Переписка

В последнем случае боюсь не за себя. М<арина>слепа совсем именно в той области, в к<отор>ой я м. б. даже преувеличенно зряч. Потому хочу, чтобы узел распутался в тишине, сам собою (это так и будет), а не разорвался под ударами урагана.

Но это ожидание очень мучительно. Каждый шаг нужно направлять не прямо, а вкось. А так хочется выпрямиться!

То что ты писал о вреде отгораживания и о спасительности любви ко всем и принимания всех через любовь — мне очень близко. И не так близко по строю мыслей моих, как по непосредственному подходу к людям. Особенно после войны. Весь характер моих отношений с людьми в последние годы — именно таков.

В последнее время мне почему-то чудится скорое возвращение в Россию. М. б. потому, что «раненый зверь заползает в свою берлогу» (по Ф. Степуну). А в России у меня только и есть одна берлога — это твой Коктебель. Спасибо нежное тебе и Марусе за ласку и приглашение.

Мне хотелось бы тебе написать о тысячи вещах и именно тебе, но боюсь, что не удастся. М. б. все же соберусь и сделаю это. Мысль, что ты жив, существуешь и что м. б. нам предстоит встреча меня бесконечно радует и согревает. Думал написать отдельно Марусе, а потом решил, что все написанное тебе относится в равной мере и к ней.

Целую вас обоих

Горячо вас любящий

Сережа

Твои стихи напечатал. В Феод<осию>нет надежды переслать деньги, а потому пересылаю их Лиле. Ее адр<ес>: Мерзляковский пер<еулок>д<ом> 16 кв<артира> 29.

[321]

Обнимаю и поздравляю родного Макса[322] — Сережа.

321

Написано на почтовой открытке с видом Мёдона

322

Возможно, cвязано с приемом в апреле 1928 г. Волошина во Всероссийский союз писателей