Страница 74 из 78
— Стой! — воскликнула сестра. — Я поняла, где хочу фотографию! Здесь! И чтобы всю еду видно было!
— А меня — возле иномарок на улице! — не прожевав, воскликнул Борис.
Пришлось еще задержаться. Дед и Борис посторонились, а Наташка на фоне фастфудной роскоши замерла, потягивая коктейль из трубочки. Щелк! Вж-ж-ж! Сестра метнулась к фотографии, ревниво ее рассмотрела и надулась.
— Господи, какие пухлые щеки! Розовые, как у матрешки. У меня же нет таких, да?
— Да успокойся ты, они у тебя впалые, — успокоил ее я. — «Полароид» сильно искажает. Зато смотри, как хорошо еда получилась.
А потом начался гастрономический разврат. Поначалу дети ели робко, потом отошли от стресса и предались удовольствию, которое растянули на час минимум и все не хотели уходить, пока над столиком требовательно не нависли два негра.
Как я и думал, Борис всю тару, включая бумажные пакеты, сложил в рюкзак под удивленными взглядами афророссиян. Наташка устыдилась и убежала к выходу.
— Ничего, — ворчал Борис, застегивая молнию, — еще попросит свой стакан, знаю я ее!
Я скосил глаза на притихших мордоворотов, которые качали права: они разливали по рюмкам водку, спрятанную в бумажный пакет. Нашли-таки компромисс с сотрудниками!
Возле Макдака Борис, возя ножкой по асфальту, попросил сфотографировать его одного возле припаркованного белого «Линкольна», так он истратил право на личную фотографию.
Я же попросил сфотографировать меня на Манежной площади на фоне гостиницы Москва, потому что еще два года, и тут начнется масштабная стройка, и все изменится. В начале двухтысячных гостиницу снесут, а на ее месте построят похожую.
Гуляли мы, пока нас носили ноги, и домой заявились в половине двенадцатого, набитые впечатлениями, как электричка — пассажирами в час пик.
Завтра нам предстоял не менее, а может, даже более насыщенный день: поездка на Черкизон и ВДНХ. А перед отъездом, послезавтра, дед обещал нам Третьяковку.