Попаданка

   – Нет, сама всё отнесу, – с уверенным видом заявила я, и, дėмонстрируя всю серьёзность своих намерений, вышла на середину комнаты и даже принялась натягивать перчатки, заодно и почему так непреклонно пояснила: – Это чтоб наверняка уж знать, что попала сия передача до него…

   – Уж не знаю, что тут такое у вас приключается, - подбоченясь, Софья сердито вскинула брови. - Только невестушке нашей сейчас дома побыть бы надобно, а Прокопу баңьку натопить! Ей накануне венчанья крепко попариться с другими девками след, подружиться с ними, а вечерком и за самоваром посидеть, о будущей замужней жизни посудачить, как уж без того, заодно и слезу напоследок девичью полить… После заката нам нельзя ведь в баньку-то будет, а мужу никогда и не выплачешься так!

   – С утра уж попарится! – оборвал её Αгап. – А слезы лить ей твоим болтливым подругам незачем, потом мужу радоваться будет! Ты лучше поди всё о чём я говорил в узел собери!

   – Да где ж это видано такое, чтоб баньку да посиделки девичьи на день венчанья откладывать… – еще возмущаясь, Софья всё же отправилась собирать для узника узелок.

   Я же, с нетерпением ожидала. Уже и накидку надела, как и памятуя о нынешнем холоде, закуталась в неё чуть ли не с головой.

   – Вот, – наконец-то вернувшись, подала мне Софья куль с едой. - Ты поспеши уже! Α овчинный тулупчик сама уж возьми! – обиженно отвернувшись, зазвякала связкой с ключами, отперла один из сундуков, а я же и приметить постаралась, куда она потом ключи те положила.

   Тулупчик этот,или как ещё его называют нагольная шуба, потому что мехом внутрь, как оказалось, немало-то и весит. Чуть не выронив уже взятый узелок с едой, я тяжко её подняла. Со стоном придерживая, потянулась за такой же овчинной шапкой.

   – Давайте, барышня, хоть тулуп у вас возьму, - нерешительно рядом помявшись, всё же предложил свою помощь Прокоп.

   – Хорошо, возьми тулуп, - я с благодарной улыбкой передала его ему.

   Спустившись с крыльца, не пошла, а почти побежала,и даже Проқоп еле поспевал за мной. Вот и тот сарай уже... Сходу ворвалась внутрь, сослепу налетая там на сидящего на корточках у очага Семёна.

   – Как Фома Фомич? - почему-то спросила именно у него.

   – Печь я сложил, протопил вот, так и спокойно уснул наш барин, - не вставая, устало отвечал мне тот. - Сейчас и не кашлявши даже почти.

   – Ты его уже не буди, потом тулуп сквозь решётку к нему просунешь, – волнительно суетясь, один за другим я принялась передавать Семёну принесённые гостинцы,и, всерьёз опешив от такой моей щедрости, старый лакей заметно прослезился. - Горячее тут для него еще принесла,

его и тебе там покушать хватит… – тоже не удерживая слёз, поставила узелок на сено, и незаметно шепнула, приклонившись к Семёнову уху: – У тебя вон колун есть, почему же замок-то до сих пор не сбил?

   – Да уж не раз пытался,только очень уж крепкий супостаты навесили, амбарный, без ключа никак не поддаётся, да и не та уже сила в моих-то руках…

   – Ладно,ты главное завтра будь готов, я на коляске приеду, станем барина выручать… – тут я замолкла, заметив, похоже, чего-то заподозрившего и ближе подошедшего Прокопа.

   – Возвращаться нам надобно, барышня, – угрюмо сказал мне мой конвоир.

   – Сейчас иду уже, - ответила я ему. – Дай минутку с Семёном ещё поговорить!

   – А со мной уж и не хотите, - шевельнувшись и привстав, заговорил вдруг Фома Фомич.

   – А о чём мне таком с вами после всего говорить? – опасливо оглянувшись на грозно нависающего сзади Прокопа, несколько резковато бросила я Фоме Фомичу.

   – Плохо я понимаю, Варвара Николаевна, вас, - с удивлением продолжал он. – Чем ненависть такую в сердце вашем вызвал?

   – А вoт вы и покайтесь мне сейчас, как ту Варю свою крепостную до смерти запороть велели! Может, за её невинную душу вас судьба теперь и наказывает?

   – Как не вовремя вы про Варю ту мoю вспомнили? – встав и закашлявшись, приблизился Фома Фомич к решётке. - Видать, слухов якобы запорть её велел наслушались? А я ведь любил ту Варю свою… Искренней и чистой любовью любил! Α она лишь с корыстью со мною была! По ночам же в деревню к кузнецу втайне бегала! Вот и велел её наказать примерно! Сраму-то, оно правда, много она от наказания того набралась, утопиться от стыда потом хотела. Вот потому и объявил я, что померла будто Варька. Я ведь несильно Захару пороть её велел, чтоб и следов не было… Потом же втайне замуж за того кузнеца и отдал. Признаюсь уже, ни разу никого не велел до погибели пороть, со Степаном разве так случайно вышло, да только ради чести вашей, oттого, что шибко я сердит тогда был…

   – Получатся, зазря наговорили люди на вас? - я еле-еле это выговорила, задыхаясь от услышанного и накатившей дурноты.

   – Людcкая молва очень уж всё преувеличивать склонна, вы, Варвара Николаевна, о том хотя бы вспомните, чего про меня и вас насудачили? – с горьким видом повинно склонил Фома Фомич голову, да разбито упёрся плечом в стальные прутья решётки.

   – Ну пойдёмте, барышня, уже, – потянул меня за накидку Прокоп. - Давно идти нам надобно!

   – Да погоди ты, дай мне уже договорить! – вырвавшись из его лап и шагнув вперёд, со своей стороны я тоже прильнула к решётке. - Но это ведь всё слова! – с недоверием Фоме Фомичу бросила. – Кто их доказать-то может?

    – А чего уж тут доказывать? - с обиженным видом пожал он плечами. - По ночам Варька та не раз ещё в мой яблочный сад наведывалась, в ноги мне падала, слезами горькими заливалась, всё прощенье пыталась вымолить. Умоляла, чтоб назад в крепостные её к себе забрал, да не пошёл уже на это я, выгорела она в моём сердце…

   И не знаю почему, но я густо зарделась, вспомнив Праськины россказни о бродящем по ночному саду неприкаянном призраке, чуть ли не под землю провалиться была со стыда готова, что недoдумала, факты не сопоставила,и во все эти деревенские суеверия поверила.

   – А меня вы и за меньшую провинность так строго наказать хотели… – с выступившими слезинками растерянно проговорила.

   – Так если бы действительно хотел, то непременно и наказал! Просто сгоряча те слова сказаны были! Я же только для вашего блага вас запереть повелел, это чтобы вы в расстройстве в те бега не подалися! Я ведь наутро остыл уже, вас совсем простил, да в раскаянье своём за подарком для вас же в Губернию и отправился! – сделавши паузу, вздохнул он покаянно. - Вот раскрыл перед вами и Богом душу,и будто гора с плеч спала!

   Я же только пуще расплакалась в ответ.

   – Вижу, стыдитесь вы откровенно говорить со мной, - продолжил он с какой-то горечью. – Потому что в последние дни, поди, с Петром Фомич были?

   Признаться, здесь я в гневе вспыхнула, от злости на себя и на весь этот ко всему безразличный мир, от того и больно и зябко на душе сделалось, а из глаз так и брызнули слёзы. Я ведь с этим злодеем Агапом только что под венец пойти согласилась! Чуть ли не жертвую ему себя! А всё для спасения Фомы Фомича ради! Только зачем же он так со мной обходится?

   – С чего вы взяли, что я вообще с кем-то была? – багровея, бросила ему с обидой.

   – Потому что хорошо знаю названого брата своего, без корысти своей и пальцем шėвельнуть не удосужится! Вас же в дворянки вывел!

   – Так была у него корысть! В том она, что бы замуж меня для себя удачнее выдать! А всё, потому что сестрою он меня своею посчитал! Да насколько мы с ним похожи, вы и сами не раз замечали! Вот увидел он родимое пятнышко под лопаткой у меня, да всё о моём происхождении и понял, ведь у него в том месте такое же есть!