Целитель

Гиммлер не только не высказал никакого неудовольствия по поводу его срочного отъезда, но даже щедро наделял его знаками своей признательности и уважения:

— Все, что я прошу, — это чтобы вы звонили мне как можно чаще. У вас остается приоритетное право на связь.

Доктор уехал паковать чемоданы в Хартцвальде. Там он получил письмо, которое ему пришлось перечитать еще раз, чтобы поверить своим глазам. В залог своей самой искренней дружбы рейхсфюрер даровал свободу тем трем шведам, которых когда-то приговорили за шпионаж к смертной казни, но благодаря Керстену заменили ее пожизненным заключением.

«Дорогой господин Керстен, это мой маленький подарок на Рождество, — писал Гиммлер. — Возьмите их с собой в самолет».

Двадцать второго декабря Керстен улетел в Стокгольм, увозя с собой «подарок», который мало кому удавалось когда-либо получить.

11

Едва сойдя с самолета и даже не заехав в свою стокгольмскую квартиру, Керстен поехал к Гюнтеру, чтобы отчитаться. Доктор рассказал, что Гиммлер просил сообщить шведскому правительству, что ему разрешается вступить в контакт с гестапо, чтобы собрать всех скандинавских заключенных в один лагерь, далее им предоставляется полная свобода в том, что касается перевозки. Рейхсфюрер уже отдал приказ своим службам оказывать представителям Швеции полное содействие в исполнении их миссии. Эти новости обрадовали Гюнтера.

— Вы сделали невероятно много, — сказал он Керстену. — Я расскажу об этом на ближайшем заседании совета министров, и их реакция на новости, которые вы привезли, можете не сомневаться, будет в высшей степени положительной. Страна не пожалеет ни сил, ни денег, чтобы помочь заключенным концлагерей. Мы с вами увидимся сразу после Нового года.

В северных странах зимние праздники уютны и поэтичны — как волшебство из детства. Керстен наслаждался ими в кругу семьи. Он был счастлив принять у себя дома в эти полные тихой радости вечера своего старого друга Кивимяки и его жену, которым в результате сложных дипломатических маневров удалось все-таки выбраться из Германии.

Но даже в первые часы 1 января 1945 года, когда звенели стаканы и слышался смех, а в празднично разожженных каминах трещали поленья, Керстен чувствовал сильную тревогу. Гитлеровская Германия агонизировала. Наступление в Арденнах оказалось всего лишь минутной вспышкой. Армии союзников вплотную подошли к Рейну и брали мосты, а русская лавина со стороны Польши уже накрывала Румынию, Венгрию, Австрию, Восточную Пруссию. Когда режим корчится в последних конвульсиях, что принесет этот новый год миллионам заключенных? На какие дикие зверства будут способны нацисты, когда придет их последний час? А что будет с ним самим?

Праздники закончились. Гюнтер сказал доктору:

— Шведское правительство решило собрать автобусы, необходимые для перевозки заключенных, и переправить их в Германию.

Керстен сообщил эти новости рейхсфюреру по телефону и без труда получил его согласие. Гиммлер даже сказал ему, что уже назначил место сбора скандинавских заключенных — лагерь в Нойенгамме, недалеко от Гамбурга.

Но и Германии, и Швеции понадобился еще месяц на переговоры и переписку между службами, чтобы перейти к официальным действиям. Только 5 февраля Гюнтер сказал Керстену:

— Графу Бернадоту, вице-президенту Красного Креста, поручено заняться колонной автобусов. Но прежде чем что-либо предпринять, Бернадот должен поехать в Берлин, чтобы согласовать технические детали. Очень важно, чтобы он мог обсудить это с рейхсфюрером лично и чтобы гестаповское начальство приняло его дружелюбно. Сможете ли вы представить Бернадота Гиммлеру?

Керстен попросил барона ван Нагеля присутствовать при разговоре, передал ему вторую телефонную трубку и позвонил рейхсфюреру в его штаб-квартиру. Гиммлера не было на месте, и доктор поговорил с Брандтом. Тот был очень рад слышать, что шведская транспортная колонна уже готовится и что тот план, ради которого он так долго помогал Керстену, наконец будет реализован. Он обещал все передать и использовать все свое влияние, чтобы помочь доктору.

В тот же вечер Брандт позвонил Керстену:

— Гиммлер готов благосклонно принять Бернадота и просит уверить вас в том, что он исполнит все, о чем вы договаривались.

Девятнадцатого февраля Бернадот сел на самолет в Берлин. Согласно протоколу и иерархическим правилам шведский посол в Германии уведомил об этом Кальтенбруннера, а тот — Гиммлера.

Вице-президент Красного Креста провел с рейхсфюрером два часа. Во встрече участвовал и Шелленберг. По окончании этого разговора Гиммлер подтвердил Бернадоту все те обещания, что он дал Керстену.

Скандинавские заключенные будут собраны в один лагерь — в Нойенгамме.

Других заключенных, которых освободили, чтобы доставить Керстену удовольствие, Швеция сможет забрать немедленно.

12

Со времени казни Венцеля Гиммлер оставался верным своему слову. Он даже исполнил одно из данных обещаний, причем в отсутствие Керстена и без малейшего давления с его стороны, и более того — сам доктор об этом не знал.

В течение февраля, когда Керстен был в Стокгольме и занимался переговорами, две тысячи семьсот евреев, содержавшихся до этого в лагере Терезиенштадт, должны были отправить в лагерь смерти, где их ждали газовые камеры и печи крематориев. Несчастных погрузили в два поезда и держали на запасном пути, поезда были готовы к отправлению.

Начальник эшелона сообщил об этом в штаб-квартиру Гиммлера и запросил приказ об отправке поездов. Сообщение получил Брандт и передал его рейхсфюреру.

— Две тысячи семьсот, говорите? — спросил Гиммлер.

Он легонько нахмурил брови. Эта цифра ему что-то напомнила. Вдруг он воскликнул:

— Две тысячи семьсот — это же идеально! Я обещал Керстену освободить две-три тысячи евреев, которых согласны принять швейцарцы. Направьте эти поезда не на восток, а к швейцарской границе. Немедленно предупредите швейцарские власти, гестапо, железную дорогу и пограничников.

Гиммлер покачал головой и радостно добавил:

— Две тысячи семьсот, а? Прямо как специально. Не слишком много, не слишком мало.

Он улыбнулся полуумильно, полусаркастически и добавил:

— Идеально для того, чтобы удовлетворить одну из прихотей нашего доброго доктора.

Через час два поезда, до отказа набитые мужчинами, женщинами и детьми, тронулись в путь. Их трясло так, что люди падали друг на друга, стиснутые, как скотина в узком стойле. В желудках у них было пусто, в горле пересохло от жажды, легкие сжимались от нехватки воздуха, тела, прикрытые лишь лохмотьями, заледенели от холода. Путешествие было пыткой. Но тем не менее они боялись, что оно подойдет к концу. Они знали, что там их ждет смерть, одетая в форму СС. Они были истощены, грязны, больны, им было холодно, а в душах у них царил страх. Когда они пересекли всю Германию, у матерей едва оставались силы даже на то, чтобы жалеть своих детей.

Поезд замедлил ход и остановился. Двери товарных вагонов открылись. Вот и СС, они здесь. Целая компания.

Но почему, вместо того чтобы кидаться на своих жертв, которые, спотыкаясь, выходили из вагонов, и загонять их прикладами в газовые камеры, — почему их приветствуют, почему берут на караул? Что все это значит? Какое-то наваждение, сладкие грезы…

Две тысячи семьсот евреев, мужчин, женщин и детей, две тысячи семьсот ходячих скелетов в отрепьях прошли мимо эсэсовцев, стоящих по стойке «смирно», перешли границу, и там вместо палачей, которых они ожидали увидеть, их встречали медсестры швейцарского Красного Креста — улыбающиеся, плачущие от радости.