Вперeд впрошлоe2

— Рано плакать. Рак лечится, а у нее ранняя стадия, иначе не может быть.

Я придвинул Борю к Наташе, они обнялись, и я освободился, еще раз постучал в спальню.

— Мама, с тобой все хорошо?

Никто не ответил. Шевельнулась тревога, что мать могла с собой что-то сделать, я затарабанил кулаком.

— Открой, а то я выбью дверь! Не хватало нам еще и двери выбитой, правда? Хоть отзовись, мы ведь волнуемся! У Бори истерика! Мама, да будь же человеком! — попытался я воззвать к ее материнскому инстинкту.

Получилось. Щелкнул замок. Я приоткрыл дверь. Мама сразу же отвернулась, шагнула к кровати, легла, притянула ноги к животу и уставилась в стену.

— Все в порядке. В относительном порядке, — сказал я детям и заперся изнутри, сел на кровать.

Что… что мне, черт побери, сделать, чтобы повернуть все вспять? Если бы знать! Я погладил мамину руку.

— Мам, ну ты же медик. Ты же знаешь, что на начальной стадии все поправимо, а она начальная, так ведь? И если…

— Без денег сейчас ничего не поправимо, — прошелестела она совершенно мертвым голосом. — А я вижу, что творится! Химиотерапия стоит огромных денег. Даже если продадим квартиру, нам не хватит! За операцию тоже дай, иначе зарежут. Где я возьму? Ни копейки нет!

— Значит, начальная стадия, я прав? — Она ничего не ответила, и я продолжил: — Денег я достану, клянусь.

Она рывком села в кровати, глянула с ужасом.

— Не смей!

— Я не буду воровать. Заработаю. В Москву поеду торговать. Ты бабушке сказала?

Мама помотала головой и закусила губу. Ясно, расстраивать не хочет, и мне предстоит стать горевестником, заглянуть в глаза матери, которая узнает, что ее ребенок тяжело болен. Вот только как — по телефону, или поехать к ней? Пожалуй, поеду. Захвачу Каюка — и вперед, потому что оттягивать нельзя.

Где лостать денег? У отца Илюхи занять и прокрутить. Заодно в Москве купить лекарства, которых наверняка нет здесь.

И еще — как сразу это не пришло в голову? — можно заявиться к отцу и потребовать назад наши тридцать пять тысяч, которые он вынес. И ничего не возвращать.

— Как ты заработаешь? Павлик! — не поверила мама.

— Сказал, значит, так и будет. Итак, что нужно? Напиши список лекарств и сумму, необходимую на начальном этапе. У тебя же есть схема лечения?

Мама кивнула, зябко повела плечами. Я спросил:

— Оперировать ведь будут, так? Но сначала — химия, облучение, что еще?

Я взял блокнот и карандаш с прикроватной тумбы, протянул ей.

— Пиши полный расклад и сумму. Подготовку будешь проходить здесь, на операцию поедешь в областной центр, а лучше в Москву. Все будет хорошо, мы справимся.

Моя уверенность удивительным образом передалась ей, она принялась писать. Прервалась ненадолго и жалобно спросила:

— Маме скажешь? Пожалуйста. Я не могу.

Ну вот и здрасьте, так я и знал.

— Скажу.

— Спасибо. — Она вернула листок, исписанный слишком разборчивым для медика почерком. — Есть препарат, вот. — Ее палец уперся в название: CRC 680578. — Наша разработка. Но у нас в городе его не достать, я узнавала. Можно найти разве что в Москве, и хорошо если в аптеке, а не в исследовательском онкологическом центре. Стоить должен недорого, максимум две-три тысячи. Ну, может, пять.

— А где находится этот центр? — уточнил я.

Мама виновато развела руками. Приплыли. А ведь интернета нет, это надо идти в библиотеку и искать информацию… Впрочем, нет.

— Значит, узнай адрес центра онкологии, тебе это будет проще.

Я прочел список. Понадобится сорок три тысячи. Сорок три долбанных доллара — неподъемная сумма по нынешним временам.

— Это курс на десять дней, плюс восстановление, потому что некоторые препараты очень токсичны, — объяснила она. — Потом понадобится повторный. Есть более дешевые аналоги того, что я написала, но толку от них мало.

Даже если папаша отдаст наши деньги, не хватит. Потом еще сорок, и еще сколько-то на операцию. А чтобы она прошла успешно, надо ехать в Москву, давать на лапу, еще давать на лапу — заведующему, хирургу, медсестрам. Черт его знает, как это делается! А то будет: «Здравствуйте, бесплатный доктор!» «Здравствуй, неизлечимый больной». То есть выльется лечение хорошо если в штуку баксов. И до конца июля, когда начнется реформа и я смогу сделать деньги из воздуха, тянуть нельзя.

— Справимся, мама. Не переживай.

Какой там — справимся! Меня будто подвели к пропасти, и я замер на краю на носках. Должны. Точнее я — должен. Потому что если не я, то кто?

Я подытожил:

— Значит, так: лечение ты начинаешь здесь. Выясняешь, что нужно, чтобы попасть на операцию в Москву. Какие нужно сделать шаги. Остальное — моя забота. Все будет хорошо. Веришь?

Я подошел к сидящей на кровати маме и обнял ее. Она будто этого ждала, стиснула меня, прижала к себе и ткнулась лицом мне в грудь. Рука скользнула по ее волосам.

— Просто предоставь это мне, — повторил я, гладя ее по голове. — А теперь давай ты немного успокоишься и поговоришь с… — хотелось сказать «с детьми», но я прикусил язык, это звучало бы странно из уст ребенка, — с Борей и Наташей, скажешь им, что болезнь опасная, коварная, но мы справимся. Так ведь?

Она кивнула, подняла лицо. Мама если и плакала, то очень давно, и следов не осталось, а теперь в океане ужаса, плещущегося в ее глазах, появился парус надежды. Не строгая родительница сейчас меня обнимала — маленькая напуганная девочка, которая никогда ничего не решала сама.

— Готова? Они плачут, их нужно успокоить. Давай я скажу, если тебе трудно, а ты подтверди и улыбнись, ладно? — Она снова кивнула. — Вот и хорошо.

Я протянул руку, мама встала, опираясь на нее, открыла дверь. Наташка и Боря сидели на моей кровати, обнявшись и нахохлившись, как два озябших воробья. Повернули к нам лица. Я сказал:

— В общем, ничего страшного. Рак на начальной стадии хорошо лечится, так что мы победим.

— Это правда, — прошептала мама. — Хорошо, что рано обнаружили. Меня вылечат.

— Ура! — воскликнул Борис и запрыгал по комнате.

Наташка размазала слезы по лицу, шмыгнула носом.

— Ну зачем так пугать!

Вскочила и бросилась обниматься, сказала осипшим голосом:

— Мы тут купили всякого. Хлеб, там, сахар. И колбасы. Хочешь колбасы? И ставрида есть. Нажарить?

Не дожидаясь ответа, она побежала на кухню, загремела посудой. Мама посмотрела на меня удивленно и прошептала:

— Какие же вы у меня… чудесные!

— Мы очень… тебя… любим, — хрипнул Борис и полез к маме обниматься.

В кухне заскворчало масло на сковородке, потянуло жареной рыбой, и я понял, как же голоден!

— Надо на дачу сходить, — задумчиво произнесла мама. — Черешню собрать, картошки накопать — к рыбке хорошо будет.

— Завтра опять пойдем на промысел, — сказал я. — Засолим ставридки, вот это и правда будет супер — к молодой картошке, да с укропом и маслом — м-м-м!

Живот предательски заурчал. Будто услышав его, Наташка крикнула из кухни:

— Еще минут пять-семь, и первая партия рыбы готова!

— Показать, что я нарисовал? — Боря заговорщицки улыбнулся, рванул к столу и показал лист, где была изображена молоденькая смеющаяся мама.

Он перерисовывал с фотографии карандашом, потом оттенил тушью.

— Как похоже! — удивилась мама и посмотрела на своего сына так, словно видела впервые. — Очень… здорово!

— Это по учебнику, который Пашка подарил! — похвастался он, хотел еще что-то сказать, но тут в дверь постучали.

Открывать пошла мама, как и подобает хозяйке. Глянула в глазок.