Страница 75 из 88
Всё бы ничего, но я проболтался дяде Бьорку, что этот русский инженер самый лучший проектировщик и строитель железнодорожных мостов. И деду Кауко пришлось раскошелиться ещё и на проект однопролётного моста через реку Кийминки. Дядя Бьорк не оставлял надежду дотянуть нашу частную железную дорогу до Пудасьярви. Он из-за этого моста даже переложил разбивку трассы между Йоэнсу и Куопио на недавно нанятого инженера-путейца Уно Гюллинга. А сын этого инженера, Эдвард Гюллинг, устроился к нам в контору юристом.
— Ну, так и отдай эту идею братьям Стокманнам. Всё равно, эти смеси нужно доводить до ума, испытывать на сроки хранения. Придумывать оборудование. Главное запатентовать и начать исследования. Ведь сам подумай! Это же удобно! Заварил такой супчик в поезде или на корабле и вполне себе сыт. Гороха у нас много производят, скотину выращивают, зелень можно и зимой в теплицах выращивать…
— Ой! Не напоминай мне про эти теплицы! Вот зачем ты их своему отцу присоветовал? Он же у меня одного только стекла на пару тысяч выпросил, — сморщился дед Кауко как от зубной боли.
Наш молодой город Яали развивался прям стахановскими темпами. Возводился собор, строилось новое здание больницы, управы и телефонной станции. Устанавливалось электрическое освещение. И на всё это нужны были деньги. Вот мой батя, помня, что это я ему присоветовал преобразовать село в город, обратился ко мне за советом — где взять деньги?
Ну, я ему и присоветовал построить теплицы, отапливаемые теплом от кирпичного завода и круглогодично выращивать овощи и цветы. Идея отцу понравилась, и он, «не откладывая сельдь на заморозку», сразу принялся реализовывать этот проект.
Там, кстати, были ещё и другие проекты. По строительству доходного жилья и возведению круглогодичного, отапливаемого торгового центра. Но, в отличие от теплиц, он их отложил на «потом».
— Ой ли? Деда, ты чего мне тут выдумываешь? Что значит — выпросил? Ты же через это стекло с городом в пай вошёл и теперь тоже будешь получать прибыль.
— Ай, — махнул он на меня рукой. — Всё ты знаешь. Это я так, бурчу по-стариковски. Ведь кучу денег во все проекты вбухали, а доходов пока и не предвидится!
……
Появление монет с Мумми-Троллями вызвало натуральный раскол в обществе. Бедного вице-председателя Сената Константина Карловича Линдера два раза приглашали в сейм для разъяснений появления новой символики на разменной монете. И оба раза, если верить нашей прессе, он переложил всю ответственность на Леопольда Мехелина. Который, в свою очередь, свалил всё на выбор монарха. Дескать, Николаю II, представляли на выбор несколько вариантов символики, но император выбрал именно домовых из сказок Матти Хухты.
Фенноманы праздновали, свекоманы негодовали, газеты ежедневно печатали разнообразные статьи как против, так и в защиту Мумми-Троллей. Неожиданно, подлили масла в огонь и священники. Совет епископов Финляндской лютеранской деноминации опубликовал заявление, что евангелическо-лютеранская церковь не видит ничего плохого в применении изображений выдуманных существ на денежных знаках.
Через два дня газета свекоманов «Викинг» в ответ на это заявление опубликовала статью главного финского «толстовца» Илмари Каламниуса под заголовком — «Епископы узаконили домовых». В которой критиковались действия священников, а Мумми-Тролли были названы — «коровами».
В ответ на эту статью, на Каламниуса обрушился град критики, в том числе даже от его старых друзей. Его бывший однокашник Эйнар Лённбум, являвшийся признанным реформатором финского литературного языка, написал, что этой статьей Каламниус нанёс оскорбление не столько священнослужителям, сколько всем жителям Финляндии. Ибо простой народ, несмотря на многовековое христианство, продолжает веровать в окружающих их природных духов. И припомнил ему, что финский язык, тот выучил только на двадцатом году своей жизни.
От этой вакханалии с моими Мумми-Троллями на монетах, резко подскочили продажи книги и сувенирной продукции. Мягкие игрушки производства нашей швейной фабрики исчезли с полок Стокманновских магазинов за несколько дней. Та же участь постигла и тарелки с кружками с изображениями сказочных героев.
Нашлись и предприимчивые люди, которые втихую и без разрешения использовали мои рисунки на своих товарах. Но, по мере их выявления, с ними разбиралась юридическая служба нашей корпорации.
Мне тоже досталось славы, и меня опять завалили письмами. Как с благодарностями и просьбами о продолжении приключений любимых героев, так и негативными. Всякие коммерческие предложения я пересылал Ээро Эркко, а письма с угрозами и оскорблениями отправлял матушке, которая пересылала их в столичный департамент полиции. Надо сказать, что из нашей, Улеаборгской губернии не было ни одного подобного письма. Хотя даже у нас в городе нашёлся предприимчивый мужичок, который успел заработать неплохие деньги на перепродаже новых денег, формируя их как наборы со всеми муммиками.
В один из дней, разбирая завалы из пришедших писем, я наткнулся на конверт с отправным штемпелем московского почтамта, от некоего Александра Щукарева. Но вложение конверт было не от этого господина, а от самого Дмитрия Ивановича Менделеева. По крайней мере, именно такая фамилия с инициалами стояла в конце текста. Я перечитал это послание несколько раз, силясь поверить, что оно написано живым человеком. Ведь я прекрасно помнил дату смерти ученого.
Правда я и не видел некрологов в имперской прессе по поводу его смерти. Насколько я помнил, в той, в моей прошлой истории, Менделеев простыл в январе 1907 года и умер от крупозного воспаления легких уже через пару недель.
В этом же мире он выжил. И как я понял, это произошло из-за того, что некий приват-доцент московского университета Александр Щукарев прочёл мою книгу «Между мирами». И загорелся идеей проверить газ гелий, описанный в моей книге как основной наполнитель для дирижаблей. Для получения гелия он воспользовался опытом шотландского химика Уильяма Рамзая, разложив минерал клевеит.
Видимо, что-то у него получилось, и он об этом написал Менделееву, который в компании с химиками Бироном и Байковым отправился в Москву. В письме же Дмитрий Иванович хвалил меня за побуждение к исследованию гелия, который вся это толпа химиков и нашла в конце концов в образцах бакинского попутного газа и в уральском монаците.
……
— Ну ты и наделал шума своими Мумми-Троллями, — первое что заявил мне Пер Свинхувуд после взаимных приветствий в кабинете у Ээро Эркко.
— Дядя Пека, вы на меня наговариваете. Я не имею никакого отношения к появлению моих героев на монетах княжества. И почему вместо Кнута-музыканта или Сампо-Лопарёнка Захараиуса Топелиуса наш генерал-губернатор выбрал именно Мумми-Троллей — я совершенно не в курсе.
После непродолжительной, но довольной кровавой, гражданской войны Пер Свинхувуд очень сильно изменился. Как внешне — ранения ног привели к постоянной хромоте, так и внутренне. У него очень быстро стало меняться настроение, от благодушного до раздражительного по самым, казалось, незначительным поводам. Вот и сейчас, стоило мне невинно огрызнуться в ответ, как его понесло.
— Не написал бы свою сказку, не было бы сейчас никакого скандала в обществе и в парламенте! — зло ощерившись процедил он сквозь зубы.