Страница 9 из 13
СОН БОРЬБЫ
Я лугами иду: ветер свищет в лугах.
Холодно, странничек, холодно!
Некрасов
В великом сне бродя, в покинутых пределах
Я долго шел по буеракам и кустам.
Полесья дикие порой вставали там…
И даже до границ полей осиротелых
Раскидывался ветр везде, по всем местам.
И ветер видел я: он был мой верный вестник.
Непостоянный дождь он нес мне как привет.
Я страстно восклицал, как вдруг его уж нет:
Непонятых богов тот призрачный наместник
Опять умчался в те края, где кончен свет.
Как я любил тоску бродячего Ветрила!
И вот он налетал… я, пав к нему на грудь,
С суровой радостью стремил вперед свой путь.
Рыдающая песнь так вольно говорила
И увлекала век бесчестие тянуть.
И равнодушием, и горем упоенный,
И с ветром сладостным ликуя и скорбя,
Не постоял бы я ни перед чем смущенный,
Но, всей заботою земною возмущенный,
Я разорил бы все, распространив себя.
Я проходил, как град, в безумные селенья.
И там был связан я, а там я сам разил.
А ветр усердствовал, и гнал свои моленья
В такую даль, где пусто все, где нет творенья,
И за крылах своих, ширяясь, уносил.
Но как очнулся я и как я жив, не знаю.
Я волен был и зол. Теперь я тих и слеп.
На светлом берегу былое вспоминаю
И что такое жизнь людей — не понимаю.
Но ветер — властелин единственный судеб.
28 мая 1899
ИЗ ДРУГОГО МИРА
И вот опять звонит тот колокол глухой,
Что слышал столько раз я в воздухе полдневном.
А я лежу, хриплю, поверженный, нагой,
В недуге мерзостно-волшебном.
Что хочешь ты сказать, о колокол живой,
О вещий колокол, набат богослуженья?
Да, бей тревогу, бей над жалкой наготой,
Дошедшей до пределов униженья.
Великий страж судьбы, гремишь ты: с нами Бог!
Как тот нежданный глас, что грянет над веками.
И не поймет мудрец, а голос будет строг,
Но благ перед пустынными песками.
Между 2 и 13 февралем 1899
ПЕРЕГАР
Если нет на свете славы,
Верь, что свет взойдет.
Гул полуночи-державы
Слово соблюдет.
И властительные руки
Распрострет эфир.
И под звуки, бранны звуки
Полетишь на пир.
Кем ты страстно будешь встречен
На ночном пиру,
Тот был знойной славой вечен
В Боге и в миру.
О, гряди ж под темной вьюгой,
Верь глуши дорог —
И пройдешь сквозь тлен недуга
В огневой чертог.
Ноябрь-декабрь 1898
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Александру Билибину
Я слышу — на осях бегут шары,
Светящиеся точки небосвода.
И вот уж член я мерной той игры,
И снова мне дарована свобода.
Над теменем вращаются миры,
Звездятся с легким шипом год от года.
Встают снегов печальные пары…
Я — член живой ночного хоровода.
Все — шум колес, все — твердый бег игры,
А где же грань победного похода?
Неизъясним размер ночной поры.
Я сам кружусь по воле кислорода.
Январь 1899
«Вязи медленно-искусное плетенье…»
…Subtilitas naturae—
о sancta simplicitas!
Вязи медленно-искусное плетенье,
Гибкой мысли завитки —
Вейся ввысь, тянись, волшебное растенье,
Оперяй свои листки!
Пусть в безоблачной, сияющей лазури
Зыбко зубрится твой лист,
В этой призрачной, причудливой фигуре
Непонятен и игрист.
Волокнами и извивами убора
Непреложный дай урок,
Что природа — не проста, а сеть узора,
Сеть излучистых дорог.
14 марта 1899
СВЕРСТНИКИ
В шумящей пустыне,
В твердыне из камня,
На дальней границе обширной пустой стороны
На свет родилися
Мы, нежные дети,
И не были сказки веков с малых лет нам родны —
Заветные сказки
Обителей отчих…
Росли мы в чуланах, на диких дворах.
А чувства кипели,
И жизнь нас манила:
Вдыхали под солнцем мы извести прах.
О бедные дети!..
Никто нас не пестовал —
И сами сумели мы сразу святыни презреть.
Нас в даль увлекло…
Мы со всем рассчитались —
И кто нам поможет в бореньи мирском уцелеть?
8 марта 1899
«Ты всегда слышишь звуки в воздухе…»
Florestano Kallio
Ты всегда слышишь звуки в воздухе?
О, научи меня слышать их!
Если б ты знал, как я жажду звуков,
Как устали мои глаза…
Мир сверкает, мир мелькает.
Луч разбивается на осколки красок.
Дробные блестки все — предо мною…
Ты же внемлешь полному звуку.
Было время, когда я гнался за темным,
За единым, за невидимым,
Пока не открылись мои глаза —
И яркий день меня ослепил.
Я впился в него сладострастным взором
И целые годы не отрывался,
И тщательно я расчленял все видимое,
И в оттенки, в отливы влюблялся.
Порой я вижу только оттенки,
Одни крупицы живого света…
Где ж тогда воздух? Где ширь вселенной?
И где великое сердце слуха?
Но ты — ты любишь лишь за звуки
И свет румяный, и сумрак ночи.
Замолкнет звон — тебя не станет:
Ты жив всегда лишь духом незримым.
Не раз — в тиши, когда дышалось ровно,
Были в воздухе шорохи странные;
Но не было в них широкой свободы:
Они сбивались в стенках ушей.
Ах, распростерлись бы эти шумы
По чистому, смелому небу!
Тогда с тобой мы станем в поле,
Вонмем, вздыхая, тому же пенью.
Ноябрь 1898
«Ты миром удивлен, ты миром зачарован…»
Ф.А. Лютеру
Ты миром удивлен, ты миром зачарован,
Ступаешь по камням суровых городов.
Мечтой ты умилен, любовию взволнован,
И не забыл души младенческих годов.
В своей светлице упоен ты солнца светом,
Но сердцем чающим стремишься в дальний путь.
Часы все дня и лет звучат тебе приветом,
Наперерыв шепча: меня не позабудь!
Вступив с тобою в речь, ту жизнь я обретал,
Которой жаждал я, пред коей трепетал,
Когда не верилось ее бодрящей неге.
Но я к тебе приду, наставник мой родной,
Мечтая увидать всегда, как той весной,
Березы Божьей светлые побеги.
18 октября 1898
Петербург
ВЕЧЕРНЯЯ ДУМКА
Люблю две свечи в горнице:
Не мил златой чертог.
Душе моей — затворнице
Не выйти за порог.
Там где-то блещут светочи
В зеркальных хрусталях.
Сижу в своей я клеточке,
Гадаю о полях.
И бродит дева думная
По ласковым полям,
Как свеченка, бесшумная —
Кропит по всем стеблям.
Кропит росою чистою,
Росою тех криниц,
Что в утро голосистое
Сбирали рой юниц.
О дева рос целительных,
Приди и в мой покой!
Я в дни часов медлительных —
Душа с большой тоской.
Нет сил — и все бессильные…
Но бьется чуткий дух.
Я взоры шлю умильные,
Как думчивый пастух.
И, как в полях, о нежная,
Объятия сомкнем.
То будет нега снежная:
Мы в свежести уснем.
Мы молоды, но древностью
Веков возращены —
Великою плачевностью
Всех былей старины.
Мы — сироты юдольные,
О Лада и сестра!
Мечтая реки вольные,
Нам в сон идти пора.
Так в горнице, за свечками,
Я мыслию бродил.
Под ивняком, над речками,
Тебя я находил.
Придешь ли ты, желанная,
Подательница рос?
Тоскою неустанною,