. Но те, все равно видели, как Ганик рос. Ото дня ко дню, физически выправляясь в красивого молодого сильного физически и довольно крепкого и здорового мужчину.

Даже местные молодые деревенские по берегу Тибра крестьянки. Двадцатилетние пылающие любовными страстями и фантазиями девицы. Стали приставать к Ганику со своей любовью. Хотя он не понимал еще, что это такое. Он был внутренне по разуму еще лет пятнадцати. Совсем мальчишка. И не понимал, всего, чего хотят эти резвые на выдане и необузданные в плотских желаниях по отношению к нему крестьянки. И мама его приемная всегда отгоняла их от него. Она заботилась о нем, понимая все. И то, что он был странный в развитии и необычный ребенок.

Она Сильвия, понимала, что Ганик появился не просто так в ее крестьянской женской судьбе и жизни. И он не был даже совсем человеком. И когда-нибудь все изменится, и измениться в корне его судьба. Но до этого момента, она берегла его, как и своих дочерей. Он был ее хоть и приемным, но единственным теперь сыном. Сыном одинокой вдовы крестьянки. И у Ганика зародилась мечта, которая сама по себе пришла как к нему, пока он сидел на берегу Тибра и рыбачил.

Он мечтал стать известным и знаменитым. Известным, на весь Рим. Любой ценой или если придется, даже кровью.

Но он тепереь хотел только одного и только этого. Вытянуть свою эту приемную семью из того места, где они были. Из мира бедности. Помочь сестрам и матери. И помочь, хоть как-то улучшить их крестьянскую жизнь.

С того самого момента он только и рвался в сам Рим. Он знал, он чувствовал, что там его ждет яркая судьба. Неизвестно еще какая, но очень яркая и интересная. Что-то тянуло его туда. Туда, где он еще не был ни разу, но очень хотел.

***

На каменной дороге из крупных больших булыжников появились всадники. Целая группа всадников в блестящих военных доспехах. Сверкающих на ярком солнце и на их красных военных одеждах. Коротких красных туниках, которые носили исключительно только высшие воины Рима. Украшенных красивой золоченой оборкой по нижнему краю и коротким рукавам. С широкими с золотоми бляшками поясами белтеусами, перекрещенными и связанными на бедрах солдат римской гвардии. И мечами гладиями и кинжалами на них. В солдатских сандалиях, похожих на сапоги, закрывающие почти целиком голени ног калигах. В блестящих медных шлемах с гребнями птеругами с оформлением из страусинных разноцветных наверху перьев. В красных широких застегнутых на правом плече медной пряжкой фибулой отороченных золоченой оборкой по нижнему краю, как и их одежда, длинных воинских плащах лацернах.

Их было больше, чем трое. Еще к троим всадникам едущим впереди, еще трое, что примыкали трое, что ехали сзади.

Казалось, они ехали прямо в саму Селенфию. Всадники верхом на украшенных красивой военной попоной и сбруей лошадях, подымая пыль на дороге, спешили в Рим. И может на беду, а может на само счастье, проезжали мимо дома Ганика.

Дом Ганика и его сестренок и приемной матери Сильвии, как раз стоял совсем недалеко от этой Апиевой дороги и первым с этой стороны самой дороги.

Чуть не сбив ногами на пороге с воробьем в зубах домашнюю кошку, Ганик выскочил из своего крестьянского рыбацкого дома в момент как раз к их появлению. Он подлетел к краю самой Апиевой из вымощенного булыжником запыленной ветрами дороге. Стоя там босоногий в своей рыбака крестьянина дряхлой и порядком уже изношенной, как и у его приемной матери Сильвии одежде.

Первым ехал сам Германик, племянник Тиберия по родственной линии Юлия Октавиана Августа. Сын Нерона Клавдия Друза старшего, брата Тиберия Клавдия Нерона.

Германик Юлий Клавдиан был сыном его родной сестры Октавии. И мать Тиберия всегда Тиберию напоминала об опасности захвата власти, которой Тиберий боялся. Боялся из-за популярности Германика Клавдиана среди солдат легионов. Он был легатом половины легионов императорской армии, и главным Трибуном и патрицием Рима. И представлял для Тиберия определенную военную опасность. У самого же императора Тиберия власти такой и популярности не было. Кроме того, у Германика было много детей, включая самого будущего императора Гая Германика Калигулу, но это дальнейшая история, не имеющая к этой никакого пока отношения.

Так вот первым ехал Германик Юлий Клавдиан. За ним, чуть сзади военачальник и правая рука Германика и такой же подчиненный, как и теперь императору Рима Тиберию, тоже легат и генерал Гай Семпроний Блез. Рядом с ним еще один бравый солдат и ветеран Рима, и ординарец самого Гая Семпрония Блеза, центурион Октавий Рудий Мела. А следом еще трое. Двое младших командующих, центурион Династий Римий Мерва и Сесмий Лукулл Капуллион. Тоже, при боевом оружии и такой же военной одежде. И еще один. Из числа гражданских. В короткой, белого цвета с золоченной тоже оторочкой по нижнему краю и коротким рукавам походной одежды богатого римлянина. И в кожаных красных сапогах зажиточного горожанина калцеях. С кинжалом на гладиаторском поясе с металлическими бляшками. И в сером плаще пенуле с рукавами на белой в пятнах лошади. Лет где-то пятидесяти. Не высокого роста. Со смуглым лицом и зелеными из-под вздернутых бровей, на вылупку, маленькими, но далеко не глупыми и очень хитрыми глазами. С небольшим пузиком под своей походной одеждой конника, и седой не по годам полностью головой. С короткой, как и у всех военных стрижкой. О нем то и пойдет в дальнейшем речь.

Всадники, подымая пыль, копытами лошадей, подъезжали к стоящему на обочине дороги любопытному и с интересом смотрящему на них Ганику.

Он на свою беду, а может и на счастье, стоял один здесь, и никого не было как раз рядом. Все, кто знал о прибытии верховых едущих в Рим, тоже выбежали из своих жилищ, но были гораздо ниже по самой Апиевой дороге. Ближе к самой деревне Селенфии.