Страница 6 из 87
― Прости, Хьюз. Ничего личного, ― сказал я его останкам, закрывая за собой входную дверь. Убить его было проще, чем выполнить работу при нем, а у меня были дела.
Я не стала ходить на цыпочках. Прятаться означало бы, что я беспокоюсь о том, чтобы меня не поймали.
А я не беспокоилась.
Пальцы правой руки скользили по дубовым перилам, когда я поднималась по лестнице, которая огибала холл и вела на второй этаж.
Поджигатель знает, где развести огонь. Это инстинкт, таящийся в их крови, как болезнь. Мой муж был поджигателем ― когда был жив.
Чердак или подвал дольше всего скрывают пламя. Хотя чердак, если пожар быстро обнаружить, можно было потушить с незначительным ущербом для остального дома. Подвал же чем-то напоминал забытую включенную конфорку на плите. Если оставить без присмотра, огонь превратит все здание в тлеющие руины. Но я была заинтересована в сокрытии своих действий не больше, чем своей персоны. План заключался в том, чтобы передать сообщение. Я крепче сжала в руке канистру, которую принесла с собой. Когда начинаешь войну, подготовка часто вознаграждается. Когда разжигаешь костер, бензин должен быть под рукой.
Я поливала лестницу пока поднималась. Пары обжигали ноздри, и я жадно вдыхала запах жидкого обещания разрушения. Его спальня находилась на верхнем этаже. Под ней были еще два этажа, а еще ниже ― экстравагантные жилые помещения, наполненные собранными им за всю жизнь вещами: антиквариатом, книгами, предметами искусства. Я прошла мимо прекрасного Ренуара. Когда-то у моего брата был такой изысканный вкус.
А теперь он тоскует по гребаному человеку.
Отвращение наполнило мою кровь, когда я переступила порог его комнаты. Она выглядела так, словно ее разгромили. Треснувшее зеркало было опрокинуто, вокруг валялись осколки стекла. Кровать была уничтожена. Повсюду чувствовался запах его смертной. У меня потемнело в глазах. Если бы она была здесь, я бы осушила ее. Я бы заставила его смотреть на это, заставила бы осознать, в какого жалкого современного вампира он превратился.
Это был ключ к тому, чтобы сломить Джулиана и всю мою семью. Как только они вспомнят свою истинную сущность, они будут умолять присоединиться к нам.
И как только падет одна чистокровная семья, остальные последуют за ней.
Я подошла к прикроватной тумбочке, заваленной письмами и книгами. Некоторые из них были разорваны.
― Что ты искал, младший брат? ― спросила я у пустой комнаты, но тут заметила его.
Сложенное письмо, пожелтевшее и хрупкое, лежало на стопке старых тетрадей. Я подняла его и развернула. Неразборчивые каракули читались с большим трудом, к тому же это была странная смесь французского и латыни. Я фыркнула, увидев адресата, ― единственный звук, раздавшийся в абсолютной тишине пустого дома. Неужели он хранил его из тщеславия или сентиментальности? Тот факт, что спустя сотни лет оно все еще лежало у его кровати, что-то значил.
Я бросила его на кровать, а затем собрала страницы, которые он вырвал из книг. Я скомкала их и добавила в импровизированный костер. Достав единственную спичку, я чиркнула ею по изголовью, и из нее с треском вырвалось пламя. Я позволила себе на мгновение полюбоваться тем, как пламя в отчаянной борьбе за жизнь уничтожает воздух. Затем я бросила его в кучу бумаги ― древняя бумага и мысли, готовые к воспламенению.
― С новосельем, Джулиан, ― сказала я, когда огонь перекинулся на его кровать.
Отсюда огонь быстро распространился повсюду, пока весь дом не оказался в его объятиях. Новая краска не могла спасти старые французские кости. Я не торопилась, когда покидала дом, наслаждаясь нарастающим жаром. Но я не останавливалась, чтобы полюбоваться своей работой, пока не перешагнула через тело Хьюза. Я знала, как уничтожить вампира: поразить в сердце и сжечь тело. Признаться, я действовала несколько отстраненно. Но теперь, когда я знала, где находится его драгоценная смертная, я вычеркну ее из его жизни ― после того как узнаю, какие тайны скрываются в ее крови. Может быть, тогда он наконец откроет глаза. Пока же я оставила горящий дом, все и всех в нем ― как послание брату и нашей непристойно богатой семье.
Но я забрала Ренуара.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Тея
Врачи не могли этого объяснить. Минуту назад моя мать была в коме, а в следующую очнулась. Я вошла после неудачного гадания по ладони и увидела, что она сидит как ни в чем не бывало. Я не знала, смеяться мне или плакать, поэтому повторяла и то, и другое, пока они проводили десятки тестов.
― Не могу поверить, что меня здесь не было, ― пробормотала я, обнимая ее на кровати.
Мама улыбнулась, несмотря на то что была похожа на подушечку для булавок в образе человека.
― Теперь ты здесь. Это все, что имеет значение. ― Она сделала паузу и глубоко вздохнула. ― Полагаю, тебе все же придется уйти.
От ее слов у меня защемило сердце, и я заставила себя покачать головой.
― Нет. Здесь мое место, и здесь я останусь.
― Значит, ничего не вышло? ― спросила она. ― Таинственная работа, на которую ты устроилась?
Я избегала этого разговора с тех пор, как она очнулась, но понимала, что не смогу долго откладывать его. Мы почти не разговаривали, пока меня не было. Она была в ярости от моего решения взять академический отпуск. В основном потому, что я была так близка к окончанию учебы. В то время я делала все возможное, чтобы она не узнала, почему я бросаю все и уезжаю в Париж. Мы всегда были близки, но она все еще была моей мамой. Что я должна была ей сказать? Что я влюбилась в вампира?
― Думаю, я просто хотела сделать что-то безрассудное, ― призналась я ей, повесив голову. ― Это было глупо.
― Может быть, ― мягко сказала она, ― но, дорогая девочка, ты никогда не делала ничего безрассудного. Возможно, пришло время.
Я подняла на нее глаза. Это был не тот ответ, которого я ожидала.
― Подожди. Теперь ты смирилась с этим?
― Осознание своей смертности заставляет взглянуть на вещи в перспективе. ― Она притянула меня ближе к себе, обняв свободной рукой. Другая была прикреплена к слишком большому количеству проводов и трубок, чтобы ей можно было двигать. ― Я не хочу, чтобы ты всю жизнь провела, обслуживая столики и пытаясь выжить. Я рада, что ты попробовала. Она посмотрела на меня. ― А ты?
У меня в горле образовался комок. Весь последний месяц я корила себя за решение уехать. Это было легче, чем принять правду.
Джулиан причинил мне боль. Он разбил мне сердце. Я бросила все, чтобы последовать за ним в какое-то безумное кругосветное путешествие, которое закончилось, так и не начавшись. Я должна ненавидеть его. Я должна чувствовать себя идиоткой. Отчасти так и было. Но если бы кто-то предложил мне ключи от машины времени прямо сейчас, я бы не изменила ни одной минуты.
Воспоминания вызывали мурашки, когда я просто думала о нем. Иногда я готова была поклясться, что до сих пор чувствую его руку, прижатую к моей. Я сжимала ладонь в кулак, проводила кончиками пальцев по обнаженной коже, и вспоминала нежную боль, которая охватила меня в тот момент, когда он взял мою руку. В ту ночь он оставил мне девственность, а вместо нее похитил мое сердце.
― Понятно, ― тихо сказала мама, когда я промолчала. ― Значит, эта работа была…
― Сложной. ― Мой голос надломился на этом слове, выдавая мою боль. ― Она была очень сложной.