Страница 13 из 27
— Александр Иванович, как это вам удается?
— Таким приёмам нас еще в спецшколе учили. Пси-фактор — слышал про это?
— Слышал, конечно, но на практике еще не встречал. — Повернулся к Громову и спросил о том, что меня давно мучило: — Скажите, а мой отец владел силой психического воздействия на расстоянии?
— Конечно! Мы с ним вместе зачет сдавали. Он был великолепен!
— Почему же отец не мог отвести смертельный удар по маме?
— Думаю, он лишился той силы из-за любви. Видишь ли, специалисты, которые нас учили воздействию психическими энергиями, были монахами. Их выращивали с детства. Прежде чем выйти на высший уровень, их отбирали одного из тысячи. Такой строгий образ жизни вели, что мало кто выдержит. Согласно их учению, любовь к женщине ослабляет в энергетическом плане. Зато Андрею удалось встретить свою единственную любовь, а это у нас бывает крайне редко. Если честно, то на моей памяти ни у кого не было. Так что одну силу потерял, другую получил. Мы ведь ему все завидовали, так что… Ну, а кому жить, а кому в рай — это не нам решать, это уже область Божиего провидения.
— А меня научите? — внезапно спросил я, подавшись к нему.
— Тебе не надо, — таинственно произнес он. — У тебя свои приемы воздействия психическими энергиями есть. Благодать называется. Вот и совершенствуй свои навыки. Должен признаться, ты нас защищал на 90%, а мои — только 10%. Думаешь не заметил, как ты сосредоточенно молишься? Вокруг нас даже воздух сгустился. Кстати, ты заметил, благодать — мощная сила, но она действует избирательно. Ни один прибор в машине нашей не вышел из строя, зато врагов отбрасывает будто взрывной волной. Я не удивлюсь, если ты и пулям огибать нас велишь, траекторию меняешь. Никого мне не было так легко охранять, как тебя, Алексей. Ты защищен побольше меня. Так твоему отцу и доложу. Пусть успокоится ветеран. — Он помолчал, раздумывая признаться или нет, наконец решился: — Ты пойми, Алексей, нашему поколению верить в Бога не позволялось. Дорога в храм была закрыта. Мы, прости Господи, духовные инвалиды. Так что на вас вся надежда. У вас за плечами такая сила, такая мощь — нам такая и не снилась. Это совсем другой уровень — всепобеждающий!
Наш внедорожник летел на предельной скорости, но нас ни разу даже не тряхнуло. Полевой командир в потертом камуфляже остановил нас, умоляя дальше не ехать, разгрузить автомобиль у него, подальше от «передка». На что полковник Громов, небрежно махнул рукой в спецназовской перчатке, сказав:
— Не волнуйся, капитан, нам приказано доехать до самого Головы, значит доставим груз прямо ему в руки. Позвони комдиву, пусть встречает нас, — глянув на часы, — через четырнадцать минут.
— Ну смотри, полковник, — крякнул капитан. — Я вас предупредил.
Ровно через указанное время наш автомобиль на максимальной скорости прямо по аппарели въехал в укрепленный командный пункт и встал за полметра до крайнего дальномерщика, который и внимания на нас не обратил. Нам навстречу вышел прославленный комдив, на ходу отдавая приказ разгрузить, заправить и накормить.
— Вовремя подоспели, — сказал Голова, обнимая нас по очереди. — Снарядов на полчаса хорошего боя осталось. — Прислушался, удивленно констатировал: — А вы нам, кажется, передышку привезли. Слышите, как тихо?
— А у нас всегда так, — негромко сказал полковник. — Где мы, там всегда порядок.
— Так, может, подольше останетесь? Мы бы хоть в бане помылись, а то все некогда.
— Не волнуйся, комдив, — уверил Голову полковник. — После нашего отъезда до самой ночи будет спокойно. А нам, ты уж прости, следующую партию сопровождать необходимо. Мы ведь в голове колонны, за нами еще семь машин следует.
— Ну вы меня поняли, да! — воскликнул комдив. — Вы теперь у меня будете самыми дорогими гостями. — Потом взглянул на меня, подвел ближе к свету, крикнул за левое плечо: — Васыль, принеси-ка фото с давешнего капища!
— Какого, простите, капища? — спросил я удивленно.
— С того самого, сатанинского. Мы с утра взяли штурмом одну землянку в три наката, а там нацики соорудили жертвенник своему черному богу. Нацики сбежали, а капище осталось. — Взял в руки фотокарточку, еще раз сравнил с моим лицом. — Видишь, хлопчик, твоё фото, я не ошибся.
Я рассмотрел фотокарточку, то был мой портрет из выпускного школьного альбома. Нам их каждому вместе с аттестатами вручали.
— Вот оно что! — сказал я. — Видно, моя школьная любовь перешла на сторону ваших врагов. Лилия ее имя. А что все это значит?
— Как что! — воскликнул комдив. — Хочет Лилечка сделать тебя жертвой своему черному богу. Вы, если встретите нашего батюшку, пригласите сюда, нам бы сжечь капище, да место это святой водой окропить. А тебе, парень, нужно быть осторожным. Видишь, как им нечистая сила помогает — успели сбежать, будто им предупреждение было. Оттуда. — Он ткнул пальцем в земляной пол.
— Наша сила Божия посильней их нечистой будет! — произнес убедительным баритоном полковник.
На передовой я побывал повторно через неделю, как только собрали автоколонну с боеприпасами, медикаментами и тушенкой. На этот раз попытался рассмотреть и оценить себя со стороны.
Мой Алексей был спокоен как приговоренный к казни на эшафоте. Рядом с ним воинам было спокойно. Он касанием руки останавливает кровь и боль. Командиры просят остаться еще на месяц, ну хоть на три дня, прости, брат, что не принимали тебя всерьез.
И я остался. И меня подстрелили на третий день. Нельзя сказать, что не было предчувствия, на войне близость смерти всегда рядом, в солнечном сплетении, и только спокойствием и покорностью под десницу Божию можно подавить страх и победить. Сначала переступить через свой страх, потом побить врага. Также я понимал, именно мне суждено стать жертвой — одному, чтобы остались жить многие, чтобы их потом назвали непобедимыми. Только вопрос — жертвой выжившей или… не совсем.
Меня наскоро перевязали, вкололи обезболивающего с антибиотиком, я выпил фляжку святой воды, бутылочку освященного елея от мощей святителя Николая Чудотворца из итальянского Бари. Вокруг меня раздавались взрывы, свистели пули, мотор броневичка подо мной ревел на пределе — всё это упорядоченное безумие отгоняло страх. Даже прижиматься к земле от пуль и осколков перестал — некогда. Раньше в кино про войну я видел такое, и мне эта разудалая храбрость представлялась фанфаронством, но вот я и сам такой беспечный — и ничего, нормально. На своем опыте узнал, что значит несокрушимый покров Божий, что такое триумф крепкой веры и спасительной надежды.
Верность моего выбора подтверждалась тем, что мне именно сейчас остро захотелось жить. Внезапно, каждая нежная травинка, скромный полевой цветок, улыбка ребенка, спящий кот на солнце, полет стрижа и чирикание воробья, синева неба и сочные краски заката солнца — вся эта романтическая только вчера чушь — стали дороже всего на свете, даже моей собственной жизни. Я смотрел на молодых солдат, девчонок в бронежилетах и отчаянно желал, чтобы и они полюбили жизнь в самых простых проявлениях, чтобы им удалось вынести из войны не ожесточение и гордыню победителя, а бережное отношение друг к другу, к будущим детям, к тем красотам земли, которыми Бог так щедро и незаслуженно одарил нас.
Как и обещал отцу Алексию, собирал солдат и от имени военного священства просил, умолял — не материться, не сквернословить, не ожесточать сердец. Кто-то выслушивал и, наверное, делал выводы, но чаще наблюдал на лицах высокомерную усмешку, мол, кто ты такой, штафирка сопливый, чтобы учить нас, ветеранов. Предупреждал меня батюшка и об этом, тогда просил командиров дать списки военнослужащих, хотя бы просто имена, но и эта тихая просьба часто тонула в грохоте войны. Тогда оставалось молиться согласно «плану Б», то есть «прости, помилуй и защити, Господи, воинство православное, имена ихже ты Сам ведаешь» — даже такая молитва приносила мне успокоение, им — спасение. Тут главное — упорство и ежедневность, даже когда глаза слипаются, но сердце бдит и даже во сне пылает огненной мольбой к Всемилостивому.