Страница 147 из 179
– Чего мне бояться? Я никогда не была вашей женщиной, Трюдо, и никогда не давала оснований считать, что стану ею. Я сама найду ответы для себя.
Трюдо вздохнул:
– Господи, я думал, что с этим покончено, что я больше не буду ее вспоминать. Но ваше лицо при свете луны… Рядом с вами убийца – разве одно это вас не пугает? Сделав свое дело, я сбежал и примкнул к банде «проповедника» на тракте. После этого я творил такое, что у вас затряслись бы поджилки, вздумай я об этом рассказывать. Но я не хочу вас пугать. Вы сглупили, доверившись мне и придя сюда со мной вдвоем, но я знаю, почему вы так поступили. Больше этого не делайте, слышите? Ни со мной, ни с любым другим. Это небезопасно. Ведь я мог бы…
– Трюдо! – раздался откуда-то сзади негромкий голос Доминика. – Ты не возражаешь сменить меня на полчасика раньше? Еще до рассвета я собираюсь взять путь на Натчиточес, а прежде надо еще кое-что уладить.
– Конечно, капитан! – отозвался Трюдо самым обыкновенным голосом и насмешливо добавил: – А я все гадал, когда вы за нами пойдете? Но я охранял вашу женщину так, как вы приказывали.
Мариса обессиленно оперлась спиной о шершавый древесный ствол. Конец разговора между капитаном и Трюдо не долетел до ее ушей; потом, едва прикоснувшись губами к ее руке, как и обещал, Трюдо пропал среди деревьев, предоставив ей запоздало дрожать.
О присутствии Доминика напоминал слабый запах табака, пропитавший его одежду. Судя по всему, он только что натянул свою рубаху из оленьей кожи: на его волосах и на груди поблескивали капельки воды. Она ожидала свирепой отповеди, а вместо этого услышала нарочито спокойные слова:
– Тебе не полагалось знать правды о Трюдо. Он славный малый, но на него иногда странно действует луна. Почему ты ушла с ним из лагеря? И вообще, зачем тебе понадобилось уходить? Когда Полус сказал мне…
– Я не знала! – ответила она срывающимся голосом. – Между прочим, он ведь сознался, что ты приказывал ему за мной приглядывать. Бедняга, как он мучится!
– Черт бы тебя побрал! – Он наконец отбросил давно надоевшую маску равнодушия. – Ты соображаешь, чем это могло кончиться? Трюдо был одним из подручных Маррелла; потом ему опротивело убивать, и он попробовал встать на праведный путь. Последний год-два он смирный, но в полнолуние, как сейчас…
– Он ничего со мной не сделал. Просто рассказывал о своем прошлом и, кажется, ждал, что я испугаюсь. Но мне не было страшно. По-моему, он просто собирался меня предостеречь…
– Зачем ты так вырядилась? – грубо перебил ее Доминик инквизиторским голосом.
Она гордо расправила плечи:
– На случай, если ты запамятовал, напомню: я женщина! Почему же мне не одеться как женщине? Ты мне этого не запрещал. Если бы запретил, я бы не осмелилась ослушаться, господин!
– Вежливое обращение – масса, или maitre,[27] если уж по всем правилам.
Не дав ей опомниться, он уперся в ствол дерева ладонями по обеим сторонам от ее головы. Она оказалась в ловушке. Теперь она ощущала будоражащую близость его горячего тела и видела, как в его глазах отражается, словно в серебряных зеркальцах, лунный диск.
– Пожалуй, неплохо было бы проверить, как ты научилась послушанию. – Не давая ей ответить, он впился в ее губы поцелуем. – Вдруг и меня, как беднягу Трюдо, сделает безумным луна? Да будет тебе известно, я только что искупался и обсыхал у костра, когда Полус явился и сообщил, чем ты занимаешься. Первым моим побуждением было не вмешиваться.
Его руки переместились ей на плечи.
– Почему же ты вмешался?
– Потому что у тебя проклятая привычка попадать в переплет и навлекать на себя беду. Я знаю Трюдо дольше, чем любой другой здесь. Чего ты тут искала в его обществе?
Призвав на помощь всю свою отвагу, она искренне ответила:
– Тебя.
За этим коротким бесстыдным ответом последовала тишина: он преодолевал изумление. Переведя дух, он тихо промолвил:
– В таком случае безумцы мы оба. Или…
– Почему между нами всегда должно стоять это «или»? – Она высвободилась и принялась, не стесняясь лунного света, расстегивать пуговицы на платье. Несмотря на всю ее смелость и решимость, у нее отчаянно дрожали пальцы.
Если он теперь ее отвергнет…
За то мгновение, что длилось его оцепенение, она успела вспомнить и его безразличие, и былое презрение. Но он, придя в себя, стал помогать ей раздеваться, бросив свою рубаху на траву. Потом он надолго прижал ее к себе, нагую и дрожащую, после чего подхватил на руки и, осыпая поцелуями ее горло и грудь, уложил на ложе их любви.
Глава 50
Мариса снова натянула мужскую одежду, чем вызвала хитрую усмешку у Жана Трюдо, трусившего с ней рядом.
Доминик скакал под палящими лучами солнца в Натчиточес. Там находился его сын. Мариса еще не приучилась думать о мальчугане, которого она мельком видела один-единственный раз, как о своем сыне. Она пыталась вообще выбросить Кристиана из головы, особенно когда ее путешествие с доньей Инес в «Конграсиа» так плачевно закончилось. Кристиану лучше было не знать о том, какая кровь течет в жилах у его матери и соответственно у него самого.
Тогда зачем Доминик позаботился, чтобы мальчика вместе с няней доставили в Натчиточес под охраной самого генерала Уилкинсона? «Там, у моих друзей, он будет в безопасности, – нехотя объяснил он. – Если со мной что-то случится, ты будешь знать, где его искать».
Боясь разрушить установившуюся между ними хрупкую близость, Мариса не стала требовать дальнейших пояснений. Сейчас, устало покачиваясь в седле, она не переставала размышлять над происшедшим.
Кто угрожал Кристиану в Нэтчезе? Маррелл? И какая роль отводится загадочному генералу? Уж не приходится ли он Доминику родным отцом? Об этом она тоже опасалась его спрашивать. Не теряя времени на разговоры, они предавались любви, не требуя друг у друга ни заверений, ни обещаний. Прошедшая ночь убедила ее в одном: она желанна ему. Его руки и губы безудержно ласкали ее тело, проявляя порой поразительное терпение…
Прежде чем над ней надругаться, Джонас избил Марису. На другое у него не хватило времени: на борт неслышно вскарабкался Маррелл со своими головорезами, и Джонасу пришел конец. Сначала Маррелл усыплял ее сладкими речами, выдавая себя за спасителя, но вскоре она поняла, что ее перепродадут. Методичное и бесстыдное изучение ее тела в специальной комнате мужчинами, торговавшимися за нее, как за кобылу, оказалось гаже и унизительнее даже насилия, которому походя подверг ее Маррелл несколькими часами раньше – просто для того, чтобы она поняла, чего от нее хотят, как он сам со смехом объяснил…
27
хозяин (фр.).