Вперeд впрошлоe

Вырубился я мгновенно и долго не мог продрать глаза, когда бабушка пыталась меня растолкать. Вот же блин, два дня растянулись в целую вечность!

Приняв душ, позавтракав и надев новый жилет, я поехал в школу. Полчаса пытки одним набитым автобусом, полчаса ожидания, и снова пытка автобусом. И ведь когда-то это казалось нам нормальным! И давка, и вонь, и то, что транспорт может тупо не приехать или опоздать на десять минут. Вот уж во истину к хорошему привыкаешь быстро, и оно воспринимается как должное!

В прошлой жизни, когда лень было садиться за руль, я ездил только на такси, а тут… Чей-то локоть протыкает поясницу. Дипломат студента давит на бедро. Зажали так, что не вздохнуть, и я заваливаюсь на старуху, которая меня все время отпихивает, толкая в живот и бормоча проклятья. В общем, грешники в аду.

Впереди кто-то кому-то отдавил ногу — бабки раскудахтались, на кого-то ополчились.

Зато какой кайф вывалиться на волю! Я расправил перекошенную одежду, проверил, цела ли сумка, где за обложкой дневника лежали честно заработанные пять долларов.

Перекинув сумку через плечо, побежал в класс, поглядывая по сторонам. Младшая школа ушла на каникулы, и народу было поменьше, чем во время учебного года, но все равно текли в школу ученики, пусть и не таким мощным потоком, и по нарядной одежде и цветам можно было сказать, у кого сегодня экзамен.

Наших видно не было, а Илья приходил в школу с другого конца поселка. Он, наверное, изнемог в ожидании новостей!

В коридоре я нос к носу столкнулся с Ликой Лялиной, она окаменела ну точно, как мать, я сказал:

— Привет, сестренка, как дела?

Сглотнув, она попятилась в коридор, но я в два шага настиг ее и схватил за руку.

— Не бойся, я хороший. Скажи, отец к вам не переехал еще?

Она помотала головой. Я продолжил:

— Очень хочу, чтобы он к вам переехал. Правда. Поможешь мне с этим?

— Отвали, — только и сказала она, вырывая руку.

— Зря! — бросил я ей в спину и не заметил, как вошел Илья.

— Пашка! — воскликнул друг. — Ты же сказал, что не приедешь! — Он воровато заозирался, отвел меня в сторону и зашептал: — Тут вся школа на ушах, что ты из дома сбежал. Отец твой ко мне приходил, искал тебя. Топтуна во дворе оставил, прикинь! Думал, я тебя прикрываю! Ну а что было-то? Говорят, драка.

Я положил руку ему на плечо и прошептал в ухо:

— Он стал избивать Наташку, я вытащил из шкафа обрез и пригрозил ему. Потом мы с Наташкой уехали… в безопасное место.

— С обрезом? — О, как восторженно звучал его голос!

Я кивнул.

— С обрезом. А что говорят люди?

— Так все и говорят, что он чуть не убил свою дочь. Сильно ей досталось?

— Сильно. Все лицо расквасил, потому она в школу ходить пока не будет. А нам вещи нужны, удочки. Надо, чтобы кто-то это вынес, а это может сделать Борис.

— То есть жить вам есть где? За это не волноваться? А то в нашем доме есть огромный шикарный подвал! У моего отца ключи от него. Там прям как у ниндзя-черепах убежище. Прям кавабанга полная! Унитаз если поставить, жить можно.

— Ух ты! Так там можно организовать штаб, — дошло до меня. — Тренироваться, собираться.

— Я ж о чем! — Обычно спокойный Илья аж пританцовывал. Поостыв, сказал с сомнением: — А Борька поможет? Он же у тебя жутко трусливый.

А ведь и правда — поможет ли Борька? Можно, конечно, и самому подгадать, когда дома никого не будет, и все вынести, ключ-то у меня есть. Но хотелось сделать это уже сегодня и спросить, как там мама. Всю жизнь я воспринимал ее как функцию. А ведь она и правда может из-за нас убиваться.

— Ты извини, что я не открываю, где поселился…

— Да понимаю я! Это чтобы я тебя не сдал, если меня начнут пытать! Короче, идем твоего шкета вербовать, я знаю, где шестиклассники тусуются. — Он осмотрел меня и показал «класс». — Зачетный прикид! Где достал?

— Достал, — улыбнулся я, и друг не стал спрашивать.

Мы по лестнице рванули на второй этаж, повернули в левое крыло, добежали до кабинета русского, растолкав нарядных девятиклассников, готовящихся к экзамену под дверью математического кабинета. Я остался возле учительской, Илья юркнул к шестиклашкам, а вышел вместе с Борисом, бледным и напуганным. Увидев меня, он скукожился, взгляд его заметался.

Вот что у него на уме? Неужели ему промыли мозги, и он уверовал, что я плохой?

— Борь, отойдем?

Он кивнул, воровато оглядевшись. Кабинеты были только с одной стороны коридора, и мы подошли к огромному окну, в которое билась жирная черная муха. Я сразу спросил, чтобы расставить точки над «i»:

— Что ты об этом думаешь? Правду говори, я не обижусь. Мне важно твое мнение.

— Маму жалко, — вздохнул Боря. — Она плачет на кухне, когда никто не видит.

— А отец? Что он говорит?

— Молчит. Злющий. Рыщет туда-сюда, сопит. Страшно глянуть. Вчера ночью на маму так орал, так орал.

— За что? — спросил я.

— Кто его поймет.

— Ты сильно расстроишься, если он уйдет? — задал я самый важный вопрос.

Боря вскинул голову.

— Нет. Спокойно станет.

— Ты в художку пойдешь и не станешь ментом. Ну вот оно тебе надо — быть ментом? Натка — на танцы. Я гитару наконец куплю.

Он задумался, посмотрел на меня с интересом и изрек:

— Крутой у тебя прикид. Ты где вообще живешь? Не в лесу хоть?

— Нет. Я не скажу где. Мне нужно вещи забрать мои и Наткины. Поможешь?

Брат втянул голову в плечи и спросил жалобно:

— Так вы не вернетесь, что ли? Никогда⁈ — Он пустил петуха и потер шею.

— Пока там отец, не вернемся. Так поможешь?

— Они меня тогда убьют, — сказал он обреченно и добавил жалобно: — А можно с вами?

Я накинул ему на плечи олимпийку.

— Это тебе.

Он просиял, расправил подарок и сразу же надел.

— От кого?

Говорить, не говорить? Все равно скоро выяснится, что мы у бабушки.

— Поклянись, что не расскажешь родителям, — с нажимом сказал я.

Он задумался, кусая губу. Вероятно, его обрабатывали, и сейчас он делал выбор. Давай, братишка, учись брать ответственность, а то, как в прошлой жизни, будешь по жизни болтаться, как дерьмо в проруби! Дерзай, маменькин пирожочек! Но Борис выбор не сделал, не успел: из класса высунулась остроморденькая девочка и позвала его:

— Мартышкин, ты чего это? Быстро на место!

— Изыди, макака-резус! — шикнул я на нее, а брату сказал: — В общем, подумай до конца занятий, время есть. Мы тут же, в кабинете географии.

Он рванул в класс, словно за ним Крюгер гнался, а мы направились в свое крыло.

— Так а Руся что? — перешел Илья к самому интересному.

— Я его подкараулил на пустыре, избил и припугнул обрезом. Убедительно так припугнул.

— А он?

— Намочил штаны. В прямом смысле слова. Думаю, будет обходить нас десятой дорогой.

— Жаль, я не видел, — вздохнул он, и мы вошли в класс, где все уже расселись по местам.

Скорее всего, Руся скрыл свой позор, потому что мое появление ажиотажа не вызвало, только Желткова заерзала на стуле, приосанилась. Если влюбленность еще и за собой ее следить научит, вообще песня будет, значит, не зря я небо копчу.

Вера Ивановна с укором посмотрела на нас, мы извинились и юркнули за свою парту, вторую у стены. Учительница подошла к доске, написала темы занятий, напомнила, какие нам надлежит повторить правила, и я заскучал. Открыл учебник — блин, ровно на том месте, где нарисовал ядерный гриб, повел плечами, вспоминая свою смерть, и уставился за окно, где мелькали стрижи, шевелили листьями тополя, и точка самолета перечеркивала небесную синь белой линией, точно ошибку.